Последний меч Силы - Геммел Дэвид. Страница 55

Если бы она могла вернуть и изменить одно-единственное в своей жизни, это была бы та ночь в Пинрэ, когда юный Утер пришел к ней и они познали друг друга под двумя лунами. Ее чувства опьянили ее, никогда еще ее тело не было исполнено такой жизни, и, когда кровь в ней бушевала, а плоть трепетала в экстазе, она прошептала имя Кулейна. Шепот этот пронзил сердце Утера ледяной стрелой и навсегда остался в нем. А ведь – хотя тогда она этого не поняла – не мысль о Кулейне вознесла ее на недосягаемую высоту, но любовь Утера.

И она уничтожила эту любовь. Нет, подумала она, не уничтожила, а изменила… изуродовала кислотой ревности.

Кулейн однажды пустил в ее сердце такую же стрелу, когда они спали в хижине вблизи дворца королевы в Камулодунуме. Он пошевелился во сне, и она его поцеловала.

«Ты здесь, любовь моя?» – прошептал он сонно.

«Я здесь», – ответила она.

«Будь всегда со мной, Горойен».

Какая это была боль! Как ей хотелось в ту минуту ударить его, разодрать ногтями красивое лицо. И разве не этот миг заставил ее позднее в Рэции оттолкнуть его, прогнать от себя? Разве не этот шепот, стрелой засевший у нее в сердце, сделал ее такой жестокой на Торе?

Утер пошевелился. Вновь он прошептал два своих слова. И опять. И опять.

– Что ты хочешь сказать мне? – спросила она, но его глаза смотрели в никуда, и она знала, что он ее не слышит. Позади нее прозвучали шаги, и на лицо короля упала тень Галеада.

– Кормак уснул, – сказал Галеад. – Могу я посидеть с тобой?

– Да. Лекки хорошо себя чувствует?

– Да, госпожа. Полдня она провела с двумя твоими женщинами, рисуя на плоском камне непостижимые существа, изведя на них уж не знаю сколько древесного угля. Теперь она спит рядом с Кормаком.

Королю лучше?

– Он все время повторяет «не знаю». Что это, чего он не знает?

– Его пытали, чтобы найти Меч, и, думаю, он не знает, где он спрятан. Не то бы он сказал им.

– Но он должен знать, – сказала она. – Ведь спрятал его он.

– Я видел во сне его последний бой. Он подбросил Меч высоко в воздух и выкрикнул имя.

– Чье имя?

– Твое, госпожа.

– Мое? Так где же Меч?

– Я много над этим размышлял, – сказал он, – и мне кажется, я, возможно, знаю ответ. Послать Меч тебе Утер не мог, он ведь думал, что ты умерла. Когда Пендаррик явился мне, он говорил со мной, как мне казалось, загадками, но на самом деле слова его достаточно ясны.

Он говорил о добре и зле, и я думал, что он подразумевал Вотана. Он сказал, что я должен распознать подлинного врага, и тогда я пойму, как сражаться с ним.

– И кто же подлинный враг?

– Ненависть – вот враг. Когда я смотрел, как готы сжигают сакскую деревню, я возненавидел их. И казалось такой безделицей найти Лекки и взять ее с собой.

Но поэтому я смог привезти ее сюда, и она познакомилась с тобой, и, как ты сказала мне вчера вечером, это позволило тебе преодолеть горечь. И теперь, как и должно, ты здесь с тем, кого любишь. И это ключ.

– Теперь и ты говоришь загадками Пендаррика.

– Нет, госпожа. Утер не послал Меч мертвой Лейте. Он послал его своей любви, думая, что Меч никуда не пропадет и никакой враг его не отыщет.

– Что ты такое говоришь?

– Меч ждет, госпожа. Я не мог бы прийти к Моргане, владычице Острова, но только к женщине, которой принадлежит любовь короля.

Королева глубоко вздохнула и подняла руку, раскрыв пальцы. Их окружило пылающее сияние, словно по зале прокатилось эхо огня. Галеад заслонил глаза, потому что яркость становилась ослепительной, выливалась из окон и двери, рвалась вверх сквозь дыру в кровле – прямой столп золотого света, пронизывающий облака.

У себя в хижине Прасамаккус увидел сияние за дверью, услышал крики сестер, столпившихся перед круглым домом. Спотыкаясь, он выбрался наружу и увидел, что из дома вздымаются столпы огня. Страшась за жизнь короля, он захромал туда, заслоняя локтем глаза. Его нагнали Гвалчмай и Кормак.

На дамбе в благоговейном молчании стояли ветераны Девятого, глядя, как ширится свет, затопляя золотом Хрустальный Остров.

В пятидесяти милях оттуда в Виндокладии готы тоже увидели это чудо, и сам Вотан, выйдя из шатра, стоял на безлюдном склоне холма и смотрел на пылающий свет, опаляющий небо.

А в круглой зале ослепленная блеском Лейта подняла руку и почувствовала, как ее пальцы сжали рукоять великого Меча. Медленно она опустила руку с ним, и свет померк. В дверях Прасамаккус и Гвалчмай упали на колени.

– Он послал его своей любви, – прошептала Лейта, и слезы хлынули у нее из глаз, когда она положила Меч рядом с королем и сомкнула его пальцы на рукояти. – Меч у меня, – сказала она, – а теперь я должна найти его. Посиди со мной, Галеад.

Голова ее поникла, глаза закрылись, и ее дух унесся в край снов с могучими деревьями и гордыми горами. На берегу озера сидел юноша с белокурыми волосами и кротким лицом.

– Туро, – сказала она. Мальчик поднял голову и улыбнулся.

– Я так надеялся, что ты придешь, – сказал он. – Тут такая красота! Я никогда отсюда не уйду.

Она села рядом с ним и взяла его за руку.

– Я люблю тебя, – сказала она. – И всегда любила.

– Сюда никто не может прийти. Я не пущу их.

– А в чем твои надежды? – спросила она у него.

– Я не хочу быть королем. Я просто хочу быть один – с тобой.

– Искупаемся? – спросила она.

– Да, мне этого хочется, – сказал он, вставая и снимая тунику. Когда он совсем нагой вбежал в воду и нырнул, она встала и сбросила свое простенькое платье.

Ее тело было юным, и она уставилась на свое отражение в воде. Ни морщины, ни годы страданий и горечи еще не наложили печати на ее девственную красоту.

Вода была прохладной, и она поплыла туда, где Туро лежал на спине, глядя в немыслимо синее небо.

– Ты останешься здесь со мной навсегда? – спросил он, вставая на ноги в мелкой воде.

– Если ты захочешь.

– Я хочу. Больше всего на свете.

– Тогда я останусь.

Они пошли к берегу, разбрызгивая воду, и сели на траву под горячими лучами солнца. Он протянул руку, чтобы погладить кожу ее плеча, а она придвинулась ближе, и рука скользнула по изгибу груди. Его лицо залила краска. А она придвинулась еще ближе, обвила рукой его шею, притягивая к себе его голову. Приподняв лицо, она поцеловала его ласково, нежно. Теперь его руки свободно гладили ее тело. Он опрокинул ее на траву, ее ноги легли на его бедра, и они слились воедино.

Лейту уносил ритм наслаждения, она чувствовала, как этот ритм убыстряется, становится все более властным.

– Туро! Туро! Туро! – простонала она и поцеловала его губы, а потом щеку, ощутив жесткие волосы бороды. Ее ладони гладили широкую спину мужчины над ней, ласкали узлы мышц и бесчисленные шрамы.

– Утер!

– Я здесь, госпожа моя, – сказал он, нежно ее целуя, и вытянулся рядом с ней. – Ты нашла меня.

– Прости меня! – сказала она.

– Мне стыдно перед тобой, – сказал он ей. – Ты видела от меня только пренебрежение, я толкнул тебя к Кулейну. И я винюсь во всех твоих страданиях.

– Но ты меня прощаешь? – спросила она.

– Да. Ты моя жена, и я люблю тебя теперь, как любил всегда.

– И ты хочешь остаться здесь?

Он грустно улыбнулся.

– А что происходит там?

– Войско Вотана приближается к Сорвиодунуму, а Меч спустился ко мне.

– К тебе? – с удивлением переспросил он. – Так это не сон? Ты жива?

– Я жива и жду тебя.

– Расскажи мне все.

Просто и без приукрашиваний она рассказала ему, как Кулейн спас его тело и как сын Утера прошел через Ад, чтобы спасти его душу. Она рассказала о жестоких победах, одержанных готами, и, наконец, о ветеранах Девятого легиона.

– Так значит, там у меня нет войска?

– Да.

– Но у меня есть Меч – и моя жена, и мой сын.

– Да, мой господин.

– Этого более чем достаточно. Отведи меня домой.

18

Прасамаккус, Гвалчмай, Кормак и Галеад ждали у подножия Тора – король поднялся туда вскоре после пробуждения и исчез из виду. Лейта велела им ждать его пробуждения, и вот уже два часа они сидели под ярким солнцем, ели хлеб и запивали его вином. К ним присоединился Северин Альбин, но сел немного в стороне, глядя на юго-восток.