Философия неравенства - Бердяев Николай Александрович. Страница 18

Вы, интернационалисты всех оттенков, совершили самую отвратительную подмену: вы подменили бытие всечеловечества, единого конкретного человечества небытием, которому дали наименование интернационала. Вы безнадежно смешали вселенскость и интернационализм. И вы многих соблазнили, вы привлекли к себе сердца обличием добра. Смешение, подмена и обман начались раньше, до нарождения интернационала социалистического, в гуманистическом пацифизме, в либеральном космополитизме, в масонстве. Там уже конкретное всечеловечество подменено было абстрактным общечеловечеством. В положительное, конкретное всеединство человечества входят все ступени бытия человека, вся полнота, в нём ничто не отменяется и не уничтожается, всё достигает наибольшей силы и выражения. Но конкретного всеединства вы не знаете. Оно дано прежде всего во Вселенской Церкви, в нём единство человечества мыслится религиозно. Вам совершенно чужда та идея, что человечество есть конкретная реальность, как бы некая личность в космической иерархии. В вашем отрицательном абстрактном единстве человечества все иерархические ступени бытия человечества упраздняются, от них происходит отвлечение. В конкретном всеединстве не может быть противоположения между нацией и человечеством: во всеедином человечестве утверждаются все нации, в нём они достигают силы и цветения. В абстрактном единстве человечества бытие наций отменяется – человечества нет в нациях и через нации, и нации нет в человечестве и через человечество. Человечество есть отвлечение от всех ступеней конкретного индивидуального бытия. Во вселенскости нация и человечество – нераздельные и предполагающие друг друга члены единой космической иерархии. В интернационализме нация и человечество взаимно исключают друг друга и, в конце концов, нет ни нации, ни человечества, ибо нет никакой конкретной реальности, никакой конкретной индивидуальности, есть лишь отвлечение. Нет конкретного человека, а лишь абстрактный человек или класс, нет конкретного человечества, а лишь абстрактное человечество, отвлечение от всего органического, живого, индивидуального. Интернационализм противоположен не только национализму, но и вселенскости, и положительному всеединству; в нём действует дух небытия, истребляющий реальности во имя призраков.

Я не знаю ничего более отталкивающего и ложного, как попытки некоторых из вас дать интернационализму христианское обоснование и оправдание. Иные наивные и слабые христиане соблазняются этим. Но христианство может быть лишь враждебно интернационализму, оно враждебно духу небытия, духу, истребляющему конкретные реальности во имя абстракций. Христианство утверждает конкретное положительное всеединство, в которое входят все богатства бытия. Но оно не может и иметь ничего общего с тем абстрактным монизмом, в котором исчезает Бог и мир, тонет человек, нация и человечество. Для христианства прежде всего существует душа каждого человека, душа народа, душа человечества. Но оно не знает того, что не имеет души. А имеет ли душу ваш интернационал, ваше интернациональное человечество? Абстракция не может иметь души. Да и ваш интернационализм утверждает не единое человечество, а единый пролетариат. Вы создаете величайшую рознь в человечестве, какую только знает история мира. Вы отрицаете образ и подобие Божие в человеке и утверждаете в нём образ и подобие экономического положения. Для вас не существует человека и человечества, для вас существуют лишь экономические категории, лишь то, что материально есть у человека или чего у него материально нет. И кощунственно всякое сопоставление вашего интернационализма с христианством. Это вы, вы, интернационалисты, отрицаете, что человечество есть единый род Божий, вы самые страшные враги единства человечества. Вы окончательно разрываете в роде человеческом духовную связь будущего с прошлым и духовную связь избранного вами класса – пролетариата – с остальной отверженной частью человечества. И потому вы – убийцы человечества и человека. Христианство зовет к братству народов, как и к братству людей. Но братство народов предполагает существование людей, человеческих личностей. Истинная любовь всегда есть утверждение лика любимого, его неповторимой индивидуальности. И моя русская любовь к французу, англичанину или немцу не может быть любовью к отвлеченному человеку, человеку вообще, она может быть лишь любовью к французскому, английскому или немецкому человеку, к французскому, английскому или немецкому в нём, к индивидуальному образу. Вы же не знаете любви, не знаете братства. Для вас ничего не существует, кроме абстрактных экономических и социологических категорий, вносящих великую рознь в человечество. Любовь к какой-нибудь национальности, братское к ней отношение предполагает утверждение вечного бытия этой национальности, не допускает исчезновения её в абстрактном человечестве. И вам ли быть глашатаями братства народов? Интернационализм есть безобразная карикатура, изолгание вселенского христианского духа, лживое его подобие. Так и антихрист будет лживым подобием Христа, карикатурой.

На французском языке есть два слова для обозначения двух существенно различных понятий – nation и peuple. По-русски нет соответствующих хороших слов. Противоположение нации и народа звучит плохо, потому что противополагаются иностранное слово и русское. Но по установившейся у нас терминологии приходится всё-таки прибегнуть к этому противоположению. На слове «народ» лежит у нас роковая печать народнического сознания, от которого так трудно русским освободиться. Всем вам, русским народникам, сознательным или бессознательным народолюбцам и народопоклонникам, очень трудно принять национальное сознание, вы безнадежно смешиваете его с сознанием народническим. Ваш народ не есть нация. К народу применяете вы категорию количества и категорию социально-классовую. Но к нации категории эти неприменимы. Ваш народ есть прежде всего эмпирическое количество, огромная сумма Петров и Иванов. Ваш народ не есть великое органическое целое, объемлющее все классы и все поколения, он есть лишь масса простонародья, крестьян и рабочих, лишь физически трудящиеся классы. Слишком многие исключены из вашего народа, и интеллигенция, и дворянство, и бюрократия, и купечество, и промышленники. И вы требуете служения народу, как чему-то внеплотному для всякого, не принадлежащего к физически трудящимся классам, как верховному началу жизни и идолу. Я лишен был права чувствовать себя народом, себя в народе, и народ в себе. Народное не было моей глубиной. Народное было вне меня и надо мной. Я должен служить народу, должен видеть в нём критерии истины и правды, должен склоняться перед народом и во имя народа отрешиться от величайших ценностей. На этой социально-классовой и количественной конструкции понятия народа основано было традиционно русское противоположение интеллигенции и народа. Народническое сознание разорвало органическую целость национальной жизни и создавало непреодолимые противоположности. Интеллигенты-народники хотели преодолеть пропасть между интеллигенцией и народом, шли в народ, отреклись от всего во имя народа, но их народническое сознание лишь увековечивало пропасть между народом и интеллигенцией, ибо толкало на путь социально-классовой борьбы и противоположности. Эта пропасть исчезнет лишь на почве национального сознания, обращенного к большей глубине. Вы оставались на социальной поверхности жизни, вы никогда не доходили до того духовного национального единства, в котором исчезает противоположность между барином и мужиком, между интеллигенцией и народом. Нации нельзя противополагать интеллигенцию или дворянство. Национальное есть моя собственная глубина и глубина всякого, более глубокий слой, чем социальные наши оболочки, в котором и обнаруживается русское, французское, английское, немецкое, связывающее настоящее с далеким прошлым, объединяющее дворянина и крестьянина, промышленника и рабочего.

Нация не есть тот или иной класс, не есть эмпирическое количество ныне живущих людей. Нация есть мистический организм, таинственную жизнь которого мы постигаем в собственной глубине, когда мы перестаем жить поверхностной жизнью, жизнью внешних интересов, когда мы освобождаемся от исключительной власти оболочек, разделяющих людей. Крестьянин может быть менее народом-нацией, чем дворянин или интеллигент, если жизнь его оторвана от глубины и выброшена на поверхность, в то время как жизнь дворянина или интеллигента может быть обретена на этой глубине и черпать творческую силу из глубоких источников. Так, все ваши революционные демократии, все ваши советы рабочих и крестьянских депутатов ничего общего не имеют с народом, как нацией, как мистическим организмом. В тысячу раз более народом был дворянин Пушкин или интеллигент Достоевский. Самого совершенного и высшего своего выражения нация достигает в гении. Гений всегда народен, национален, в нём всегда слышится голос из недр, из глубин национальной жизни. Дух нации всегда выражается через качественный подбор личностей, через избранные личности. Никакая рациональная демократия с её механикой количеств не может быть выразительницей духа наций. И воля нации невыразима арифметически, в количествах, не есть воля большинства. В воле нации говорят не только живые, но и умершие, говорит великое прошлое и загадочное ещё будущее. В нацию входят не только человеческие поколения, но также камни церквей, дворцов и усадеб, могильные плиты, старые рукописи и книги. И чтобы уловить волю нации, нужно услышать эти камни, прочесть истлевшие страницы. Но вашим революционно-демократическим шумом вы хотите заглушить голоса умерших поколений, хотите убить чувство прошлого. Вам закрыт подход к великому органическому целому, побеждающему истребляющую власть времени. И потому вы не можете знать воли нации, не можете выразить её. Вы противополагаете нации народ, который хотите превратить в революционную демократию. Но нация не есть демократия и невыразима в демократии. Более таинственны пути её выражения. И то поколение, которое порвет всякую связь с национальным прошлым, никогда не выразит духа нации и воли нации. Ибо в духе нации и воле нации есть сила воскрешающая, а не смертоносная. Пора, пора уже обратиться нам не к «народу», а к нации, т. е. перейти от поверхности к глубине, от количества к качеству. Национальное начало в общественной жизни есть начало качественное, а не количественное. Национальное заложено в древних недрах природы, и эти потенциальные энергии национального бытия раскрываются в истории. Безмерно глубже заложено национальное, чем ваша демократия, чем ваш «народ», чем все ваши количества и массы сегодняшнего дня. Нация есть дух, Божий замысел, который эмпирический народ может осуществить или загубить. Эмпирический народ должен быть подчинен нации, её задачам в мире. В нации есть ноуменальное, онтологическое ядро, которого нет в том эмпирическом явлении, которое вы именуете «народом». Не народниками, а русскими должны вы быть. Россия бесконечно ценнее, священнее должна быть для вас, чем народ, чем человеческое население того или иного времени, в той или иной своей части.