Философия неравенства - Бердяев Николай Александрович. Страница 35

Народы должны были пройти через опыт демократии, должны были испытать демократическую самодеятельность. Не для того, чтобы на веки веков демократически устроиться, а для того, чтобы познать тщету и пустоту притязаний демократии. Демократия – переходное состояние. В самом зарождении демократии допускается ложь. Демократии зарождаются через демагогию, через низкую лесть интересам и инстинктам масс. Из этого нечистого источника не может родиться никакая общественная правда. Самодеятельность и самоутверждение человеческого количества легли в основу демократии и не могли пойти на благо тем общественным образованиям, которые создавались в такой психической атмосфере. Демократия сделалась орудием человеческих интересов и человеческих страстей, ареной борьбы за власть и за господство. Демократия усилила греховную похоть жизни. Демократия понимает власть как право, а не как обязанность. И всякая высшая идея в демократических обществах умирает. Господство демократии означает господство интересов разных общественных групп и их борьбу за власть. И это и есть источник вырождения демократии. Какой-то червь внутренне подтачивает демократические общества. В основе их лежит духовная ложь. Опыт демократии выясняет, что человек не может устроиться собственными силами, не может окончательно рационализировать общественную жизнь по своему малому разуму. Измена своему назначению со стороны иерархически водительствующих слоев общественного организма толкала народы на путь демократического опыта. И оказывалась невозможной и бессильной реставрация старого органического строя. Старый органический быт разрушался в демократических революциях, и жажда возврата к нему была лишь романтической мечтой. Народы нельзя внешне принудить к старому монархически-аристократическому строю. Народы проходят через раздвоение и расщепление, через смерть старой органичности. Но они не создают новой правды и новой красоты, они впадают в неправду и в уродство. Много испытать должны они, много изжить, много перестрадать, прежде чем придут к новой органичности, прежде чем соберут себя во имя высшей идеи. И остается мучительный вопрос, могут ли народы придти на этой земле к праведному и прекрасному обществу? В это трудно верить и этому не учит нас христианство. Начала космические продолжают существовать в человеческом обществе, они имеют неистребимую онтологическую основу, заложенную в самой божественной действительности. Но очень сложно отношение этих онтологических основ к феноменологии общественности. За видимой, внешней общественностью действует общественность невидимая, внутренняя. Она-то и спасает мир от распадения, не допускает возвращения его к хаосу. В человеческих обществах действуют таинственные силы, которые не учитываются всеми рационалистическими теориями общества.

Из глубокого кризиса демократии не может быть выходов исключительно политических и социальных. В европейском мире чувствуется безнадежная и роковая исчерпанность всех политических форм. По-новому повторяют и комбинируют уже знакомые старые начала. Политическое творчество иссякает. Трудно придумать что-либо новое. И давно уже пора всем вам, так веровавшим в политику и во внешнюю общественность, обратиться к большей глубине, пора одуматься, приостановить рассеяние энергии вовне и направить её внутрь. Кризис демократии не есть кризис политический, это прежде всего кризис духовный. В кризисе этом обнаруживается ложь религиозных основ демократии. Попытки дать теократическое обоснование и оправдание демократии представляют ещё большую ложь и соблазн, чем теократическое обоснование и оправдание цезаризма. Я не приверженец идеи византийско-теократического самодержавия и не верю в возможность возврата к нему. Но в этой древней идее есть бóльшая глубина, бóльшая красота и благородство, чем в идее теократической демократии. Помазание Божие не может покоиться на человеческом количестве, на человеческой массе. Помазание есть избрание. Теократическая демократия есть отрицание избрания. Человечество изверилось в единоспасающие начала общественной жизни, претендующие на исключительное господство. Кумир народовластия так же низвергнут, как и кумир единовластия. Задачи общественности бесконечно усложнились. В демократизме останется только одна нравственная правда простоты, противоположная барскому отношению к народу. Братское отношение человека к человеку должно быть духовной основой всякого достойного общества. Христианство внутренне давно уже ограничило притязания всех начал общественности на главенство и верховенство. Теократическая мечта христианского мира не находит себе адекватного выражения в каком-либо едином начале общественности. И христианское сознание должно в конце концов придти к тому, что в видимой земной общественности нет единого суверенного начала, на котором можно было бы построить царство Божьей правды. Высшее начало нужно искать в глубине духа. Демократия должна быть, прежде всего, ограничена духовной жизнью и подчинена духовной жизни. Это ставит задачу внутреннего воспитания демократии. Она остро сознается лучшими политическими мыслителями и деятелями. Но как беспомощны они в её разрешении! Торжествующая демократия не поддается воспитанию, она остается на поверхности жизни и не хочет идти вглубь. Лишь ужас жизни, лишь гибель всех надежд может принудить самодовольную демократию, как и самодовольную монархию и аристократию, к углублению, к исканию выхода в духовной жизни. Так упираются все политические кризисы в кризис религиозный. Демократия слишком пленилась благами земной жизни. Она перестала верить в то, что человеческое общество имеет и сверхземную цель. Мировое демократическое движение, вызывающее в чутких и глубоких людях религиозную тревогу, приводит к горькому пессимизму. Но в пессимизме этом есть здоровое начало. Он обращает человека к сверхземной жизни. Опыт человека в демократии должен обратить его к Богу. В этом – значение демократии.

Письмо девятое

О социализме

Социализм не есть выдумка наших дней. Социализм – одно из вековечных начал, действовавших ещё в мире античном. У Пельмана, в его замечательной книге «История античного коммунизма и социализма», вы можете прочесть много в этом отношении поучительного. Вы узнаете, что и тогда происходила уже свирепая борьба классов, бывали восстания масс, была алчность и корыстолюбие классов имущих, зависть и мстительность классов неимущих, что и тогда уже строились социальные утопии. Пельман, Э. Мейер и другие показали, что хозяйство в Греции было более развитым и сложным, чем это казалось прежде, что там был уже капитализм и нес с собой все противоречия. Во все времена существовала борьба классов, враждовали имущие и неимущие, была бедность и нищета и вопрос о хлебе насущном мучил человека. Истоки социального вопроса лежат ещё в древнем библейском проклятии: «В поте лица своего будете добывать хлеб свой». Библия знает этот экономический материализм. Но в XIX веке начинает выявляться социалистическое начало в крайней и предельной форме. Оно делается всё более и более господствующим и определяющим стиль эпохи. Экономизм нашего века сделался всепроникающим и всеопределяющим. Нигде от него нет спасения. Экономический материализм Маркса не был теоретической выдумкой, он отражал какую-то действительность. В самой действительности произошло что-то, что вызвало учение Маркса как реакцию мысли. Современный социализм имеет рефлекторную природу. В нём нет творческого начала. Социализм – плоть от плоти и кровь от крови буржуазно-капиталистического общества, явление внутри этого общества. Он целиком определяется строем этого общества и его внутренним движением. Он духовно остается в той же плоскости. Социализм буржуазен до самой своей глубины и никогда не поднимается над уровнем буржуазного чувства жизни и буржуазных идеалов жизни. Он хочет лишь равной для всех, всеобщей буржуазности, буржуазности, закрепленной на веки веков, буржуазности окончательно рационализированной и упорядоченной, излеченной от внутренней, подтачивающей её болезни, преодолевшей остатки иррационального в ней начала. Социализм связал судьбу свою с классом, порожденным «буржуазным» строем, с детищем капитализма – пролетариатом. Идеологи социализма – рабы необходимости, не знающие духовной свободы, – вообразили, что пролетариат, состоящий из пасынков капитализма, может быть классом-мессией. Вы наделили этот класс, подобно избранному народу Божьему, всеми добродетелями и доблестями и выдали его за высшую расу, за творца новой жизни. Положение рабочего класса в капиталистическом обществе бедственное и заслуживающее сочувствия и помощи. Но в душевном типе этого класса нет особенно высоких черт. Он принижен нуждой, он отравлен завистью, злобой и местью, он лишен творческой избыточности. Может ли из этих душевных стихий родиться высший человеческий тип и высший тип общественной жизни? Тип «пролетария» есть скорее низший человеческий тип, лишенный благородных черт, черт свободных духом. Эти благородные черты, эти черты свободных духом могут быть у самых простых рабочих и крестьян. Но для этого в нём не должно быть «пролетарского» сознания и «пролетарской» психологии. На неблагородстве, на рабстве духовном и на зле хотите вы создать своё новое царство. Образ вашего класса-мессии выдает вашу духовную природу.