Великое заклятие - Геммел Дэвид. Страница 21

– Главное, что мне не все равно.

С Ногустой во главе они спустились в долину и разбили лагерь у ручья. Зубр набрал хворосту для костра, Кебра распаковал котелки и миски.

Ногуста расседлал коня, дал ему поваляться, а потом вычистил. Вороной был огромен, почти восемнадцати ладоней в холке, с красиво выгнутой шеей, мощной спиной и белой звездочкой на лбу.

– Отдыхай теперь, дружище, – сказал Ногуста. – Тут хорошая трава.

Усталый конь побрел на луг и стал пастись.

– Славное место, – сказал Кебра. – Земля тучная. Будь я на двадцать лет моложе, построил бы здесь дом.

Начинало темнеть, и в траве шмыгали кролики. Кебра подстрелил двоих на ужин, ободрал и выпотрошил.

Ногуста завернулся в плащ и сел спиной к дереву. Отсюда открывался величественный вид на снежные вершины, на холмы и долины под ними. На востоке в туманной дымке виднелся лес, на западе в лучах заката мерцало красное озеро. Кебра прав – хорошее место для дома. Ногуста представил себе широкое, низкое строение с окнами, выходящими на горы. Здесь славно жилось бы скотине и лошадям. Что такое труды человека по сравнению с этими гигантскими творениями природы? – думал Ногуста, любовно глядя на горы. Любое человеческое зло кажется здесь мелким и незначительным. Горам нет дела до прихотей королей и принцев. Они стояли здесь до появления человека и будут стоять, пока солнце не погаснет и вечная тьма не опустится на планету.

Кебра принес ему миску с похлебкой, и они поели в не стесняющем никого молчании. Зубр, быстро покончив с ужином, взял старательский лоток и ушел вверх по ручью.

– Напрасный труд – тут нет золота, – сказал Кебра.

– Пусть его – все занятие.

– Ты все-таки думаешь, что за нами будет погоня?

– Дa. Маликада так просто не сдается. Он пошлет за нами своих людей, я убью их – а чего ради? Ради чьей-то гордыни.

– Может, нам еще удастся уйти.

– Может быть. У меня не было новых видений, которые утверждали бы обратное. Но смерть где-то близко, Кебра, – я чую ее.

Кебра промолчал, зная, что Ногуста редко ошибается в подобных делах.

К ним подошел Звездный, дышавший по-прежнему хрипло и с трудом. Ногуста погладил его, а Кебра сказал:

– Зубр-то прав, пожалуй. Пытаться уйти от погони, когда у тебя конь болен, не слишком разумно.

– За ним плохо ухаживали. Мой отец всегда следил за чистотой в конюшне, а он знал в этом толк. Дa и застоялся он порядком.

– Я не то имел в виду.

– Знаю, дружище, – усмехнулся Ногуста. – Согласен: это неразумно, но если б мне сейчас дали выбирать, я сделал бы то же самое.

Ульменета смотрела из сада на крыше, как армия покидает город. Четыре тысячи дренайских пехотинцев шагали по трое в ряд, три тысячи вентрийских конников ехали попарно. Следом тянулись обозы и разобранные осадные машины. В Юсе стало известно, что кадийцы тоже выступили в поход, и Сканда поспешил двинуться им навстречу.

Король не позаботился зайти к Аксиане и простился с ней через Калижкана. Ульменета, избегавшая чародея, сидела у себя, пока он не ушел. Теперь она, стоя высоко над ликующими толпами, смотрела, как выезжает на войну Сканда. Люди бросали розовые лепестки под копыта его коня, а он махал народу рукой и улыбался.

Удивительно: каких-нибудь несколько лет назад он был чужеземным захватчиком, и все испытывали страх перед ним. Теперь, несмотря на гибель старой империи, он для них герой и бог.

Дело, возможно, обстояло бы иначе, будь он дурен собой. Вряд ли человек безобразный сумел бы завоевать в народе такую же любовь, как высокий золотоволосый красавец Сканда со своим обаянием и улыбкой, побеждающей сердца.

Какими глупцами порой бывают люди, думала Ульменета. В прошлом году король пожертвовал десять тысяч рагов на городской сиротский приют – сотую долю того, что он тратит на войну, но его полюбили за это еще больше. Весь город только об этом и говорил. В том же месяце одного почитаемого всеми священника обвинили в попытке соблазнить молодую монахиню и с позором изгнали из Юсы. В городе говорили и об этом. Две противоположности, думала Ульменета. Благочестивый муж всей своей предшествующей жизнью не смог искупить один грех, а величайший в истории убийца внушил к себе любовь, пожертвовав толику денег из присвоенной им городской казны.

Кому под силу это понять?

Войско вышло из города, и Ульменета спустилась на дворцовую кухню. Повара сидели сложа руки, и она сама взяла себе на завтрак сыр, яйца и хлеб с густым клубничным вареньем.

За едой она прислушивалась к разговорам. На кухне толковали о молодом дренайском офицере, который в припадке безумия заколол вентрийского чиновника и адъютанта самого Антикаса Кариоса. Теперь его разыскивают по всему городу. На юг тоже послали людей, чтобы проверить, не ушел ли он с Белым Волком.

Поев, Ульменета зашла к Аксиане. Королева сидела у себя на балконе, надев широкополую шляпу для защиты от весеннего солнца.

– Как ты чувствуешь себя сегодня? – спросила Ульменета.

– Хорошо. Калижкан хочет, чтобы я перебралась к нему в дом. Хочет быть рядом, когда мальчик родится.

Ульменета похолодела.

– Что ты ему ответила?

– Сказала, что подумаю. Ты слышала, что говорят о Дагориане?

– О Дагориане?

– Это тот красивый молодой офицер, что всегда смотрел на меня. Я тебе рассказывала.

– Да, помню. Что же с ним случилось?

– Говорят, он обезумел и убил кого-то. Мне трудно в это поверить – у него такие добрые глаза.

– Внешность бывает обманчива.

– Дa, наверное. Мне приходилось бывать у Калижкана – там уютно, и сад чудесный. С ним я не буду скучать. Тебе ведь он тоже нравится, правда?

– Его общество я всегда находила приятным, – призналась Ульменета, – но думаю, что тебе лучше остаться здесь.

– Вот как? Почему?

Ульменета не знала, что на это ответить. Не рассказывать же королеве о том, что открылось ей в кровельном саду.

– В доме у него полно шумной ребятни, – сказала она наконец, – а прислуга почти вся мужская. Здесь тебе будет удобнее. – Ульменета заметила, как отвердело лицо Аксианы, и добавила: – Впрочем, решение за тобой, моя госпожа.

Аксиана, успокоившись, сказала с улыбкой:

– Ты, пожалуй, права. Я приму твой совет во внимание. Сделаешь то, о чем я тебя попрошу?

– Ну конечно.

– Узнай тогда, что произошло с Дагорианом.

– Это скорее всего мрачная история.

– Все равно.

– Хорошо, пойду разузнаю.

Антикас Кариос покинул город вместе с армией, и Ульменета прошла пешком две мили до казарм стражи, которая и занималась розыском провинившегося офицера. Сидящий в присутствии чиновник рассказал ей о смерти Зани, и она спросила, каким расследованием занимались эти двое. Услышав, что дело касалось целого ряда убийств, она стала расспрашивать о подробностях.

– Зачем вам это нужно, сударыня? – подозрительно осведомился чиновник.

– Я повитуха королевы, и она просила меня узнать все досконально. Этот молодой офицер ей знаком.

– Вот как! – Чиновник подобострастно заулыбался. – Не желаете ли присесть?

– Нет, спасибо. Расскажите лучше о расследовании.

Чиновник наклонился к ней через свою широкую стойку.

– Все бумаги по этому делу Антикас Кариос забрал себе, – сообщил он вполголоса. – Могу только сказать, что речь шла об убийствах мистиков и прорицателей. Я говорил с Зани, и он был убежден, что за этими случаями скрывается нечто большее, чем кажется на первый взгляд.

– Понимаю. Где находится таверна, в которой убили Зани?

Чиновник назвал ей место, и Ульменета направилась туда. Когда она дошла, был уже полдень. Пробившись сквозь толпу посетителей, она спросила о хозяине, но ей сказали, что он пошел навестить родных в западной части города. Убедившись, что при таком шуме и толчее узнать что-либо еще будет трудно, Ульменета заняла место в тихом уголке и заказала себе жареного цыпленка и фруктовый пирог со сливками. Так она просидела около двух часов, а когда народу поубавилось, подозвала к себе служанку.