Человек в системе - Веллер Михаил Иосифович. Страница 3

Но никак не яснел самый глубинный смысл фразы: «Я ем хурьму, а рот вяжет у медника в Тибете». Вышел «Домой возврата нет» Томаса Вулфа, и переплетенная взаимосвязь всего на свете попадала в унисон плывущего звука.

В мозгу вырос частокол непроходимых вопросов. Корни вопросов терялись во мгле вечности:

Почему правят всегда сволочи?

Почему благородство не вознаграждается?

Почему справедливость не торжествует?

Чего ради жить?

В чем смысл жизни?

Почему любовь почти всегда несчастлива?

Возможно ли вообще лучшее будущее?

Какого черта я должен жить так, как наставляют окружающие, если они сами ни черта не понимают?

От этих дел в двадцать лет я мечтал отправиться воевать – все равно куда и за что. Я мечтал об Иностранном Легионе. Он был на другой планете – в недосягаемой и нереальной Франции. Я мечтал об интербригаде в Испании. Она осталась в предыдущей половине века. Я пытался зондировать насчет Анголы и Мозамбика, но к отправляющим туда организациям меня близко не подпустили по анкетным данным.

Я в гробу видал всех, но жаждал соучастия в великих делах и причастности к великим свершениям.

…Вот всю жизнь я и носил в себе споры этой книги.

Сцепления

1. Два встречных муравья ощупывают друг друга усиками, две собачки обнюхиваются. Два человека – ?..

Контакт двух людей – в любой обстановке – выходит далеко за пределы слов, и жестов, и даже взглядов. Два человека словно тоже ощупывают друг друга невидимыми усиками, прослушивают неслышные волны, исходящие от другого. Две массы, два энергетических сгустка, коснулись друг друга полями. Через это общее полевое пространство, через зону совмещения, происходит двухсторонний обмен информацией. Каждый уясняет другого: кто ты? каков? чего ждать? с кем я имею дело? Насколько можно сближаться? Или лучше держать дистанцию подальше?

Вот двое попутчиков в купе. Считывается не только видеокод. Как ты одет и почем твое барахло. Насколько ты здоровый? обаятельный? уверенный в себе? Главное: насколько значительная личность вырисовывается за твоими манерами, мимикой, жестикуляцией, интонациями?

Два человека примериваются друг к другу – решая на уровне автоматики, рефлексов, подсознания, мельком, незаметно, не фиксируя этот быстрый процесс в сознании: кто из нас значительнее? Кто с кем больше должен считаться? Кто лидер? Или мы признаем равенство друг друга? И тогда будем оказывать взаимно мелкие знаки приязни: жест, вопрос, предложение глотнуть-куснуть, газету. Пробный шар – фраза, повешенная в воздухе, нейтральная: ответит ли попутчик или промолчит, желает он контакта или нет, подчинится моей интонации или проигнорирует.

Это – групповое поведение. Ни за чем не нужное. Так, для комфорта чувств. Потому что если попутчик не смотрит на тебя, не поддерживает фразы, не производит мелкие знаки дружелюбия – это дискомфорт. Вплотную к тебе, в замкнутом пространстве, находится человек, в добром отношении которого ты не уверен. Он не откликается на сигналы системы распознавания «свой – чужой». В случае чего от него не знаешь чего ждать. Он неприятен. И это его поведение – задевает; раздражает; мешает; оскорбляет, наконец. С таким человеком нельзя отправляться в поход, на шабашку, в разведку и на зимовку. Он будет мотать нервы. Он не адаптируется в группу. У него отсутствует «чувство партнера». Ему будут бить морду. Его могут убить – ни за что, просто в нарастающем нервном напряжении работы в замкнутом пространстве. На траулере такие часто падают за борт.

Но – один вечер в купе вам делить нечего! Ан на подсознательном, рефлекторном уровне он неприятен. Ибо двое – это уже группа. И нарушения группового поведения – ведут к конфликту внутри группы.

Для вас же спокойнее просто не обращать на него внимания! Почему это плохо получается?

Потому что срабатывает групповой инстинкт.

Если вы признали лидером его – возможна одна модель отношений. Лидер ты – модель может быть зеркальной к первой. Равны – тогда обозначаете друг другу «нейтральную полосу» взаимного пользования, в утилитарном и эмоциональном смысле. Но если он как бы не замечает вас вообще – то на уровне группового инстинкта он ставит вас намного ниже себя. И ваш инстинкт повелевает вам дать ему по морде, назвать козлом и хамом и подчинить себе. А вот генетика у нас такая. Эволюцию мы такую прошли. Кроме совсем уж потомственных холопов.

Подобные микроконтакты возникают на улице, в транспорте, в очередях и т. п. Смысл минимальной любезности ясен – групповое общежитие. А вот «ощупывание» друг друга такого явного смысла не несет. И однако!..

Групповой инстинкт включает в себя инстинкт иерархии.

2. Групповая иерархия подразумевает групповую координацию. Смысл координации действий понятен на производстве, на войне, в экспедиции. Но.

Иерархия есть всегда. А координация не всегда. Иногда она просто невозможна, ее никак не применить.

В группе детского сада. Или в школьном классе. Или в тюремной камере.

Все делается по распорядку. У всех равные права, обязанности и условия. Будь группа аморфной или иерархически структурированной – от этого абсолютно ничего не зависит. – Кроме социального статуса и самочувствия членов группы.

Быстро выделяются: лидер, перворанговые особи, второранговое большинство и изгои.

Вот такая самоорганизация социальной материи. Делать нечего – а структурирование происходит.

Реакция на вызов – это: лидеру достанется сладкий кусок или лучшие самки для передачи генов. И вот – самок нет, пайки равные, и все равно групповое структурирование работает.

Групповой инстинкт обеспечивает «целесообразное групповое структурирование» еще до того, как от него может быть толк, и даже тогда, когда толка вовсе не может быть.

3. Группы бывают самые разнообразные.

Наш двор, наш район, наш дом, наша школа, – мы пацаны отсюда. Наш класс и наш отряд в летнем лагере. Наша бригада, наш экипаж, взвод, рота, полк. Город, область, страна. Нация, народ, раса.

Групповое структурирование принимает разные формы, разные конструкции складываются, разные степени громоздкости и многоэтажности употребляются.

Наш взвод или наш класс – это явная группа. Но социумом ее назвать трудно. Слишком проста и несамодостаточна система.

Наш город – это уже социум. Даже если ввозит газовые плиты, цемент и куриные окорочка. Это нормально. Торгует. Но вообще в нем можно прожить всю жизнь, переходя из одной социальной роли в другую, женясь и продвигаясь по службе.

Но. Групповой инстинкт в классе и социальный инстинкт в городе – в принципе один и тот же. В классе его проявления крайне просты и немногочисленны. А в городе он имеет массу вариаций. Но суть та же. Контакт, взаимодействие, иерархия и ее признаки.

Поэтому выражения «групповой инстинкт» и «социальный инстинкт» можно применять в том же смысле, в зависимости от контекста, где как сказать удобнее и точнее.

Приближения

1. Жил-был Аристотель. Он был прекрасен. Он был мудр, но еще более последователен и цепок. «Жеребенок лягает свою мать», – любовно отзывался его учитель Платон о часто спорящем ученике. Аристотель был материалист, рационалист, воспитатель Александра Македонского, систематик и большой зануда. Движение его мысли напоминало танковую гусеницу на малой передаче. Пошла – до всего доедет.

В Средние века его называли просто: «Учитель». Без уточнения. С большой буквы. Ученые монахи знали его наизусть.

Вот он и сказал, в своей античной Элладе и задолго до мрачного Средневековья с его христианскими монастырями, сказал среди многого прочего мудрого хрестоматийнейшую давно уже вещь:

«Человек – животное социальное». Это знают все разумные люди. Из чего отнюдь не следует, что все разумные люди это понимают. Но знают!

И поэтому основателем социологии следует, пожалуй, считать не Мак-Дугалла. И не Ле Бона. И не Конта. И не Спенсера. И даже не самого Аристотеля. А, скорее всего, Платона. Это он написал «Пир» и «Государство».