Две жизни (Часть 3, том 1 и 2) - Антарова Конкордия (Кора) Евгеньевна. Страница 33

Глава 33 Еще раз часовня и поселок плачущих. Речь И. плачущим. Мое прощальное посещение часовни Радости. Прощальный вечерний пир в Общине Раданды. Последняя речь И. на нем. Наш отъезд в Общину Али

Мысленно я провожал весь караван в далекий путь по пустыне. Как много раз уже провожал я дорогих мне людей в их новые пути труда. Как разнообразны были их и мои переживания при прощании с ними. Незабвенные образы вспомнились мне сейчас: Беата и сцена ее прощания в Общине Али, как и дорогой Аннинов, занимали немалое место в моем сердце. И все, кого я видел уходящими из Общин Али и Раданды до сих пор, все уходили в печали и слезах. Впервые отправлялся караван с темнокожими - в неведомые им страны, в чуждые условия - и уходил он легко, весело, просто, бесстрашно. И вели его также весело и радостно мои друзья, для которых теперь не существовало ни внешних, ни внутренних условностей. Они не "уходили", что-то и где-то "покидая", - они "продолжали" свой творческий путь, всюду видя одно: быть радостными мостами Вождю, передававшему через них людям Свои дары любви. Я углубился в эти мысли, меня восхищали мои чудесные друзья - теперь люди силы и цельности - которых я так сравнительно недавно знал колеблющимися, занятыми собой и не способными на иные решения, как компромиссные. Я посылал им свое восхищение и благоговейную любовь их делам и встречам... - Левушка, ты как будто бы не очень прилежный секретарь, мой милый друг, услышал я сзади себя смеющийся голос И. - Напротив, Учитель. Мое, или, вернее сказать, твое мне задание уже исполнено. Немало в этих бумагах к тебе просьб и стонов, но вот одно письмо заставило меня глубоко задуматься, и я не знал, куда его отнести. Я оставил его особняком, так как не мог решить, что и как предпримешь ты, - ответил я. Я подал И. написанное женской рукой письмо, подписанное именем "Дженни". - Об этом письме я знаю. Отложи его в сторону. После мы о нем поговорим. А сейчас, как только ударит колокол, пойдем в трапезную и оттуда вместе с Радандой отправимся в поселок печальных. Ты был свидетелем, как Любовь посылала Свои очищающие эманации Земле. Эманации такой силы, что человеческий организм мог их воспринимать только как огонь. Сегодня ты вместе с нами понесешь свою любовь в это священное место, где Великая Мать дала людям возможность стряхнуть с себя уныние и груз слез со своих сердец. Не думай, что ты все еще недостаточно крепок духом или высок по своим эманациям, чтобы помогать скорбным обретать мир. Нет предела совершенствованию, и неважно, кто выше, кто ниже к звездам. Важно в своих масштабах доходить в каждом действии до конца, в собственном самоотвержении быть верным до конца Единой Жизни. Нести людям уверенность в знании, что жизнь Земли - вся, без исключения, земная вселенная - есть фаза, одна из проходящих и изменяющихся форм, в которых ты, я, Али, Раданда, Мулга и Беньяжан, пустыня и звезды - искры Единого, мерцающие, гаснущие, мигающие или горящие ровным Светом. Не твоя форма данного сейчас служит мостом Жизни для Ее посыла Своих сил Земле, но твоя Вечная Сила, которую ты не можешь сделать ни хуже, ни лучше сейчас, если вчера ты жил только мечтами о действиях, а действовали другие, рядом с тобой шедшие, огонь духа которых был, быть может, много меньше твоего. Но они действовали, а ты думал, как будешь действовать, и упустил в бездействии свою Вечную Силу, потеряв летящее "сейчас" без пользы и смысла. Как обычно, ударил колокол, как обычно, мы совершили свой утренний туалет и, как обычно, провели время в трапезной. Но далеко не как обычно было у меня на душе. Я точно проснулся еще раз к новому пониманию, что значит действовать. Мне показалось, что самый день не тянется с утра и до вечера как некое количество часов и действий в них, но что он есть только узенькая тропочка Бесконечности, по которой идет человек. После трапезы мы вышли той же аллеей, по которой возвращались вчера, к зарослям вереска и терновника и подошли к часовне скорбящих. О, как была прекрасна часовня - алая, сияющая и переливающаяся - на фоне синего неба и белой листвы! Только сейчас, казалось мне, я оценил полностью великое Милосердие, пославшее вчера на моих глазах Свое действие Земле... Вокруг часовни мы нашли многочисленную группу людей. Не было ни одного человека, который бы здесь не плакал. Особенно раздиравшими душу слезами рыдала одна женщина, державшая прелестную белокурую девочку на руках. Многие имели такой жалобный и истощенный вид, такая безнадежность сковывала их формы, что мне показалось невозможным вывести их из этой летаргии отчаяния. Некоторое время мы молча стояли, никем не замечаемые. Я увидел, что от шаров И. и Раданды шли мощные лучи к особенно убивавшейся женщине, постепенно обнимая всю ее и ребенка своим светом. Мало-помалу стихали крики женщины, лицо, конвульсивно дергавшееся, становилось все спокойнее, и наконец на нем разлилось выражение мира. Она прижала еще крепче к груди тихо уснувшего ребенка, склонилась к ступеньке лестницы и замерла, точно обретя вдруг успокоение. По мере того как стихало отчаяние женщины, лучи Раданды и И. все шире и шире охватывали, всю группу плачущих страдальцев. Слезы и вздохи их стали постепенно стихать, и все они, точно сговорившись, вдруг оглянулись на нас. Дав мне знак следовать за ним, И. взошел на ступеньку часовни и обратился к не сводившим с него заплаканных глаз несчастным людям с нежными и ласковыми словами: - Друзья мои, мои бедные, плачущие братья и сестры! Сколько слез вы пролили в вашей жизни! Сколько раздирающих молений вы послали небу в вашей жизни раньше и у этой часовни теперь. И... сколько упреков вознеслось здесь же из ваших сердец за то, что слезные ваши мольбы оставались без ответа. Так ли это? Так ли жестоко молчит "мертвое" небо, как это вы утверждаете в ваших упреках ему? Так ли безответны "святые", к которым взываете, или, быть может, занятые слишком много собою, своими слезами, вы не в силах ни ясно видеть, ни точно слышать подаваемых вам знаков пощады и милосердия? Вчера вы видели эту часовню темной. Вам кажется, что это вы "омыли" слезами каждое резное украшение часовни. Что сердце каждого из вас отдало самый драгоценный дар этой часовне - свои слезы. Вдумайтесь: если ваши глаза плачут могут ли они что-либо ясно видеть? Хотя бы настолько ясно, чтобы заметить рядом с вами стоящего страдальца? Нет, плачущий - плачет о себе. Он так глубоко занят только самим собой, только своей горестью, что рядом с ним стоящий не пробуждает в нем ни сострадания, ни желания хотя бы на минуту забыть о себе и помочь его печали. Сейчас вы перестали плакать. Но перестали вы плакать не потому, что я вызвал в вас, извне, новые эмоции к жизни - доброту и сострадание, - но потому, что Жизнь, спалив невидимые вам, но вами же нанесенные горы слезных эманаций, помогла вам раскрепостить в себе зажатый скорбью дух и убитую временно собственным унынием энергию радости. Сейчас вы дышите легче. На вас не лежит больше грубого савана печали, который не давал вашей мысли заметить главного феномена в жизни земли: момент переживаемой скорби - не есть вся жизнь. Земля, форма жизни и действий на ней - это только одно мгновение того вечного пути, что вы шли, идете и будете идти. Кто вы? Почему вы попали сюда? Вы даже не знаете, что вы живете в далеком, но высоко культурном уголке Земли, где процветает энергичная жизнь науки, искусства, ремесел, откуда немало изобретений выброшено в широкий мир для пользы и блага людей. Вы не отдаете себе отчета - ни кто вы сейчас, ни кто живет вокруг вас. Вы плачете, безразличные к жизни сейчас, как плакали тогда, когда покидали мир. Вы покинули его, безразличные ко всей жизни, потому что каждый из вас потерпел крушение в своей личной жизни. Вас подобрали члены этой Общины в разных местах мира, иные из вас сами пришли, жаждая только одного: жить в уединении и не быть тревожимыми в своих слезах. Нашли вы себе в слезах облегчение? Помогли вы хотя бы одному человеку, рядом с вами скорбевшему, энергией своего сердца, лаской, добротой? Вы только свое горе видели, и кроме самих себя никто для вас не существовал. Вы молились, прося только о себе и своих и, жалуясь, все же продолжали жить, считая, что совершаете подвиг высокого самопожертвования, ведя бесполезную, слезливую жизнь. Жизнь - это ежеминутное действие. Это вечное движение, имеющее целью закономерность вселенной и целесообразность в ней. Живет в истинном смысле слова только тот, кто входит в это Вечное Движение как гармоничная его единица, ухватившая ритм Его для своих трудов и действий. Нет остановок в беге Вечной мощи, как не может их быть и в действиях тех, кто считает себя человеком, то есть искрой Единой Жизни. Но для того, чтобы войти в труд - всеобщий труд вселенной, - надо, чтобы глаза могли ясно видеть, уши точно слышать и сердце четко стучать в ритме Единого и Вечного Движения. Я сказал: очи, что плачут, не могут видеть ясно. Так же и уши тех, что жалуются, сетуют и слышат только уныние собственного сердца, не могут услышать зова Жизни. И сердце, стучащее в минорной гамме, стучит монотонно: "я, я, я". Такое сердце знает только страх будущего и раздирающую тоску прошедшего. Но текущей минуты, летящего "сейчас" оно не в силах ни видеть, ни слышать, так как за стонами и страхами о несуществующем прошлом и не менее эфемерном будущем оно мертво для летящих сейчас мгновений, то есть именно для истинной Жизни. Вы, бедные мои братья и сестры, вы, считающие себя живыми, несущими великий подвиг любви, вы, унылые плакальщики и плакальщицы, - вы мертвецы. Возле вас не только люди не могут сохранять жизнерадостного вида; не только дети не могут смеяться; не только травы и цветы вянут и сохнут, но даже сама Любовь покрывается темной пеленой вашей скорби. Разве вы посланы на Землю, чтобы думать только о себе? Разве, если жизнь дана вам - допустим даже и этот эгоизм - для мыслей только о себе, то значит ли это терзать себя и ранить всех видящих вас в таком виде плакальщиков? Жизнь послала вас на Землю, дав вам эмблемой Себя Радость. Вы же, утаив Ее дар, превратились в бесполезные урны печали. Вы стоите на месте, даже не видя, как бегут дни. Вы мрачно смотрите в землю, не задаваясь вопросом, зачем взошло сегодня солнце? А оно взошло, чтобы сила Света в вас не угасла, чтобы вы подняли лица к небу не с мольбой "Помоги нам!", но с улыбкой: "Мы Твоей доброте гонцы". Перестаньте видеть добродетель в оплакивании неудач личной жизни. Отрите глаза, откройте уши - и вы сможете услышать тихий голос Радости, говорящей вам: "В себе несешь Бога. Он жив в тебе. Ищи понять, что ты всегда не один, что все в тебе. Но все открывает Свой лик только Радостному". Вы живете в этом углу, за этими зарослями, и даже не предполагаете, что вблизи вас стоит часовня Радости и там живут люди, понявшие бессмысленность слез. Ни одно ваше действие не приносит и не может принести вам облегчения, так как вы отравляетесь вечным раздражением слез. Ответственность за собственную жизнь тяжело падает на каждого человека. Каждый из вас должен рассматривать себя как самоубийцу, губящего свою жизнь медленным ядом - слезоотравлением. А как рассматривать вас с общественной точки зрения? Кто вы для общества? Для ваших детей? Для всех тех, кто встречается вам в делах дня? Разве вы не понимаете, как убийственно вы действуете на встречаемых вами здоровых людей? Вы думаете, что это не преступление - прервать веселую улыбку ближнего, не подумав о нем, о его радости и равновесии, ворваться в его окружение ураганом скорби и слез? Если разорвать мир счастливого, твердого характером и самообладанием человека своими слезами преступно, то что же сказать о слабых, колеблющихся, которых так легко сбросить с их шатких лестниц гармонии. Поймите, с этого момента и навсегда, что смысл каждой прожитой вами минуты состоит только в утверждении чьих-то лучших сил. Не там вы трудились, где вы, сжав зубы, готовы были ежеминутно послать крик негодования и протеста против тяжести вашего труда и неудач вашей жизни. Если вы даже? не открыли рта и не произнесли своих жалоб, то сердце ваше, заполненное мутью непролитых слез, уже соткало вокруг вас непроходимую стену дисгармонии. Развязать веревки слез, которыми вы сами себя опутали, сжечь чехол уныния, в который вы себя засадили, можете только вы сами, но не те "святые", к которым вы взываете. Чтобы получить ответ от тех, кого зовешь, надо создать чистые пути 6 себе и вокруг себя, по которым могли бы пройти к вам их ответы. И прежде всего надо вылезти из чехлов слез и уныния, в которых вы сейчас сидите. Как это сделать? Путь для всех единиц Света только один: Радость. Вы можете найти и войти в этот путь Света только собственным трудом духовного обновления. Надо понять, что весь ваш день труда, который начинаете и кончаете слезами, не существует как кусок вашей вечной жизни. Это только бесполезная остановка невежественности, не понимающей, что каждое летящее мгновение жизни Земли - это мгновение Вечности. Но оно только тогда им бывает, когда прожито в полном сознании своей неразрывной связи с Вечным Движением. А эта связь может выражаться только как бодрость, доброта и примиренность со своими обстоятельствами. Можно не доходить до величайших откровений духовного мира, хотя они доступны каждому и преград к ним нет. Но если не дойти до элементарного понимания, что Земля есть место труда и бодрости, энергии в доброте и мире к ближнему, - войти в путь Света нельзя, хотя бы вы промолились и проплакали все свое воплощение в храмах, у ног всех святых неба. Вы - унывающие - только и встретите мертвое небо, потому, что мертвы вы, а не оно. Встрепенитесь, оглянитесь вокруг и взгляните на стоящих рядом с вами таких же скорбных и плачущих. Вы слышали стоны и крики женщины с ребенком, но вы были глухи и немы к ее скорби. Найдите в себе самую простую доброту и взвалите на свои плечи тяжесть ближнего, забыв о себе и своих стонах. И вы найдете то место, где живет Радость. Перестаньте плакать хоть на мгновение - и вы увидите, где живет Свет в человеке, что стоит рядом с вами. Перестаньте вслушиваться в неудачи своего личного пути, осушите свои слезы-ивы увидите всю вселенную не в алмазах звезд, но в живых образах Радости... Завтра придет к вам Раданда, и, если найдет среди вас кого-либо, кто сможет забыть о себе и подумать о помощи своему соседу, он уведет их из этого места слез в цветущую Общину; там 502 они смогут найти себе труд по своим вкусам и склонностям. Но надо понять, что жизнь дается для действия на Земле, для приложения всех своих сил доброты и радости к ее делам. Надо четко усвоить, что нет отъединения и разделенности от людей. Есть только Единая Жизнь, ритм которой стучит во всех сердцах. Каждое сердце стучит и звенит своей нотой, но нота эта попадает в общую гармонию только тогда, когда она выражает бодрость, доброту и радостность, то есть находит путь, чтобы влиться в ритм Жизни. Глядя на совершенные формы этой алой Божественной фигуры, осознайте, что Любовь пролила вам Свою помощь, спалив ваши эманации уныния, и учтите все отсюда вытекающие последствия. Таким же образом Любовь сжигает в катаклизмах непереносимые больше и вредные для процветания Земли и ее населения злые и позорные результаты человеческих действий... Будьте благословенны, дорогие мои братья и сестры. Стремитесь к освобожденности, так как только свободный от груза собственных страстей может услышать ритм Жизни и почувствовать себя единицей всей вселенной. Первый признак радостности, которую узнаете в своем сердце, будет и первым признаком вашей начинающейся освобожденности. И. сошел со ступеньки лестницы, нежно и ласково отвечал на вопросы и мольбы приникающих к нему людей и передавал каждого Раданде, говоря те или иные слова любви, сострадания и наставления. Затем он совершил еще один феномен, которого я до сих пор ни разу не видел. Он закрыл густым светом себя и меня, заставив шары своих чакрам излучать один белый, похожий на дневной свет. Мы оба так плотно укрылись в непроницаемой для глаз пелене его света, что стали невидимы окружающим нас людям. Теперь они видели перед собой только одну фигуру Раданды, сгруппировались плотным кольцом вокруг него, а мы отошли от часовни и исчезли в зарослях вереска, где И. сейчас же принял свой обычный вид. Он быстро шел впереди меня, и мне не нужно было спрашивать, чтобы понимать, как глубоко он сосредоточен. Пытаясь, по возможности, меньше беспокоить И. в его раздумье, я замедлил шаги и старался идти как можно бесшумнее, оберегая его священный для меня покой. Перед моими глазами все стояли скорбные фигуры только что виденных подавленных печалью людей. Мысли мои неслись вихрем от них к Браццано, Беньяжану, выходцам из тайной Общины, потерявшим и вновь обретшим Светлый путь, и остановились на чудесном лике матери Анны. О, путь человеческой души! Путь безмерного разнообразия - от самых элементарных горестей до величайшей преступности и подъемов героической радости! Путь от великих шумных городов и столиц до маленьких сел и пустыни! Все один и тот же путь пробуждающегося и расширяющегося сознания. Путь, только тогда приводящий человека к творчеству, когда он обрел мир и самообладание. Путь, завершаемый светлыми фигурами тружеников, вроде шедшего передо мной И. и оставшегося позади Раданды, где уже нет грани между человеком и ангелом, но где живет только труд полной освобожденности. И всем, всем - только один этот путь вечного и неустанного совершенствования. Я молил Владыку-Главу склониться перед великим алтарем в его лаборатории, который он называл рабочим местом Бога, и произнести мольбу о покинутых нами плачущих, так противоестественно видевших великое достоинство в своих слезах... - Ты мне не мешаешь, Левушка, - услышал я мелодичный голос И., показавшийся мне еще добрее и ласковее обычного. - Ты мне давно уже не мешаешь, друг, и потому можешь не отставать и не исчезать, если я тебе этого не предписываю, - улыбаясь, продолжал он. Ты и не угадываешь, до чего скоро начнется твоя деятельность без меня и даже вдали от меня, Левушка. Вместе с тобой мы выедем отсюда в Общину Али. Там ты пробудешь очень недолго, и причина нашей разлуки и твоей будущей ускоренной самостоятельности и есть то письмо, что ты не знал, куда отнести, и что подписано: "Дженни". Письмо это переслал сюда сэр Ут-Уоми, которому оно непосредственно адресовано. Я не буду тебе сейчас ничего говорить о той, что его писала. История эта началась года три назад в Лондоне. В ней участвовали лорд Бенедикт и сэр Ут-Уоми, спасая нескольких людей от козней Браццано. Все подробности ты узнаешь от самого сэра Уоми, прямо к которому поедешь, мало задержавшись в Общине Али. У сэра Уоми ты найдешь себе верную помощницу и спутницу Хаву, так тебя испугавшую когда-то. Ты не имел еще возможности оценить величайшего героизма этого чистого сердца. Теперь в общем труде освобождения несчастной Дженни ты узнаешь, кто такая Хава и на что способна верность и преданность до конца освобожденного сердца. Сразу несколько задач ложатся на тебя. Ты вырвешь Дженни из ужасных рук Браццано. Ты поможешь Анне, посвятив ее в часть своих новых знаний, и призовешь их обеих в Общину Али. Не ты будешь провожать Дженни в тайную Общину, где ее придется укрыть. И бороться за нее будешь ты не один, тебе помогут сэр Уоми и Ананда, они же позаботятся о ее дальнейшей судьбе. Но ты, Хава и Анна будете ей защитой в пути до Общины Али. Не так бурно, как за Дженни, предстоит тебе бороться за Жанну, и тут у тебя тоже будет преданный помощник - князь. Борьба предстоит тебе длительная и нелегкая, сын мой. И за время твоего отсутствия в Общину Али приедут брат твой и Наль, Венецианец и многие его сотрудники. И не твой взгляд встретит первый взгляд брата-отца. Нет ли в сердце твоем, Левушка, малейшего намека на досаду, что кончается твоя счастливая жизнь подле меня? В полосе Света ты живешь сейчас, и предстоит тебе спуститься в тревожные эманации людей, обуреваемых страстями и преступными склонностями. Огорчен ли ты? Сжимается ли твое сердце от сожаления, что самые близкие и дорогие тебе люди, возвратившись, не найдут тебя там, где думали встретить тебя немедленно? - О, Учитель, ведь ты читаешь в моем сердце и видишь его до дна! Как было бы ужасно Учителю растить учеников, на которых нельзя рассчитывать как на силу, которой можешь распоряжаться и на которую можешь положиться именно там, где нужно, и именно так, как нужно для дела, данного "сейчас". Мое беспрекословное повиновение тебе - вот моя радость; мой труд для Светлого Братства - вот мое счастье. - Будь благословен, мой мальчик, я дам тебе Яссу в спутники. Тебе не придется думать о мелочах жизни, он будет тебе верной нянькой-другом. И вся сторона условности и связанных с ними забот не будет тебя касаться. Ты будешь занят только духовной стороной дела и теми внешними положениями, которые будут необходимым следствием твоих задач духа. Связь твоя со мной будет неразрывной, и помощников тебе я буду посылать все новых по мере надобности. Мы подошли к нашему домику, и здесь нас ждал уже брат-распорядитель из Общины Али. Он сказал нам, что привел Раданде целый караван груза и людей от Али и имеет распоряжение Кастанды захватить нас с обратным караваном. Специально для нас он захватил двух мехари, шедших сюда без всадников. В это время раздался удар колокола. И. поручил своему келейнику Славе озаботиться всем для дальнего гостя и привести его в трапезную, где будет Раданда и где сообща решатся все вопросы. Вплоть до самого окончания трапезы я не имел ни минуты подумать о нашем быстром отъезде, обо всех встреченных мною за это время людях и дорогом Али, в Общину которого предстояло возвратиться и, быть может, снова увидеть его дивную белую комнату. Люди сыпались на меня, как орешки из кедровой шишки, и я едва успевал заниматься их текущими нуждами. После окончания трапезы И. сказал мне: - Ты свободен, Левушка, до вечерней трапезы. Это первые часы отдыха, которые я предоставляю лично тебе за несколько лет жизни со мною. Забудь обо мне, обо всех своих обязанностях и проживи их так, как найдешь нужным. Только одни сутки будет караван отдыхать, а затем мы покинем надолго эти благословенные места. Иди, друг, мир с тобой. И. нежно обнял меня и прошел в покои Раданды, уводя с собой брата-распорядителя. Я вышел одной из новых, в самое последнее время узнанных мною, скрытно вьющихся в зелени тропинок из покоев Раданды, чтобы провести в полном уединении предоставленные мне часы отдыха. Мой друг Эта, зорко карауливший все мои выходы из трапезной, наверное, не согласился бы оставить меня одного, считая, что он и так предоставляет мне слишком много свободы. Сначала я шел этими уединенными тропами, не задаваясь определенной целью. Но чем дальше я отходил, чем дальше отодвигались привычные звуки обиходной жизни, тем легче мне дышалось и тем яснее я сознавал свое слияние с природой. Постепенно углубляясь, я зашел в заросли вереска и терновника, миновал часовню плачущих и стал искать исполинскую аллею тополей, приводящую к часовне Радости. Проблуждав некоторое время, я все же ее нашел и вышел к темным кедрам, опоясывавшим белую часовню. Как недавно я здесь был и видел отчетливо это чудо искусства, поданное Самой Жизнью этому избранному Ею куску пустыни. И казалось мне, что я видел всю красоту часовни и всю божественную гармонию статуи. Но в эту минуту я понял, что очи духа моего раскрылись шире и физические глаза увидели то, что еще так недавно оставалось мне незримым. Вся статуя, бело-розовая, испускала целые тучи мелких золотых шариков, распылявшихся по всем направлениям и убегавших точно искры во все окружавшие часовню предметы. Я видел, как мощные кедры поглощали эти шарики, как они исчезали в цветах и пролетавших мимо птицах, как они напитывали землю и корни растений. Углубившись взглядом в землю, я увидел, как под землей, из-под часовни, пылая, неслись огромные огненные ручьи, разливаясь по всем направлениям Общины Раданды. Явление подземного огня, которое я наблюдал и под часовней Радости в оазисе матери Анны, но во много, много раз сильнее, ярче и больше, я видел здесь. Я был поражен этим зрелищем и тем, что мог не видеть его раньше. Я остановился у лестницы, и вся сила моего внимания сосредоточилась на Божественной фигуре Великой Матери. Я благословлял человека - творца-ваятеля, чьи руки были так чисты, что могли отразить черты, Откровением посланные Земле. Окружающее перестало существовать для меня, как Земля, отделенная от всей вселенной. Все скорби и слезы, все унижения и печали, радости и личные достижения - все исчезло как мир одной земли, как формы, живущие одно короткое мгновение земного воплощения. Я видел в себе и во всем только одну тропу Бесконечного. Никогда еще так ясно не сознавал я монолитности Жизни, кажущейся такой раздробленной в миллионах одухотворенных и неодухотворенных форм. Я поднялся в часовню и приник к стопам Великой Матери. Я молил Ее благословить мой новый труд и путь самостоятельности, я жаждал развить - в меру моих сил и возможностей - всю мою верность до конца. Я услышал голос: "Сказано тебе - только радостный видит ясно и может действовать в полную меру вещей. Из всех наставлений помни глубже всех одно: кто хочет до конца своей верности служить Единой Жизни, тот ни на минуту не может выйти из кольца радости. Каждое дыхание того, кто идет в мир для Сотрудничества с Единым, должно быть чистой радостью и наполнять все окружающее бодрой энергией. Нет иного завета светлому сыну, как завет неомрачаемой радости. Эпохи войн, упадка этики и нарушения устойчивого равновесия в людях, уродливого разложения честности и чести - ничто не может нарушить радостности тех, кто вышел не на бой с пороками братьев-людей, но вышел гонцом Любви, неся Ее завет мира. Радость не звенит, как золотая деньга, и не блестит, как лучи серебра. Радость бьет грешника, заставляет задумываться злодея и окрыляет чистого, если ее несет сын Света, верный до конца". Голос умолк, но в руке моей очутился цветок Великой Матери, точь-в-точь такой, какой дала Она мне в мое первое посещение часовни. Если в тот первый раз я весь был объят огнем восторга и сознавал себя физически слабым и даже еле живым, то сейчас сердце мое было полно мужества. Я торжественно брал на себя дивное обязательство быть гонцом Радости. Я впервые почувствовал в сердце великое счастье всем существом любить Бога и все Его формы Жизни. Простая доброта слилась во мне с уверенностью, что больше мне не надо "думать" о том, что я всегда не один, что всегда нас двое: мой Господь и я. Я сознавал себя неразрывно в Нем и Его в себе и только так мог теперь воспринимать всю вселенную и свой труд простого серого дня в ней. Мой новый путь, предстоящие в нем труды и скорая разлука с Боголюдьми, как Раданда и И., - все было для меня только тропой Бесконечного, и мысли о себе уже не только не тревожили, но и не существовали. Во мне не было больше перерывов сознания, что работа Учителя - работа, проводящая те или иные силы Откровения, а какое-то дело летящего сейчас - только простой умственный или физический труд, не идущий дальше обихода земли. Я не мог больше иметь ни скользящих встреч, ни пустых мелких дел - все, что я думал, видел, делал, - все становилось теперь делом не одного меня, во всем было действующих двое: мой Господь и я. Как когда-то в моменты высокой духовности, я испытывал особенную тишину в сердце, особенное спокойствие, так и сейчас я не ощущал границ своего тела и песка пустыни. Я твердо знал, как далеко идут лучи Света, как они сопровождают каждого в его трудах и делах, если эти труды и дела ведут двое: человек и его Бог. Мне послышалось вдалеке, в пустыне, пение, и я узнал неземные, похожие на звуки хрустальных колокольчиков, голоса Владык мощи. Я узнал Гимн, который они пели, и понял, что они посылают мне благословение в мой новый путь. Сосредоточившись глубже, я увидел всех семерых Владык мощи стоявшими у подножия своей лаборатории стихий и посылающими мне благословение. Я вспомнил последние слова Владыки-Главы, с которыми он отпускал меня в мир, о том, что в физическом теле я возвращусь к ним еще раз и не скоро, но что видеть лично его, Владыку-Главу, и моего доброго Владыку-Учителя я буду не раз. Теперь я видел их всех, принял их прощальное напутствие и понял, что буду и ими поддержан во все величайшие минуты напряжения, труда и борьбы, если только руки мои будут достаточно чисты и дух мой будет жить неразрывно слитым с Единым во мне. Ничем не нарушаемая вокруг тишина, торжественный покой и радость внутри меня все создавало такую гармонию, такое счастье жить, что я не заметил, как спустились короткие сумерки пустыни. Новая энергия жить в понимании себя послом Светлого Братства лилась из меня целыми струями радости, и вместе с тем я чувствовал, как тело мое поглощает золотые искры Великой Матери, становясь все крепче и бодрее. Я приник в прощальном лобзании к Божественным рукам и давал обет нести энергию Света и помнить, что в труде среди людей каждое мое дыхание должно быть выдохом только радости и мира. Я погрузился в глубочайшее счастье, имени которому нет на человеческом языке... Меня вернули на землю слова И., взявшего меня за руку: - Сын мой. Много раз в жизни ученика чередуются периоды труда и отдыха. Но отдых ученика не похож на отдых обычного человека. Отдых его - это тоже труд, и очень напряженный труд, все для той же цели: блага людей. Отдых ученика - отдых-труд, это и есть повышение своих духовных сил, и следствием, отсюда вытекающим, идет повышение в знаниях тайн природы. Перед тобой лежит новое широкое поле труда, в котором ты будешь победителем, ибо ты вошел в ту ступень духовного сознания, где ты и твой Господь действуете вместе. С момента такого духовного прозрения уже нет для человека ни условностей земли, ни обособленного мира неба - для него есть тропы Вечности в земном непрестанном движении. Только с этого момента раскрывается вся сила чести в человеке, и он идет по земле мудрецом, хотя бы грамотность его была в зачатке. Рамки условностей человеческих исчезают, живет дух человека освобожденный. Все встречи, раньше тягостные, будут тебе теперь легки, так как и рамки людей будут разрушаться перед могуществом гармонии твоего существа. И каждый, независимо от личного желания, будет обнажать во встрече с тобой все лучшее, на что способен. Иди, мой сын, помни, что главнейшая задача твоего служения - быть писателем. Это твой путь - вызывать и творчеством мысли утверждать в людях их лучшие силы. Как бы многочисленны ни были сейчас твои обязанности, дела и встречи, писать начинай теперь же, пользуясь каждой свободной минутой, какую сумеешь вырвать. Никакая суета земли и эманации несносных и неспокойных толп людей не могут разбивать трудов тех, кто несет в себе Живую Вечность. И. обнял меня, и мы вместе вышли из часовни, когда тьма уже окончательно спустилась. Не успели мы выйти из аллеи гигантских тополей, как раздался удар колокола к вечерней трапезе, к которой мы едва поспели. На этот раз трапезная имела необычный для Общины Раданды вид и поразила меня парадностью. Всё и вся в ней, и всегда сверкавшее исключительной чистотой, на этот раз казалось просто сиявшим белоснежностью. Столы были покрыты тонкими, блестящими, с прекрасным рисунком скатертями. В очаровательных горшках и вазах стояли цветы и фрукты. Перед моим и И. местами стояли тончайшей работы приборы из слоновой кости и серебра и такие же кубки. Я восхищался красотой убранства, такого необычайного в скромном, почти суровом быту Общины, и не мог себе объяснить, что было причиной такой парадности, которая больше подходила торжественному пиру, чем простой трапезе общинников. По приглашению Раданды все заняли свои места, и трапеза пошла своим порядком, с той только разницей, что блюд было больше, в кувшинах вместо молока стояло в изобилии вино и кушанья соответствовали убранству столов. Да, это был пир. Прощальный пир, который давала Община своему высокому гостю И. - В последний раз сегодня мы видим среди нас нашего любимого друга, нашего вождя и покровителя, Учителя И., - сказал, поднявшись, Раданда. - Много раз бывал у нас Учитель, много раз уезжал он от нас, но никогда еще ни его присутствие, ни его отъезд не были связаны и с таким счастьем, и с такими переменами в Общине, как в это его пребывание. Если вы поглядите друг на друга, окинете взглядом все столы, вы почти не найдете здесь, в таком парадном сегодня зале, тех лиц, которые были сотрапезниками Учителя И. в первые дни его приезда к нам. Сменилось не одно и не два поколения за этот период его пребывания с нами. Сменился целый поток людей, потому что в одних радостно пробудились, в других утвердились их лучшие силы. Не думайте, что это великое событие массового обновления душ произошло только по причине пребывания с нами Великого Учителя. Нет, готовы люди - готово им и свидание с Учителем. Но бурный рост готовых к обновлению людей, конечно, произошел от непосредственного вращения их в сфере чистоты и мощи духа Учителя. Сегодня мы даем прощальный пир нашему Другу и его спутнику. Мы украсили этот зал всем самым драгоценным, что имели в своих запасах. Нам хотелось, чтобы его внешнее сияние и сияние наших благодарных сердец сливались в общую гармонию красоты с сиянием лучей Учителя... Благодарим тебя, Учитель, - обратился Раданда к И., - за все то, что ты для нас сделал. Уста мои, выражающие чувства признательности, любви и благоговения всех здесь присутствующих, не могут выразить словами всей радости сердца за счастье встретить и знать тебя. Учитель, за твою доброту к нам. Немало раз помогал ты нам своими наставлениями. Не оставь нас теперь без прощального слова, теперь, когда мы знаем, что надолго расстаемся с тобой, - закончил Раданда свою речь, кланяясь И. глубоким, почтительным поклоном. Ответив на поклон настоятеля, И. повернулся к сидевшей в полной тишине толпе людей, и голос его полился какими-то каскадами утешения и мира. "Прощаясь с вами, я прежде всего хочу напомнить вам еще раз о том, что нет разлуки для духовно зрелых людей. Как бы далеко физически вы не чувствовали себя от меня, вы всегда живете и будете жить в моей памяти, в моей деятельности любви. Кто однажды встретил Учителя и вошел в единение с ним, тот не может быть им забыт никогда, ибо такова сила любви сердца Учителя. Она вмещает в себя все живое, сумевшее однажды привлечь его внимание до ступени взаимного труда. Но то - сила сердца Учителя, поддерживающего связь с людьми. Может ли держаться крепкая взаимная связь на одностороннем рычаге? Нет, конечно. Связь ученика и Учителя, как и все во Вселенной, может утверждаться только на гармонии. Только на законе причин и следствий, то есть на двустороннем рычаге. И как бы сильна ни была любовь односторонняя Учителя, она не может притягивать к себе мертвые, не звучащие любовью сердца. Вы можете "говорить" сколько угодно слов о своей преданности и верности Учителю, о своей абсолютно чистой жажде следовать за ним, о своей верности служения ему. Но не на "словах" живет связь ученика и Учителя, а на действии. Там, где формально принимается все, а в действиях быта идет сумятица, неряшество, ссоры или недовольство людьми, требовательность к ним, там бесполезно говорить об ученичестве. Мало того, вечные ссылки на "Учителя" отвратительны и даже оскорбительны в устах этих людей. Я не раз вам говорил о дивных словах Евангелия: "Если не любишь ближнего своего, которого видишь, как можешь любить Бога, которого не видишь?" В этих словах вся мудрость деятельности земли: быть и становиться. В действии каждого серого дня проносить чашу доброты для земли, для человека. Такое действие идет во имя Высшего, но идет по земле, для земли, а не над нею и именно в данных каждому его обстоятельствах. "Свои" обстоятельства у каждого. Но это не значит, что надо их принять как нагрузку, не бороться, не побеждать их ежечасно, любя. Все люди - мала ли, высока ли их духовная культура, здоровы ли они, больны ли, молоды или стары - имеют в сердце силу, называющуюся: благодарность. При общении со своими ближними эта сила - главный очистительный фонтан духа, главный двигатель к совершенству. Она есть один из аспектов Любви. Если человек не развился в своих духовных силах настолько, чтобы сердце его стало похоже на электрический фонарик, бросающий сноп лучей в сердце встречного, то он может стать на путь такого развития Жизни в своем сердце через чувство благодарности. Благодарности тем, кто выразил ему малейшую заботу, внимание, доброту или маленькую ласку. Вот из этого чувства благодарности, пролитой людям на Земле, куется второе плечо рычага, идущего к сердцу Учит