Яростный клинок - Геммел Дэвид. Страница 27
Высокий бросил нож и попал Конну рукоятью в лицо. Удар пришелся ниже правого глаза. Не промахнись он, в глазу юноши торчало бы шесть дюймов стали. Противник снова атаковал. Как Конн и думал, он оказался быстр, и юноше приходилось дважды отпрыгивать от его выпадов. Потом враг внезапно отступил в сторону и ударил кулаком в незащищенное лицо юноши. Тот пошатнулся, но не упал. Тогда высокий нанес удар мечом, целясь в горло. Конн блокировал выпад и контратаковал клинком сидов. Он хотел попасть по шее, однако удар пришелся ниже скулы и пробил насквозь и другую щеку. Внезапная боль заставила высокого отпрыгнуть. Конн выпустил нож, но загнал короткий меч в живот противнику по рукоять.
Тут на него кинулся последний противник. Юноша потянул на себя меч… увы, тот прочно застрял в теле убитого. Выпустив рукоять, он отвел удар предплечьем. Железное лезвие разрезало рубашку и поранило руку. Другой рукой Конн стукнул врага по подбородку, а потом подпрыгнул и ударил ногой в висок. Тот неловко упал. Высокий стоял на коленях, обеими руками держась за рукоять меча, торчащего из живота. Конн вытянул из него сидский нож. Оставшийся в живых боец снова был на ногах, но, увидев в руках у юноши кинжал, перепугался и бросился к лошади. Молодой риганте прыгнул ему на спину и повалил на землю. Потом схватил за волосы и заставил откинуть голову.
– Вот еще один дар вашему кровавому божеству, – прошипел он, перерезая глотку.
Отойдя от трупа, он вернулся к высокому. Его штаны были все в крови, а лицо приобрело пепельный оттенок.
– Где четвертый? – спросил Конн.
– Надеюсь… что… ты… сдохнешь, – выдавил умирающий.
– Нет, ведь ты истекаешь кровью, а не я, – резонно возразил юноша. – Но смерть может оказаться довольно болезненной. – Он схватился за рукоять и повернул клинок в ране. Человек закричал.
– Где четвертый? – повторил мучитель.
Умирающий повернулся на правый бок, хрипло выдохнул, дернулся и умолк навсегда. Перевернув труп на спину, Конн вытянул из него свой меч и вытер его о черный плащ покойного.
Затем подошел к костру и сел. Руки снова дрожали, но на сей раз от возбуждения после драки, и он не стыдился этого.
Медведь не лишил его храбрости.
Опьянение победой длилось недолго. Конн сидел у огня и думал о мертвецах за его спиной. Юношу пробрала дрожь, и он беспокойно оглянулся. Они лежали там пугающе неподвижно. Глаза высокого были открыты и, казалось, смотрели на него. Конн поднялся, снял со всех трупов по очереди черные плащи и укрыл их. Плащи были добротные, и в центре каждого было вышито пять пересекающихся серебряных колец. Саваны получились недешевые.
Возбуждение и страх исчезли. Конна начала охватывать меланхолия, и юноша сам не понимал почему. Разве он не убил трех воинов? Разве не доказал этим свое мужество? Коннавар подбросил дров в огонь и завернулся в плащ. Над лощиной пролетела сова. Справа лиса вынырнула из подлеска и внимательно посмотрела на человека у костра. Чует кровь, подумал Конн. Они уже не люди. Только мясо.
И ты однажды станешь мясом.
Мысль была неприятная.
– Мужчина не должен оставаться один в своей победе, – сказала Морригу.
Конн вздрогнул. Старуха сидела с другой стороны от костра, закутавшись в серый платок. С ветки над ее головой слетел черный ворон и приземлился рядом с ней, широко раскрыв крылья. Юноша полез под рубаху и обхватил пальцами красный опал, который ему дала Ворна.
Морригу засмеялась.
– Я не причиню тебе вреда, Меч Бури.
– Тогда зачем ты явилась?
– Ты меня интересуешь. Скажи, зачем ты напал на этих людей?
– Они убили старика и ребенка.
– Значит, все просто: преступление, за которым последовало справедливое наказание. А если я скажу тебе, что старик был черным магом, истребившим десятки людей, а ребенок – его демоном, пожирающим души детей? А этих воинов, героев из земли гатов, послали остановить злодея? Что тогда?
– Они не герои, – отрезал Конн, хотя слова смутили его.
– Почему ты так уверен?
– Герои не стали бы насиловать девочку, а если старик был магом, то почему не использовал свое могущество против них?
– Может, на них были талисманы вроде твоего, а что касается изнасилования, ты знаешь, как никто, что женщину, одаренную магией земли, никогда не должен касаться мужчина. Может, они лишали ее волшебной силы.
– Не верю.
– Я и не говорила, что это правда, – заметила Морригу. – Но так могло быть.
– Чего ты хочешь от меня?
– Я не хочу ничего, смертный. Однажды я спросила тебя о сокровенном желании. Ты возжелал славы. Ну, какова она на вкус?
– Я думаю, что ты воплощенное зло. И не желаю иметь с тобой дела.
Морригу улыбнулась.
– Я больше, чем зло. Зло – маленькое существо, коротко-живущее и ничтожное. Зло как чума. Приходит, приносит боль и уходит. Я Морригу. Я есть всегда. Я даритель. Люди приходят ко мне и просят, а я им даю, чего они желают.
– Ты послала медведя убить меня.
– Тебе хотелось славы, Коннавар. Теперь твое имя известно во всех землях кельтонов. Ты герой – благодаря мне. Попроси о чем-нибудь еще. Увидишь, какая я щедрая. Хочешь быть королем?
– Не желаю иметь с тобой дела, – отрезал он. – С меня довольно медведя.
– Неужели ты разучился мечтать, Меч Бури? Где же тот мальчик, думающий о славе?
– Вырос, – резко ответил Коннавар. – Скажи лучше, зачем ты лишила Ворну магической силы?
Ворон взлетел, взметнув крыльями искры из костра. Несколько горячих углей упали Конну на колени. Он смахнул их… а потом застыл удивленно. Вокруг никого не было. Он не заметил, когда Морригу исчезла, как не заметил и ее появления. Будто во сне… а не приснилась ли ему старуха?
С другой стороны от костра лежало длинное черное перо. Конн поежился, обойдя пламя кругом, поднял его и бросил в огонь.
Чего бы он попросил?.. Юноша задумался об этом, но ответ был прост. Ничто не доставило бы ему большей радости, чем появление Ариан. Вот вышла бы сейчас из тени деревьев и села рядом с ним у огня… Конн представил, как она склоняет голову и звонко смеется, как красиво идет, качая бедрами. Он солгал, сказав ей, что она для него ничто. Девушка постоянно присутствовала в его мыслях. Даже ее замужество ничего изменило.
Конн попытался уснуть, однако во сне его преследовали поднимающиеся мертвецы с яркими ножами в руках, и он, перепуганный, проснулся в холодном поту. Услышав, как что-то шевельнулось за спиной, он в панике вскочил, выхватывая инжал. Лиса терзала руку одного из трупов. Почувствовав неимоверное облегчение, юноша швырнул в нее камень, и она, коротко тявкнув, скрылась в подлеске. Окончательно проснувшись, Конн подкинул в костер остатки дров. История Морригу про чародеев и демонов наверняка ложь, хотя… Вдруг это не просто убийство и изнасилование? Тогда я убил троих людей несправедливо.
Он почувствовал ноющую боль под правым глазом и нащупал вздувшийся синяк там, где в лицо врезалась рукоять ножа. Лучше не рассказывать Большому Человеку и Бануину об этой части драки, решил Конн. Будь нож лучше брошен, лиса ела бы его мертвую плоть.
Интересно, как поведет себя Руатайн? Рассердится? Возможно. Но он сам воин, и гордость за достижения сына смягчит гнев. По крайней мере Конн надеялся, что так.
Перед самым рассветом донесся звук приближающихся лошадей.
– Сюда! – крикнул он.
Первые, кого он увидел, были Бануин и Руатайн, следом Арбон, Гованнан и другие. Руатайн соскользнул с коня и подошел к гаснущему костру.
– Что здесь произошло?
– Я нашел троих, но ни следа четвертого.
– Думаю, мы поймали его, – сказал Руатайн, указывая на одного из всадников, худого человека с висячими усами, который молча сидел на лошади с руками, связанными за спиной.
– Мы нашли его в деревне в голубой долине. Покупал еду. Он иностранец. – Руатайн подошел к трупам, стянул с них плащи. Арбон осмотрел их. – Это они, – объявил он. – Смотрите, у толстяка на лице царапины. Молодец, Конн.
Юноша никак не отреагировал на похвалу, но бросил взгляд на Бануина. Тот явно сердился. По лицу Руатайна нельзя было понять, что он думает.