Эхо Великой Песни - Геммел Дэвид. Страница 26
Талабан, попытавшись успокоиться, снова вошел в транс и стал искать дорогу обратно к звездам, но безуспешно.
Впервые за несколько десятилетий он ощутил признаки паники. Он встал с ковра и напился воды, глядя на распростертое тело анаджо.
Он доверился тебе!
Паника нахлынула снова. Талабан выругался, стараясь с помощью гнева побороть темную силу, лишавшую его мужества.
Ладанка Пробного Камня выпала из его правой руки на пол. В ней помещалось все, что анаджо ценил в этой жизни.
Пробный Камень верил в ее магию, и Талабан сейчас тоже нуждался в ней.
Как-то раз он слышал, как Пробный Камень поет у себя в каюте, и благодаря своей аватарской выучке запомнил до мельчайших подробностей и мотив, и слова. Талабан прижал ладанку к своей груди и запел. Краски снова запестрели перед ним: синева летнего неба и все оттенки лесной зелени. Послышались звуки: пение птиц и далекие голоса Озну. Затем в его мозг вошло нечто бесконечное холодное и причиняющее острую боль.
— Сейчас ты умрешь, — сказал голос еще более холодный и ужасный, чем эта боль.
— Я должен найти Пробного Камня. Он потерялся, — ответил Талабан.
— Открой мне свой разум, — повелел голос, и Талабану показалось, будто острые когти рвут его череп. — Не противься!
Талабан заставил себя подчиниться боли, и холод сменился жаром, исторгшим у него крик. Жгуче-красные волны пронизывали его мозг, въедались в мягкую ткань. Желчь подступила к горлу, и Талабана вырвало на ковер.
Затем боль утихла, и голос сказал:
— Найди его.
— Я не знаю как.
— Воспользуйся ладанкой. Я провожу тебя назад к Млечной Реке, но лишь тот, в чьих руках ладанка, сможет найти его.
— Что я должен делать?
— Повесь ладанку себе на шею и возьмись левой рукой за Пробного Камня, а правую протяни вперед. Когда среди звезд ты нащупаешь что-то твердое, это и будет он. Он не захочет возвращаться, он будет бороться с тобой, кусаться, царапаться и вырываться. Он будет принимать различные формы, но все это только иллюзия. Не отпускай его, что бы ни случилось. Ты понял?
— Да.
— Не отпускай его, ибо второй попытки не будет.
— Я понял.
— Будь сильным, иначе он убьет тебя.
— Как может иллюзия убить меня?
— Боль будет вполне реальна. Если ты поверишь в нее, то умрешь.
Талабан надел ладанку на шею и сказал:
— Я готов. Но кто ты?
— Одноглазый Лис. Возьмись левой рукой за моего внука. Теперь закрой глаза и протяни правую.
Краски замелькали перед глазами, яркие до боли. Талабан, брошенный в море мучений, хотел закричать, но у него пропал голос. Он падал куда-то сквозь пламя, ловя порой обрывки фраз, выкрикиваемые множеством голосов.
«Мерзкое отродье. Простых вещей не понимаешь?» (Отец ненавидел меня. Он знал.) «Нет ничего, что ты не мог бы сделать, сынок». (Мать обожала меня. Она была всему причиной.) «Он ни на что не годен. Трудно поверить, что это мой сын».
«Не воинская доблесть сделала аватаров великими, мальчик. Думай!» (Эндарсен, мой учитель. Без него я пропал бы.) Голоса кричали, шептали, пели. Талабан боролся за свой рассудок. Где они, сияющие звезд? Где музыка вселенной?
— Все впереди, — сказал голос Одноглазого Лиса. — Сначала ты должен погрузиться внутрь, потом мы полетим к звездам. Прислушайся к голосам. Узнай, кто ты.
— Я знаю, кто я.
— Нет. Найди то, что потеряно.
— Пробного Камня?
— Сначала найди того, кто пропал внутри тебя, а уж потом ищи Пробного Камня.
— Я не понимаю! — Но это была не правда. Талабан понял — и погрузился в океан голосов.
«У человека должна быть мечта, Талабан, — говорил Эндарсен. — Без нее мы всего лишь живые трупы. Мы едим и пьем, но это не идет нам впрок. Мы слушаем и говорим, но не понимаем главного. Мы дышим, но не живем. О чем мечтаешь ты?»
«Нет ничего, что ты не мог бы сделать, сынок. Ты особенный».
«Нет у меня мечты! Ничего не осталось. Все мечты и надежды погребены подо льдом».
«Мерзкое отродье! Простых вещей не понимаешь?»
«Приди ко мне, Талабан. Я буду твоей и только твоей». (Крисса была лучшей из всех. Она любила меня. С ней я мог бы обрести мечту.) Звуки утихли, и он снова увидел ее в их последнюю встречу, почти утратившую свою красоту, с прозрачной, как стекло, кожей. Никто не знал, откуда берется эта болезнь. Она поражала одного аватара на десять тысяч. Использование кристаллов каким-то образом изменяло химию тела. Мягкие ткани затвердели, и человек сам начинал кристаллизироваться. Средства от кристальной болезни не существовало. Порой она протекала медленно и мучительно, порой быстро и устрашающе. У Криссы, к счастью, это произошло быстро. Талабан сидел у ее постели и не мог взять ее за руку, боясь сломать пальцы. Она уже лишилась дара речи, и только ее чудесные голубые глаза оставались мягкими и влажными. Талабан сказал, что любит ее и будет любить всегда.
По кристальной щеке Криссы скатилась слеза, потом глаза остекленели, и ее не стало.
Для Талабана настал конец света, и лишь настоящее крушение мира год спустя немного привело его в себя.
Боль этого воспоминания ожгла и оледенила его.
«В тот день я потерял все», — подумал он.
— Нет. В тот день ты сам все отдал, — сказал Одноглазый Лис. — Сегодня ты вернешь это назад.
Голоса умолкли. Талабан летел куда-то, кружась в пустоте.
Под ним, как лампа в ночи, зажглась голубая планета. Он полетел быстрее, и она скрылась вдали. Две кометы пересекли ему дорогу и ушли в грозовые тучи над другой планетой колоссальной величины. Клубы пламени ударили наружу.
Талабан летел все дальше и дальше.
Он снова стал слышать музыку сфер, пульс вселенной. Он жаждал раствориться в ней и жить, подчиняясь ритмам вечности.
— Держись! — велел Одноглазый Лис. — Именно эту дорогу выбрал себе Пробный Камень.
Талабан отвлекся от музыки и стал шарить правой рукой в пустоте.
— Закрой глаза и представляй себе ладанку. Пробный Камень сам придет к тебе.
Кружение остановилось. Талабан неподвижно парил среди звезд. Закрыв глаза, он последовал указанию шамана. Что-то легонько коснулось его пальцев, и он попытался схватить это, но промахнулся. Он повторил попытку и на этот раз уцепился за что-то, и его руку пронзила острая боль. Открыв глаза, он увидел огромную пятнистую змею, вонзившую зубы в его плоть.
Он чуть не разжал пальцы, но преодолел страх и стиснул круглое тулово еще крепче. Змеиные зубы вонзились ему в лицо, и он почувствовал, как яд сочится в его тело.
Это только иллюзия, сказал он себе, и раны исчезли бесследно.
Теперь он держал в руке камень. Из трещины в нем вылезали черви и вгрызались ему в ладонь.
Талабан, сосредоточившись на ладанке, представил себе корабль и обратную дорогу к нему. Черви въедались в запястье, откладывали личинки в артериях. Он чувствовал, как они кишат в его жилах. Из личинок выводились новые черви. Они наполняли грудь, живот, прорывали кожу.
Они пожирали его заживо.
— Помоги мне, шаман! — крикнул он, но не получил ответа.
Что, если это только хитрость и Пробного Камня здесь нет?
Что, если его заманили в ловушку?
Червь, проев его щеку, вывалился наружу.
Вокруг Талабана вспыхивали радуги, и он продолжал сжимать камень в руке.
«Скоро буду дома, — думал он. — Еще немного».
— Ты делаешь мне больно, — сказал голос Криссы. Талабан распахнул глаза и увидел ее, хрупкую, с трещинами, бегущими по кристальной руке от его пальцев. — Зачем ты так?
— Я не хочу причинять тебе боль, — сказал он.
— Мне было хорошо среди звезд. Если ты вернешь меня обратно, я рассыплюсь в стеклянную пыль.
Зажмурившись, чтобы не видеть, Талабан полетел дальше.
Теперь его уши наполнил рев. Чьи-то когти терзали ему лицо, впивались в левый глаз, полосовали грудь. Лев навалился на него, рвал плечо, глодал кость, но Талабан крепко держался за его черную гриву.
«Мне конец, — думал он. — От таких ран я ни за что не оправлюсь».