Мелхиседек. Книга I. Мир - Нюхтилин Виктор Артурович. Страница 54

Однако по-прежнему твердо считается, что и в мозге кое-что хранится. Разве не так? Действительно, хранится. Информация управления и координации, но та ли эта память, о которой мы говорим? Если хранится та память, которую мы имеем в виду, то где? В каком его участке? Определите его — и спорам конец. Где он? Никто не знает. О том, что память находится вне мозга, мы убедительно докажем дальше, а пока скажем следующее: по итогам операций, связанных с травмами и опухолями, были перебраны все его секторы, и выяснено, что после удаления любого из участков мозга могут теряться способности суждения, обучения, осязания, зрения, адекватных психических реакций и т. д., но память остается! К настоящему времени увлеченная рука хирурга неоднократно вырезала все по очереди участки мозга, и ни разу память от этого не пострадала. Нет ни одного участка мозга, где хранилась бы память! Память нельзя «вырезать». Если сказать, что в холодильнике нет ни одного отделения, где хранится кипяток, то где основания утверждать, что холодильник — хранилище горячей воды? И где основания утверждать, что память находится в мозге, если уже заглянули во все его уголки, а ее там не нашли?

С памятью разобрались, и это самое важное. Однако связь между мозгом и сознанием слишком очевидна, чтобы от нее отмахиваться. Впрочем, относительно нашей неуничтожимости эта связь нас не должна тревожить. В самом деле, ведь нарушения мозга приводят лишь к ущербу личности, но они не прекращают сознания этой самой личности. Сознание остается, пусть даже в ущербном виде. В чем же проявляется ущерб? В неадекватных реакциях на раздражения. Однако на каких основаниях мы говорим о том, что эти реакции сознания неадекватны? Кто это придумал? Они вполне адекватны тому, что им предлагает поврежденный мозг! Мозг — это поставщик информации из окружающего мира. Если он дает сбои, то сознание никогда никаких сбоев не дает. Что мозг сознанию предоставляет, с тем оно и имеет дело, ни больше, ни меньше.

Разумно ли поведение спившегося человека, который лезет на стену от привидевшихся ему клубков змей? Неразумно, поскольку никаких змей вокруг него и в помине нет. Однако это неразумно сообразно тому, что видим мы. А если бы вокруг нас на самом деле клубились эти змеи, то мы делали бы абсолютно то же самое в паре с ним, то есть поступали бы очень даже разумно и адекватно. Если затуманенный наркотиками мозг будет передавать сознанию человека, что перед ним Мэрилин Монро, то этот бедолага очень даже разумно начнет предпринимать единственно естественные для мужчины действия сообразно такому счастливому случаю. Уверяем вас, что он будет действовать очень последовательно и даже изысканно, лишь бы сама Мэрилин не подкачала.

Мозг — прибор ориентации нематериального сознания в материальной действительности. Сама физиологическая работа мозга подтверждает это, представляя собой непрерывное, 8–12 раз в секунду (!) пробегание волны возбуждения по всей его поверхности. Так работает только следящий прибор, который никогда не знает, будет информация или нет, но находится в режиме постоянной готовности к ее получению. Пробегающая вибрация регистрирует и обрабатывает внешние раздражители, перерабатывает их и выдает сознанию сведения об окружающей обстановке. Сознание всегда верно принимает решение и выдает команды назад мозгу, который теми же волнами активности их принимает и передает дальше телу. Если кто-либо в этом сомневается, то пусть еще раз поэкспериментирует. Что предваряет любое ваше движение? Проследите. Команда мозга. Пока наука не объяснит нам, как мозг порождает команды, каким образом он создает мысли и как перед этими мыслями он образует понятия, мы будем считать, что мозгом все мысли, понятия и команды регистрируются извне. От сознания. А наука даже обходных путей для решения этих вопросов пока не видит. И это, похоже, навсегда.

Исходя из всего сказанного, можно вполне уверенно говорить, что мы — это наше сознание, то есть мысль и память, а поскольку мы уже твердо убедились, что это явления нематериальные, то и мы тоже, как следствие, явление нематериальное. А поскольку смерть есть разрушение материального, то теперь она нас действительно не касается. И память, и сознание как находятся вне тела, так и останутся при нас после смерти тела, и мы можем спокойно пожелать молекулам нашего умершего тела счастливого пути в другие тела. Мы будем жить вечно, и необязательно это должно все время происходить в неестественном и затрудненном материальном проявлении.

Как видим, если извлечь сухой остаток из наших рассуждений и отвлечься от задач соотнесения жизни и смерти, то может создаться впечатление, что это замаскировано-отвлеченный спор о том, что первично — материя или сознание. Но мы это не специально сделали. И такой цели не преследовали. Наши рассуждения совершенно случайно легли в канву извечного спора философов, и то предпочтение, которое мы отдаем нематериальному, не значит, что мы выступаем под знаменами именно идеалистов, ибо нам не нужна ни одна из крайних позиций.

На самом деле сам спор о том, что первично, а что вторично, не является спором, что лучше, а что хуже. Вернее, не должен являться таким спором. Не должно это принимать и богоборческие или, наоборот, богозащитные формы. Нельзя противопоставлять Ему материальное, поскольку Он все это материальное Сам же и создал. Сам спор выявляет интересную и правильную вещь: и те и другие, ставя сознание первичным материи или материю первичной сознанию, тем самым подтверждают наличие не только видимой, материальной стороны мира, но и невидимой, нематериальной. Сама постановка вопроса о первичности говорит, что и та и другая стороны признают и материальное, и нематериальное равносущими в Его творении! А что главнее другого — уже неважно в пределах этой полемики. Главнее всех Он. Материя совершает какую-то нужную Ему работу. Следовательно, поскольку на данный момент мы погружены в нее, она для нас сейчас главнее. Временно. Потому что материя вообще временна, а нематериальное — вечно.

Мы коснулись проблем вечного спора идеалистов и материалистов еще и потому, что, говоря о нематериальном, всегда будем находиться в глупом положении человека без языка, пытающегося азартно и вдохновенно рассказать одними лишь жестами заинтересованно любопытному обществу, что его жена не любит, когда ее без дела щекочут в интимных местах. Мы не знаем природы нематериального, но вынуждены описывать ее, отталкиваясь от природы материального. А поскольку нематериальное выступает как полностью противоположное материальному, но не имеющее для нас собственных терминов, характеризующих себя, то, используя для этого термины материального, объяснить нематериальное нам никогда не удастся. С таким же успехом можно описывать свойства вина, используя при этом только термины, характеризующие свойства чугуна.

Остановимся еще на одном материальном термине, который мы применили для выражения свойств нематериального, — цикличности. Для материи цикличность естественна. Раз она из чего-то состоит, то вполне может разлагаться на эти примитивные составные части и снова собираться в новые формы. Признавая, что нематериальное состоит из ничего (вот наглядный пример использования характеристик природы материального для объяснения нематериального — «состоит из ничего», но вспомним о принципе дополнительности — и продолжим), мы, говоря о цикличности материального проявления жизни, неизбежно приходим к вопросу: а как при этом все происходит с нашим сознанием, с нашим именно индивидуальным сознанием? Если мы признаем его вечность, то должны говорить о его непрерывном проявлении. Если я вечен, как мое сознание, то должен помнить об этом не в назидательном аспекте, а в конкретном. Что говорит мне об этом моя память? Моя память, мое «Я» таких данных не содержит. Следовательно, моя индивидуальность также проявляется циклично, в виде различных форм непрерывного сознания? В таком случае, это также равносильно смерти, поскольку следующая индивидуальность моего сознания будет уже не «Я», и лично меня должно мало восхищать наличие в той индивидуальности даже самых распрекрасных качеств, поскольку, спроси меня, чего я хочу, выбор был бы очевиден: пусть я буду снова хуже, но пусть это буду я.