Тайник Русского Севера (с иллюстрациями) - Демин Валерий Никитич. Страница 20

Отсюда и фольклористика как наука призвана в полном объеме собирать и изучать различные проявления жизни народа как элемента исторически сложившейся цивилизации. Ни в коей мере не является она исключительно филологической наукой (или частью таковой). Напротив, она становится абстрактной и непонятной в отрыве от этнографии, религиоведения, археологии, социологии и философии истории. Попытка представить русскую сказку, былину, песню, заговор и т. д. вне их обусловленности народным бытием во всех нюансах его исторического развития оборачивается искаженным истолкованием этих ценнейших памятников русской культуры, отразивших все основные вехи ее становления.

У нас ведь как принято относится к фольклорным произведениям? К сказке, например? Как к чисто развлекательному жанру. А сказке той, быть может, десятки тысяч лет и донесла она до нынешних дней дыхание наших далеких прапредков, осколки их тотемного мышления, наивно-целостного миросозерцания. Или так называемый обрядовый фольклор, связанный в том числе и с древнейшими народными празднествами: Коляда, Масленица, Кострома, Иван Купала и др. Здесь соединено все — и остатки языческого мировоззрения, и сакральный символизм, и первобытный ритуал, и песни, и танцы, и карнавал. Традиции, возникшие в глубинах веков и тысячелетий, передавались из поколения в поколение, закреплялись в слове и обрядовой символике, демонстрируя нераздельность человека и высших космических сил, проявлявшихся в смене времен года, дня и ночи, закономерностях движения на небосводе (иллюзорного, как известно) Солнца, Луны, других светил и звезд.

На первый взгляд нет ничего на свете более несхожего, чем наука и фольклор. Но если вдуматься — есть между ними одна несомненно общая черта. Это — способ описания и воспроизведения действительности. И наука и фольклор пользуются одним и тем же универсальным языком символов. Символическую форму имеют и логические абстракции, и философские категории, и художественные образы, и мифологические сюжеты, и фольклорные мотивы (все они облачены в словесно-знаковую, а следовательно — символическую оболочку). Естественные науки предпочитают излагать добытое позитивное знание на символическом языке математики или иным способом — как это имеет место в химических формулах. Может быть, такова вообще природа человека — отражать мир в символической форме? А может быть, сам человек и есть главный символ Мироздания и источник всех прочих символов?

И античный мудрец, и ведийский жрец, и славянский волхв, и современный ученый говорят примерно об одном и том же, пытаясь описать одну и ту же объективную реальность, но используя при этом различные системы символов и построенных на их основе языков. Здесь, кстати, лишний раз подтверждается известный тезис Алексея Федоровича Лосева (1893–1988), сформулированный в его классическом труде «Диалектика мифа»: всякая наука сопровождается и питается мифологией, черпая из нее свои исходные интуиции. Наука (по гносеологической сути своей) — та же мифология, только облаченная не в образы, а в абстракции. С точки зрения единых закономерностей выражения действительности через символы и постижения действительности через символы современная наука столь же мифологична, сколь научна всякая мифология.

Современные естественно-математические науки ничто без упорядоченных математических символов. Посредством этих символов создается научная картина мира, с их помощью она и прочитывается. Убрать символы — и останется одна пустота, ничто. Следовательно, и тайна теретического мышления кроется в символах. Познай их — и ты познаешь все. А историческая наука как теория? Разве так называемые концепции мировой истории или общественного прогресса, разработанные выдающимися историками или социологами, представляют из себя что-либо иное, кроме логически упорядоченных абстракций и спекулятивных конструкций, весьма далеких от реальности и существующих лишь в головах людей?

Приятно это кому бы то ни было или неприятно, но следует набраться мужества и признать: человек, познавая действительность, практически никогда не имеет дел непосредственно с этой действительностью, но лишь с набором некоторых символов и кодов, включая собственные ощущения, более чем опосредованно данную действительность отражающими. И безразлично, в какой именно форме искажается объективная действительность, представая в мозгу то в виде мифологических картин и сцен, то в виде поэтических или фантастических образов, то в виде метафизических схем, то в виде математических формул. Всякие там классицизмы, романтизмы, смволизмы, импрессионизмы, эмпиризмы, рационализмы, релятивизмы и прчие «-измы» (коим нет числа) отражают действительность с той же степенью точности или искажения, что и фольклорные жанры — с той разницей, что степень символизации и алгоритмы кодировки глубинного смысла бытия и его закономерностей различны для науки или для мифологии.

Типичны и возможные искажения при обоих способах осмысления действительности. В результате свободного оперирования символами, знаками, образами, словесными догмами, математическими формулами и теоретическими моделями сплошь и рядом возникают некоторые спекулятивные конструкции, настолько далеко отступающие от отображенной в них реальности, что превращаются в прямую противоположность объективной истине. Гете называл это «ложным светом знаний». «Я проклял знаний ложный свет», — так перевел соответствующую строку из «Фауста» Пушкин. У Байрона в «Манфреде» есть еще более резкое и откровенно-безжалостное высказывание: в свободном переводе оно звучит так: «Наука — это передача незнания от одного неуча к другому». Столь же безапелляционно высказался о сути псевдонаучного теоретизирования и Максимилиан Волошин: «Я призрак истин сплавил в стройный бред».

Представители конкретных наук тоже бывают достаточно откровенными. Вот афоризм одного из крупнейших английских археологов: «Археология — это не наука, археология — это вендетта». А вот мнение французского лингвиста: «Этимология — это наука, где согласные звуки мало что значат, а гласные не значат вовсе ничего».

Другими словами, то, что в общественном мнении считается наукой, на самом деле представляет собой сумму более или менее верных взглядов на определенный фрагмент действительности, событие или проблему. Группа интерпретаторов объявляет собственное видение вопроса истиной в последней инстанции и, обладая монополией на владение и распространение информации, всеми доступными средствами старается утвердить в общественном мнении только свою (а не какую-то другую) точку зрения. Однако в процессе естественной смены поколений (в том числе и ученых) ранее господствовавшая парадигма (то есть некоторая теоретическая модель, объявленная эталоном), как правило, претерпевает существенные изменения, а то и отбрасывается вообще. Это хорошо видно на примере разного рода учебников и справочников: казалось бы, именно в них сосредоточена квинтэссенция последнего слова науки. Но нет — сегодня никто не учится по учебникам, написанным несколько десятилетий назад и тем более — в прошлом или позапрошлом веке. Точно так же спустя некоторое время и на лучшие нынешние учебники (а равно — энциклопедии и справочники) будут глядеть, как на допотопный анахронизм.

Человек вообще не может жить без мифологии. По самой сути своей, по устроению, так сказать, сознания и механизму познавательного процесса он — существо мифологичное: Homo mythicus — Человек мифологичный. В духовной сфере его жизни мифологично всё — мораль, любовь, политика, идеология (последняя к тому же еще и утопична). Всякая идея мифологична по своей природе, сути и направленности. В этих своих ипостасях она и помогает человеку выжить, приспособиться, создать иллюзию комфортности. То же и в науке: нередко принимаемое за истину оказывается мифологией чистейшей воды. Оглянитесь еще раз назад и взгляните на теоретическую науку прошлых веков с точки зрения современных догм. По большей части ничего, кроме руин не оправдавших себя идей там не обнаружится. Точно также будет расцениваться и современная наука с позиций III тысячелетия и всех последующих.