Тайник Русского Севера (с иллюстрациями) - Демин Валерий Никитич. Страница 46

События, описанные в Книге Книг, развертываются в условной стране, чьим символом может выступать и град Иерусалим (в одном из вариантов его название вообще русофицировано — Русолим), и близ Фавор-горы, и в других экзотических местах. В ряде случаев действие переносится прямиком на Русскую землю:

Мотив «грозной небесной тучи» исключительно важен для выяснения подлинной сущности древнерусского компендиума. Корни здесь, без сомнения, уходят в древнеарийские представления о Мироздании, где Небо выступало синонимом Космоса (данная традиция прошла через всю последующую историю науки — от знаменитого космологического трактата Аристотеля «О Небе» до не менее знаменитых книг К. Фламмариона «История Неба» и К. Э. Циолковского «Грезы о Земле и Небе»).

Все без исключения варианты Голубиной книги строятся по общей схеме. С небес (читай: из Космоса) нежданно-негаданно «выпадает» огромная таинственная Книга — от 40 пядень до 40 сажен (то есть от 4 до 80 метров) в вышину да почти столько же в толщину. Космическая насыщенность и внутренняя экспрессия этого далеко не уникального события удачно отражены на известной картине Николая Рериха, она так и называется «Голубиная книга» (рис. 64). Что написано в той Великой книге неведомо никому.

Вокруг собираются мудрецы, цари, богатыри (список нередко продолжается: бояре, крестьяне, попы да поповичи), ну и, конечно же, сами исполнители — калики перехожие (от каждого сословия — по 40 человек). Начинают гадать: как быть, кто раскроет секрет сокровенной Небесной книги? Ключом к ее тайникам владеет лишь один — «распремудрый» царь Давид (в древнерусском мировосприятии он стал прозываться совсем по-домашнему — Давыд Евсеевич). На него-то и обрушивается град глубокомысленных вопросов. В качестве главного «вопрошателя» выступает, как правило, таинственный Волотоман-царь, или Волот Волотович. В его фигуре отчетливо проступают архаичные черты более древнего образа исполина-первопредка («волот» по-древнерусски значит «великан»). На все вопросы даются обстоятельные, но стереотипные ответы. Вопросно-ответная форма изложения знания типична для многих древних культур. Помимо индоевропейской (включая славяно-русскую) традиции, она присутствует в священных текстах древних египтян, китайцев, майя, инков и ацтеков и др.

Количество вопросов бывает разным. В зависимости от этого различают краткие и развернутые «редакции» Голубиной книги. Тем не менее все вопросы касаются самых фундаментальных сторон природного бытия и человеческого существования:

Этим перечень вовсе не исчерпывается. В одном из вариантов «духовного стиха», записанного Н. Е. Ончуковым на Печоре, следуют еще и такие вопросы:

Вслед за бытийно-генетическим блоком проблем следует дюжина (а то и поболее), так сказать, субординационных загадок. Их смысл: кто на белом свете самый главный среди себе подобных. Кто царь царей? Кто царь зверей? Птиц? Рыб? Трав? Деревьев? Камней? Озер? Рек? Городов? И т. д. Древнейшие арийские и доарийские представления невообразимо далеких — и в сущности гиперборейских — времен, когда прапредки современных народов и этносов имели общую культуру, идеологию, религиозные верования и даже язык, прослеживаются в Голубиной книге повсюду и подчас в самых неожиданных местах. Вернемся еще раз к блоку космогонических вопросов. Порядок здесь такой: за Солнцем и Месяцем обычно следуют зори (правда, иногда появляется еще и Луна, что также свидетельствует о глубокой архаике, ибо, согласно донаучным представлениям, Луна и Месяц считались разными светилами так же, как зимнее, весеннее и летнее Солнце):

В тексте, записанном еще Киршей Даниловым, зори даже предшествуют звездам. В любом случае зори — равноправные члены сплоченной семьи дневных и ночных светил. Случайна ли это? Безусловно, нет! Почетное место и основополагающее значение зари досталось Голубиной книге от той эпохи, когда слабо дифференцированные индоевропейские племена обитали еще на Крайнем Севере (оттуда они мигрировали на Юг из-за резкого похолодания) и полярные зори являлись носителями жизненно важного смысла, знаменующего рождение солнечного света, В Ригведе Богиня утренней зари Ушас — одна из главнейших в ведийском пантеоне. Ей посвящено множество самых поэтических и вдохновенных гимнов. Поэтому вовсе не удивительно, что мифологема «утреней зари» перекочевала в свое время в протограф древнерусского текста и прочно в нем закрепилась, заняв столь высокое место в «небесной иерархии» Голубиной книги.

Другой не менее характерный пример: одним из таинственных персонажей русской Книги Книг выступает Индрик-зверь. Не надо иметь семь пядей во лбу, чтобы уловить его несомненную связь с ведийским и индуистским Божеством — Индрой, от имени которого, в конечном счете, идут названия и страны — Индии, и священной реки — Инда, и народа — индийцев, и религии — индуизма. Как было проиллюстрировано выше, на Русском Севере до сих пор сохранилось немало топонимов и гидронимов с древнейшим общеиндоевропейским корнем «инд». Между прочим, в одном из текстов Голубиной книги загадочный Индрик-зверь именуется просто Индра. Вот только почему зверь? Вполне допустимо следующее объяснение. В эпоху нерасчлененной древнеарийской этнокультурной общности Индре как верховному Богу индоевропейцев подчинялись все «царства», включая животное. После распада индоевропейской праобщности и ухода ариев с Севера в памяти русских сохранилась одна из много численных «номинаций» Индры — Царь зверей, «всем зверям мати». Кроме того, на него, вне всякого сомнения, распространялись и многие тотемные признаки. При распаде этнической целостности, обособлении языков, культур и обычаев для самостоятельных народов, оказавшихся в новой культовой и мифологической среде, представления соседних и тем более мигрировавших народов деформировались, превращались в fata morgana, обрастали неправдоподобной атрибутикой, отождествлялись с тотемными (как правило, звериными) клише.

Лишним подтверждением того, что древнерусский Индрик первоначально был очень близок (если не тождественен) с ведийским Индрой, свидетельствуют и его характеристики, сохранившиеся в Голубиной книге. Здесь Индрик ростом «уво всю землю Вселенную», а от его деяний «вся Вселенная всколыбается». Это живо напоминает характеристику Индры в Ригведе (111 46, 2–3) как царя всей Вселенной: