Постфилософия. Три парадигмы в истории мысли - Дугин Александр Гельевич. Страница 23

Кстати, одним из признаков сакрального опыта и столкновения человека с сакральным, является переворачивание, некое внутреннее озарение, внезапное прозрение, «сатори», по выражению дзэнбуддистской традиции. Соответственно, точкой опоры для человека не всегда является земля, на которой он стоит: некоторые люди стоят ногами на Небе, а головой обращены к Земле.

Сердечный человек

В антропологии Традиции сердце человека берется как нечто наиболее надежное и центральное — эта точка уж точно нам присуща, а где верх, где низ, это вопрос открытый.

Важно проследить, как традиционалистская физиология рассматривает сущность мышления. Сердце, которое является центром человека, его кодом, испускает свои лучи и свой жар. Лучи отражаются в сознании, в уме, в «черепной коробке» и формируют содержание нашего рассудка. А жар спускается в низ живота или в солнечное сплетение, или ниже, в сферу гениталий, и образует спектр волевых, жизненных, висцеральных энергий. Если гипотетически убрать сердечный центр, то мы обнаружим две достаточно противоположные реальности — сознательную деятельность рассудка и животную активность тела. Без сердца человек, с одной стороны, становится рациональным автоматом, а с другой стороны — животным. Согласно антропологии Традиции, в полноценном («интегрированном») человеке такой оппозиции нет, потому что человеческое сердце, очищенное от второстепенных элементов, дает и жизненные импульсы, оживляющие человеческую плоть, и свет сознания. Плоть и дух не противопоставляются друг другу, никакого дуализма не возникает, так как первичность работы сердца обеспечивает всей структуре изначальный синтез. Задача человека снова собрать и жизненные силы и сознание в сердце, откуда и проистекают эти фундаментальные энергии организма.

При этом некоторые практики предлагают начинать с низа позвоночника (где, по утверждению Йоги, располагается энергия жизненной «змеи» Кундалини) и возгонять вверх к голове. Другие учения, напротив, говорят о перемещении ума вниз, в сердце — таковы практики православных исихастов, составляющих психотехники «умного делания».

Поэтому Традиция вводит такое понятие как «сердечный человек», и сердце берется в качестве одного из высших и фундаментальных символов, обозначающих наиболее сущностное в человеке.

Метаморфозы и аватары

Поскольку в парадигме Традиции человек окончательно не фиксирован, то перед ним открывается возможность метаморфоз — в частности, «трансмиграции» и «метемпсихоза». В разных традициях этот принцип описывается по-разному. Рене Генон предупреждает, чтобы мы не принимали теорию «реинкарнации» слишком буквально, полагая, что один и тот же человек перемещается в разные тела, что индивидуальная душа путешествует по разным мирам (тем более, что во многих традициях есть прямые указания, что это не так).

Но, тем не менее, если мы берем мир Традиции, то у человека есть гигантский спектр возможностей при выявлении внутренней идентичности. Поскольку здесь «быть человеком» является не ответом, но скорее вопросом, то у человека открывается широкая перспектива быть кем-то еще. Эта возможность может быть реализована в превращении людей в богов, духов, животных, цветы, предметы. Поскольку человек есть место встречи Земли и Неба, он может реализовать в себе небесные возможности и подвергнуться определенной «ангелизации» — тому, о чем Анри Корбен говорил, как о «ангеломорфозисе», «ангеломорфности», «ангелоподобии» человека, его души. Другими словами, в христианстве считалось, что человек может выйти за пределы человеческого, а в дохристианской или, точнее, домонотеистической модели — что он просто мог стать богом.

Так, для индуиста, например, непонятной является идея уникальности воплощения Бога в Христе: он не может постигнуть, что в этом необычного и почему это может случиться только один раз в истории, как утверждает церковное учение. Для индусов это совершенно естественная вещь, поскольку Бог постоянно воплощается в аватарах — как в больших, полных, которых признается десять, так и в частичных, малых, которых бесчисленное множество. Он вообще воплощается во всем. Соответственно, теозис, «обожение», которое для нас, православных, является исключительной вещью, для немонотеистической традиции представляет собой нечто вполне естественное и широко распространенное. Другими словами, в архаических религиях человек легко может стать Богом потому, что он им и является по своей сути (он просто может об этом вспомнить или не вспомнить). И в этом для человека, например, индуистской традиции, нет ничего необычного.

В китайской традиции не говорится о Боге, там говорится о принципе Дао, но поскольку мы применяем теологическое понятие «Бог» довольно условно и в случае индуизма, то нет оснований для фундаментального различения в понимании сакрального первоначала в китайской и индуистской традициях. Различие в понимании структуры первопринципа огромно, но основная тенденция, тем не менее, остается такой же.

Инфернальные метаморфозы

Однако человек в антропологической картине Традиции может не только подняться, но и опуститься, то есть выйти за свои границы вниз, ведь эти границы прозрачны во всех направлениях. Человек может возвыситься, отождествиться с тем, что находится выше него, но может и унизиться, превратиться в лягушку, свинью, беса, лярву и другие неприятные сущности. Это не значит, что он превращается так, как в фильмах ужасов или сказках. Просто его бытие утекает из точки медиатора, Небо покидает его, и отсюда рождается принципиальная возможность инфернальных метаморфоз. Когда-то такие метаморфозы воспринимались буквально — память об этом дошла до нас в историях про колдунов, ведьм, упырей и оборотней. Позже это приобрело характер метафоры и прикладывалось только к качеству жизни души: человек не буквально превращался в свинью, но становился «свиньей духовной»...

В труде Овидия «Метаморфозы» подробно сообщается о том, в какое многообразие сущностей можно превратиться.

Я привел только самые крайние формы, иллюстрирующие открытость антропологической картины в Традиции — «обожение», с одной стороны, и превращение в животное, с другой. Но существует множество промежуточных существ, которые в полноценной парадигме Традиции могут рассматриваться также как «стоянки» человека.

Манифестационизм

Здесь следует сделать важноеотступление. Антропология Традиции, и шире, онтология Традиции, вообще, вся парадигма Традиции делится на две неравные части. Парадигма Традиции может быть основана на принципах или манифестационизма или креационизма. Манифестационизму соответствуют домонотеистические (или политеистические) традиции — и архаические, которые мы наблюдаем в культах аборигенов, индейцев, папуасов, и развитые, рациональные, как, например, индуизм и отчасти буддизм или даосизм. Все они объединяются тем, что основаны на принципе манифестации.

Manifestatio — это латинский термин, означающий «откровение, проявление». Смысл манифестационистской парадигмы заключается в том, что между феноменологической частью реальности (явлениями) и онтологической частью реальности, то есть ее бытийными корнями, началами, не существует принципиального зазора, пропасти, бездны, непроходимой грани. У исламского мистика Ибн Араби есть концепция «ваджат аль-вуджут», «учение о единстве бытия», смысл которого заключается в том, что между Принципом, Священным Первоначалом, тем, что в теологии обычно называют «Богом», и любым проявлением не существует фундаментальной неснимаемой преграды. Это означает, если угодно, потенциальную божественность всего или «всебожественность». Разумеется, не актуальную божественность всего, что означало бы полное тождество мира и Бога, но лишь принципиальную возможность всего вернуться туда, откуда оно вышло. В такой картине между причиной и следствием существует принципиальная обратимость и принципиальная однородность.