Постфилософия. Три парадигмы в истории мысли - Дугин Александр Гельевич. Страница 61

Познание в парадигме премодерна: манифестационизм

Индуизм как обобщенная модель манифестационистской теории

Какова гносеологическая матрица в премодерне, а конкретнее, в манифестационистской версии премодерна (Традиции)?

Полнее всего манифестационистская линия развита и осмыслена в индуистской философии (со всей совокупностью входящих в нее очень разных школ), представляющей собой оптимальный, с точки зрения полноты и детальности, манифестационистский взгляд на структуру реальности, бытия и познания. Другие манифестационистские традиции — от предельно развитых до рудиментарных или деградировавших — ту же принципиальную систему излагают несколько иначе и, как правило, более фрагментарно. На то традиции, философии и школы и различаются, чтобы развернуть широкий спектр своеобразных взглядов на бытие, субъекта, личность и процесс познания, и в нашем кратком изложении, разумеется, невозможно дать полный перечень всех моделей, с которыми оперирует гносеология манифестационистских учений. Для простоты изложения и следуя за методом Рене Генона, индуизм можно принять за наиболее общую и развитую концептуально схему решения гносеологической проблематики в рамках манифестационистской версии парадигмы премодерна (традиционного общества).

Знание как путь к отождествлению субъекта и объекта

В чем заключается метод познания в парадигме манифестационистской версии премодерна? Он может быть выражен формулой, которая на санскрите звучит как «тат твама-си», «Я есть то», и обозначает совпадение атмана, человеческого субъекта, и брахмана — некоей высшей, абсолютной реальности. В основе гносеологии традиционного общества манифестационистского типа лежит уверенность в том, что объект в ходе гносеологического действия полностью и тотально совпадает с субъектом. В процессе познания, в процессе гносеологического движения объект и субъект сливаются до полного тождества. Это принцип высшего (или абсолютного) тождества.

Если некое существо (человек) сосредоточено на познании абсолютного Первоначала, кульминацией этого процесса теоретически является превращение этого существа в Первоначало, слияние, единение, отождествление с ним. То же верно для познания других — менее значимых, нежели Первоначало — предметов. Если человек познает кошку, он становится кошкой. Если человек познает Бога, он становится Богом. Если человек познает небо, он становится небом.

Это, конечно, очень сильное заявление, и для нашего сознания оно представляется нелепостью, но в рамках манифестационистской модели и гносеологии Традиции речь идет именно об этом. Отсюда и многочисленные мифологические сюжеты, повествующие о метаморфозах человеческих личностей, о свободном перетекании друг в друга людей, богов, нимф, сатиров, духов, посвященных, мудрецов, звезд, небесных тел, камней, трав, цветов, высших божеств, низших демонов и даже червей, тараканов, черепах и т.д.

Процесс познания совпадает с процессом метаморфоз. И в этом отношении в пространстве познания между родами, видами существ, между мыслящим и немыслящим, между естественным и искусственным не существует жестких, фундаментальных, неснимаемых границ. Эти границы, конечно, есть, но они истолковываются как следствие «космической майи», как иллюзии, и воспринимаются как результат ограниченности знания. Когда знание становится адекватным и открывает истинное положение вещей, межвидовые границы, отделяющие одно от другого, стираются, и человек в абсолютном познании видит и постигает «все во всем», nav то nav.

Таким образом, гносеологический процесс есть конкретная теургическая, а в некоторых обществах магическая, методика слома тех границ, которые отделяют одно (познающее) существо от других (познаваемых) существ и вещей. Вселенная видится как игра (на санскрите — «лила») сокрытия высшего тождества. В центре нее лежит тождество всего со всем. Но тождество всего со всем было бы «скучным» и «банальным», если бы оно игровым образом не выставляло себя как свою собственную противоположность, как нетождество всего со всем.

Познание в полноценной манифестационистской парадигме призвано распутать хитросплетения этой ироничной, но подчас кровавой игры Абсолюта с самим собой. Брахма открывает глаза — всё появляется. Брахма закрывает глаза — миры исчезают, происходит «маха-пралайя», «растворение всего». Но это не фатально, поскольку и сон и явь Брахмы противоположны лишь по видимости. Всегда есть нечто, что является общим и для того и для другого состояния. Это общее также можно познать, выйдя за пределы всех дуальностей, осуществив идеал «освобождения», «мокша». Причем достичь этой стадии можно в земной жизни, и тот, кто реализовал это высшее познание, называется в индуизме «джи-ван-мукти», «освобожденный при жизни».

Высшим пределом познания в манифестационизме является познание недвойственности бытия, фиктивности пределов, которые отделяют одно от другого, и игровой иллюзорности того, что субъект не совпадает с объектом. Такое несовпадение представители классического манифестационизма считают заблуждением и утверждают, что, если использовать определенного рода религиозные, метафизические, медитативные практики, эта иллюзия, это заблуждение рассасывается.

«Dream time»

Понятие о процессе познания в традиционном обществе существенно отличалось от нашего. Представьте себе людей, которые, познав кошку, поверили бы, что можно превратиться в кошку. Как бы они жили, не получая опытных подкреплений такого превращения? Что, они были совсем глупы? Для нас это равносильно бреду или психическому расстройству. Нам трудно понять, как культура, основанная на ад-вайта-ведантических принципах (и других манифестационистских теориях) могла сохраниться до наших дней, ведь люди устойчиво настаивали на чем-то, что противоположно опытным данным всех органов чувств...

Эти трудности возникают потому, что наша собственная гносеологическая парадигма, наше представление о реальности, о знании, о том, что возможно и невозможно, о том, что существует и не существует во сне или наяву, существенно различается с тем, как видят мир представители традиционной цивилизации. Они живут в некоем dream time, сновиденческом времени, где реальности, которые для нас являются фиксированными, растворены.

Как представить себе «dream time»? Давайте возьмем близкий к нашей реальности пример: допустим, русский человек лет в восемнадцать запил и двадцать лет не просыхал. Естественно, через какое-то время реальность вокруг него стала размываться. Но она размоется не полностью, что-то останется в ней достаточно прочно. Он протопчет в своем алкогольном бытии надежные дорожки к своим друзьям-собутыльникам; он будет прекрасно знать, где находится ближайший ларек, в котором можно ночью взять... Но при этом он может забыть, что существует президент Путин или Соединенные Штаты Америки, или «партия пенсионеров»... Что-то в нем останется от общей с другими реальности (это будет все же не совсем полный идиот), но какие-то вещи из его мира уйдут безвозвратно.

Теперь представим себе, что мы рассматриваем в качестве эталона не «нормального» человека, который знает, кто такой президент Путин, где находятся США, и что такое «партия пенсионеров» (я, кстати, сам не знаю, что это за партия), а возьмем состояние алкоголика, затем второго, третьего, четвертого, сложим их, потом разделим и выстроим на усредненном образе нормативное представление о реальности. Взяв за норматив тип вечного «синяка», прекрасно разбирающегося в пьяных маршрутах и знающего, где что дают, где что дешевле, но ничего больше знать не желающего, мы получим отдаленное представление об онтологии «dream time» (с его кажимостями, превращениями, общением с деревьями и бутылками) как о целой культуре.