Мышеловка на Эвересте (СИ) - Врангель Данила Олегович. Страница 9
Жизнь очень оживленно кипела в недрах авианосца Джорджа Буша, хорошего парня, чье это имя и есть, в свое время по-настоящему глядевшему в лицо смерти, прыгая с парашютом в океан полный голодных акул и злобных возможностей сдохнуть как сухопутная летающая собака в дерьмовой Атлантике, которой наплевать на мировые войны так же, как на синих китов и китовых акул. Тот ещё парень. Ввалил Ираку полный отпад, но унижать не стал, в отличие от сучьего сынишки, получившему ботинком по морде.
Короче, дело шло к ночи, когда противокорабельная ракета "Гранит", насвистывая песенку гигагерцевых потоков своим электронным интеллектом, мчалась на радостное рандеву с американским мастодонтом ползущим по Заливу своими тридцатью узлами и натренированными суками сержантами, кидающимися под псов капралов в нерабочее время в рабочих кубриках, впиваясь рабочим ртом в рабочий организм работящего американского солдата, помнящего об Американской Мечте даже во время куннилингуса, минета и анального секса.
Насвистывая песенку о берлинских стенах летела русская падло, взирая добрыми глазками системы позиционирования на громадную тушу красавца из железа, которое не тонет, и надеялась на романтичное любовное рандеву, а также грядущее сближение и совокупление с носителем Американской Мечты, которая загнала в кубрики шесть тысяч кусков пушечного мяса, похожих мордами на молодого Джексона, Кеннеди, Маккартни, Линкольна, Наполеона, Лермонтова, Македонского, Нерона, Эхнатона, Рамзеса и далее уходя мыслями по нисходящей в прошлое, которое всегда есть, и всегда рядом с тобой в виде петли на шее, прыжка с балкона, таблеток похожих на цианид, лезвия бритвы и прочих романтичных штучек останавливающих время и дающих возможность передвижения куда угодно, как американский авианосец гордо несущий носителей Американской Мечты, жаждущей объять необъятное, что само по себе прекрасно и делает жизнь Жизнью, а не куском дерьма, проплывающего вдоль Персидского залива и не интересного даже местным голодным акулам.
8
— Согласен, она своеобразна, - ответил представитель, ухватившись за кошку, которая резким прыжком влетела на подлокотник кресла и впилась желтым огнём взгляда в собеседника небритого блондина, словно детектируя на его лице правду.
— Да, своеобразна, - повторил тот и швырнул кошку на ковер.
«Цветы бетонного рассвета»
Узкая тропинка вилась между шершавыми соснами как юркая, молоденькая змейка, убежавшая от папы и мамы и несущаяся, куда глядят молодые, бесшабашные глазки.
Кто её указывал дорогу, столь невероятных изгибов и серпантинов?
Со всего размаху, пронесшись сквозь густые заросли кучерявого орешника, она радостно впилась в дремучие заросли густого и почти непроходимого шиповника, несгибаемого никакой погодой и никакими реконструкциями лесопарковой зоны. Пробороздя по тоннелю игольчатых конструкций своё юркое направление, она шустро выскочила из иголок и радостно восприняла небольшую поляну всю заросшую дикорастущими цветами.
На поляне стояла станция метро. Людей не было.
Собственно, без них станция вполне обходилась. Можно было спокойно пролезть через проходную систему совершенно бесплатно, контроллеры отсутствовали. Эскалатор уводил состояние глубоко вниз, незамысловато меняя уровень сознания и ощущений. Матовый свет галогеновых светильников и холодной плазмы мониторов декоративно прорисовывал ситуацию, мороча голову субъективностью перспективы будущего, которое пряталось где-то там, за горизонтами подземных тоннелей. Несомненно, что солнечный свет и его производные - миражи счастья - рождается в подземных тоннелях непросматриваемых горизонтов неведомого ощущения себя во всем. Метрополитен всегда ведет куда-то. Туда вел он и сейчас.
Нисколько не смущаясь пустыми вагонами, поезда мчались своими маршрутами и останавливались на станции каждые три минуты.
Темный мрак продольно сжимался в тоннелях, ожидающих своего полнолунного прерывания, которое периодически происходило летящими импульсами пылающих огней авангарда локомотивов подземной жизни, сосуществующей с другими проявлениями бессмертного бытия сущностей.
Мириады невидимых пылающих огней совокупления мегаполисов продвигалось эфемерной тенью колдовства причастности к сотворению мира, который творится каждую минуту, каждую секунду, каждое ангстремное мгновение.
Творился он и здесь, в глубоких подвалах размножающегося урбанизма, поедающего духовность мироздания, изначально готовую к этому, сознающую свою причинность и причастие к безумию железобетонного мира. Творение пролетало огнедышащими созвездиями живого пламени протосозидания действительности, исчезающей с такой же скоростью, с какой она и появлялась - со скоростью безумия.
Нет, нет, нет, нет! Не стоит сожаления опавшая ромашка поцелуя лесного колокольчика. Он движется неистово и ледяняще - исходя из ниоткуда. Он вороном стремительным врывается в действительность, круша прошедшее, замахивая взгляд на будущее. С такой же страстью и самообманом, как все, что до него ломало созданное ранее, былинками летящее осенней паутиною, березовыми рощами, срывающими юность быстротечную...
Он движется, ему преграды нет, и быть не может - как сладострастие не может не желать движения вперед - туда, где ещё круче волна, которой гребень как лезвие ножа, острее бритвы, продольно режет всё на части - для него...
Он движется... И с огненной, махровой, разноцветной статью он презирает то, что режет сталью своей силы и мгновенья перемен...
Никто и никогда не сможет осознать вневременную поступь, гремящую в сознаниях, и криком замирающую в бесчисленных томах библиотечных залов, в собраниях томов, где Вечность стынет, выкладывая путь ему и зная - Он придет...
И мегаполисы, нанизанные бусами на призрачную длань, тянувшую свою причастную зависимость от них, заплачут горькими слезами, желая снова убежать тропинкой юркой и стремительной пчелой забиться в улей, где покой гудит, желая обоготворить свое существованье...
Которое само в себе, не зная меры, производит то, что ему нужно - тому, кто прорывается сюда со страстной силой молодого любовника - желающего соблазнить любовницу свою, которая как тень весны, затмила солнце галогеновых огней и урбанизма, съедающего тело лесных тропинок...
Он движется! Вот-вот придет и яркой вспышкой объявить себя сумеет, готовый к этому давным-давно...
Он - Новый Мир!!!
И что же? Что?
Новее не было, подумать можно.
Лесной поляной упразднив былое, новейший мир решает, как сломать последние устои созидания, которое упрямо созидает из века в век, в инструкции глядя, нисколько не отличные от тех, что были миллионы лет назад у динозавров, но только языком иным написаны, не более того, не менее однако тоже, что очень ясно прорисовано в желании особых, так считается, людей, которые себя считают ими - иными, и не столь понятными как те же динозавры, которые с годами в тараканов превратились, но не исчезли, а маскировались, все эти годы мимикрию изучая, и плотно изучив, такими стали, как теперь и есть.