Социальная мифология, мыслительный дискурс и русская культура (СИ) - Бирюков Борис Владимирович. Страница 9

11. Наука в России: до и после «пролетарской революции». Отчуждение от истины

Русская наука и университеты в XVIII–XIX вв. развивались в основном под влиянием германской традиции. Правда, права университетской профессорской корпорации на протяжении двух веков (первый устав университета, вводивший в нем автономию, был утвержден при Александре I в 1804 г.) то расширялись, то сужались, университетская автономия бывала то большей, то меньшей, ректор и деканы могли назначаться министром народного просвещения — все это так. И все же академическая свобода в дореволюционной российской высшей школе была весьма значительной, каждый университет был крупным научным центром, а статус профессора — высоким. В частности, существенно, что, начиная с устава 1884 г., в России был введен заимствованный из Германии институт приват-доцентов.

Приват-доцентура возникла в германской высшей школе. Лицо, окончившее университет (не обязательно в самой Германии — это мог быть университет в Австро-Венгрии или Швейцарии — странах, воспринявших традиции, заложенные уставом Гумбольдта), то есть сдавшее государственный экзамен, а также прошедшее дальнейшую подготовку в университете и сдавшее дополнительный экзамен (безразлично в каком университете) получало право преподавания в университете, чтения лекций в нем. Государство, однако, не финансировало приват-доцентуру: материальное положение поддерживалось материальными взносами студентов, записавшимися на лекции приват-доцента, поскольку они заинтересовались предметом. Не будучи связанным какой-либо программой, приват-доцент мог свободно развивать собственное научное направление, ожидая, что он получит признание в научном сообществе, которое выразится в том, что какой-нибудь университет пригласит его в качестве ординарного профессора.

Аналогичный порядок существовал и в предреволюционной России, где устав 1884 г. ввел приват-доцентуру, а также гонорары за преподавание. Для получения звания приват-доцента необходимо было получение звания доктора наук (то есть звания, которое следовало за более низким званием магистра). Приват-доценты играли в России роль резервуара, из которых университеты черпали независимых и оригинальных преподавателей — исследователей и мыслителей. Откроем русский перевод известной книги Дж. Ст. Милля «Система логики» (1914 г.); на титульном листе значится: «Перевод с английского под редакцией приват-доцента Императорского Казанского университета В.Н. Ивановского». Приват-доцентом того же университета был и известный новатор в области логики Николай Александрович Васильев — создатель концепции «воображаемой логики», провозвестницы современных многозначных логик и логик без закона противоречия.

Подобно нацистскому перевороту, «пролетарская революция» 1917 года поломала традиции университетской свободы. На высшую школу опустился идеологический пресс. Спустя 16 лет нечто похожее произошло и с германскими университетами. Вейль, рассматривая в упомянутой статье судьбы немецкого университетского образования, отмечает пагубные последствия их нацификации. Проявилось это прежде всего в падении уровня научных работ в гуманитарных областях. Психология, история, социология, экономика стали в университетах проводниками нацистской идеологии. Правда, это не успело существенно сказаться на точных и технических науках. Но, говорил Вейль, нет сомнения в том, что «в конце концов упадок наступил бы и здесь. Ибо система, основанная на равновесии между авторитетом университета как сообщества независимых мыслителей и авторитетом правительства, полностью попирается тоталитарным правительством, не признающим законов и не чувствующим ответственности перед своим народом». [18]

Чем же пагубно удушение исследовательской свободы, отчуждение ученого от истины? В конечном счете — спадом научно-исследовательского уровня. В этом проявляется, так сказать, «негативный выход» результатов действия идеологии. Но это только общая констатация. Следует задаться вопросом, какова та социально-психологическая атмосфера, которая к этому приводит. Как представляется, атмосфера эта складывается из двух компонент, об одной из которых уже шла речь. Первая компонента — это искажение мотивации лиц, работающих в науке и занятых подготовкой специалистов в высшей школе. Отчуждая от истины, идеология одновременно ориентирует членов научных и преподавательских сообществ на замену мотивов, связанных объективным исследовательским поиском, результаты которого только и могут создать подлинный научный авторитет тому, кто его ведет, — мотивами приспособления своих выводов к требованиям идеологии, стремлением продвинуться по служебной лестнице на основании вненаучных критериев, погоней за званиями, вненаучными привилегиями, деньгами и, как высшая ценность, включением в один из слоев элитарной структуры типа «академий наук», комитетов «по делам науки и техники» и пр.

К искажению мотивации добавляется вторая компонента идеологизированного социально-психологического климата в научной сфере. Компонента эта заключается в снижении общекультурного горизонта носителей ученых степеней и званий — тема, в России ныне постоянно звучащая. Ее можно обозначить двумя словами: резкое понижение интеллигентности. Это явление — как реальная данность — уже достаточно освещено в нашей печати. То, что нас будет в дальнейшем интересовать — это моральные факторы, оказывающие тормозящее влияние на динамику науки.

12. От «аристократии чести» — к «аристократии духа»

Революция уничтожила традиционные для России этические нормы, двумя главными устоями которых были, с одной стороны, православие, а с другой — кодекс дворянской чести. Конечно, при этом не следует сбрасывать со счета неписаные нравственные представления и правила иных сословий — «обычных правил» этики, содержавших в качестве неявной составляющей чувство сословной гордости купца, крестьянина, казака. Но все же дворянская мораль имела для России особое значение: на ее принципах в конечном счете сложились моральные установки русской интеллигенции, в своей лучшей части воспринявшей традиции дворянского долга служения государю, государству, обществу, отечеству. [19]

Здесь следует подчеркнуть обстоятельство, на которое у нас до сих пор не принято обращать внимания. Заключается оно в следующем: величие русской культуры зиждилось на том, что она сложилась как дворянская культура. Все великие русские писатели — и многие ученые, деятели искусства и культуры в «золотом» для России XIX веке были дворянами. Только на излете столетия, да и, конечно, в XX веке в нашей стране появляются крупные литераторы, деятели культуры и науки недворянского происхождения. Но их духовное развитие происходило в атмосфере дворянской культуры, да и сами они, получив университетское образование, приобретали личное дворянство.

Почему же именно дворянство сыграло такую роль? Потому что в России оно явилось тем сословием, в котором созрела и нашла реализацию идея свободы. Достаточно сказать, что законченное реально-вещевое воплощение она получила еще в XVIII веке. Речь идет о «вольностях», дарованных служилому сословию русского государства российскими императорами — Петром III (1762) и Екатериной Великой («Жалованная грамота дворянству» 1785).

Примечательно, что уже манифест Петра III, даровавший дворянам «вольность» служить или не служить на государевой службе по их желанию; в манифесте вместе с тем выражалась уверенность, что дворяне и впредь не будут уклоняться от службы, и указывалось на их долг обучать своих детей «благопристойным наукам». Екатерина Великая, подтвердив в своей «грамоте» свободу дворянина от обязательной службы государству, присовокупила к этому свободу от податей, от рекрутской повинности; дворянина отныне нельзя было подвергнуть телесным наказаниям, его мог судить только дворянский суд, то есть суд равных ему по сословному положению. Дворянское звание передавалось жене (если она до брака была дворянкой) и детям. Лишить дворянства мог только сенат по суду и после утверждения приговора Государем. «Жалованная грамота дворянству» утверждала полное право дворянина на его недвижимую собственность, право торговли и промышленной деятельности. Как нетрудно заметить, что все это были те права, которые вносят в стандартный набор «прав человека», включая неприкосновенность личности, право на объективный суд и на собственность.