Инстинкт женщины - Абдуллаев Чингиз Акифович. Страница 45

— Кажется, девочку нужно подмыть, — сказал он, — она испачкала пеленки.

— Отойди, я все сделаю сама, — продолжала бушевать Ирина. Потом были долгие причитания по поводу погубленной молодости и нежелания мужа помогать ей после рождения ребенка.

Он терпел до утра. А утром, придя после бессонной ночи на кухню, объяснил жене, что каждый должен заниматься своим делом. И заниматься пеленками ребенка должна женщина, а не он. И тогда он услышал, как Ирина кричит. Она причитала, что у ребенка просто плохой отец. Он не хотел спорить в этот день, просто у него были собственные взгляды на брак. Но Ирина могла вывести из состояния равновесия кого угодно.

— Разве у девочки плохой отец? — спросил он вечером, когда спор не утих.

— Настоящее дерьмо! — в запале выкрикнула она.

И тогда он впервые бессознательно поднял руку, чтобы ударить ее. Размахнулся, сжал кулак. В последнюю секунду расслабился, но все равно она отлетела в сторону — удар был достаточно сильный. Она испуганно вскрикнула, с ужасом взглянув на него. Он стоял над женой, сжав кулаки и тяжело дыша. Такой внезапной вспышки он сам не ожидал. Как, впрочем, и она. Он стоял над ней и долго молчал. А потом повернулся и вышел из комнаты. Она что-то поняла, закричала, бросилась за ним. Но он взглянул на нее так, что она лишь испуганно забилась в угол.

В эту ночь он собрал свои вещи и ушел от нее навсегда. Но состояние безумной ярости, когда он оказался способным ударить мать своего ребенка, он запомнил на всю жизнь. И с тех пор он всегда боялся такого гнева в себе.

Позже он станет миллионером и миллиардером, пошлет дочь на учебу в Швейцарию и начнет выплачивать ежемесячно ее матери деньги. Но ни видеть, ни слышать своей бывшей жены больше не хотел никогда.

Ирина, нацеловавшись с дочерью, с вызовом взглянула на него.

— Девочка в таком состоянии… — сказала она.

Он поморщился. Все эти дни он избегал встречи с этой женщиной, чтобы не говорить на подобные темы. Он представлял себе, что именно она скажет ему, обвиняя его в трагедии с дочерью. Отчасти она будет права. Он это понимал и именно поэтому избегал встречи.

— Врачи считают, что она быстро поправится, — жестко сказал Рашковский, — я думаю, что самое страшное уже позади.

— Ее нужно показать настоящим специалистам, отвезти в Европу, — с возмущением сказала Ирина, — а наши «коновалы» ничего не понимают.

Хорошо, что она сама заговорила об этом. Он с удовольствием воспользовался ее словами.

— Конечно, нужно, — кивнул Рашковский. — Я увезу ее в Лондон, чтобы показать лучшим врачам.

Этого Ирина явно не ожидала. Она немного растерянно взглянула на него.

— Когда? — только спросила она.

— Через три дня. За это время она немного окрепнет.

— А я? — зло бросила она. — Я останусь прозябать в Москве?

Вот что ее волнует, неприязненно подумал он. Она хочет поехать в Лондон. Пять тысяч ей кажутся не очень большой суммой. Хотя, может, он несправедлив, и она действительно переживает за дочь.

— Хорошо, — сдержанно сказал он. — Поедешь вместе с ней. Только будь добра, сделай так, чтобы я не слышал никаких претензий. — Он подошел к дочери, наклонился, поцеловал ее и вышел из палаты.

Выйдя в коридор, он хотел пройти к лестнице, но затем, словно вспомнив о своих делах, повернул обратно и вошел в соседнюю палату к адмиралу. Пожилой пациент ел свой суп, сидя в кровати и весело беседуя с медсестрой, которая расположилась на соседней койке.

— Добрый день, — поздоровался Рашковский, — как ваши дела?

— Здравствуйте, — оживленно ответил адмирал, — вы ко мне?

При появлении Рашковского медсестра вскочила со стула. Она часто видела по телевидению этого влиятельного человека и теперь была взволнована его присутствием в столь будничной обстановке.

— Мы ваши соседи, — пояснил Рашковский, — у меня дочь в соседней палате.

— Значит, вы Рашковский? — понял адмирал, чуть приподнимаясь с постели.

— Валентин Давидович, — представился Рашковский.

Адмирал отодвинул суп, вытер рот и, встав с постели, вытянулся в струнку и назвал себя — звание, имя, отчество, фамилию.

— Не так официально, — улыбнулся Рашковский. — У меня ведь здесь дочь, — снова повторил он.

— Я знаю, — сказал адмирал, — какое несчастье. Бандиты сегодня никого не жалеют. Ничего, новый президент обещал навести порядок.

— Да, конечно, — немного растерянно произнес Рашковский. — А вы, говорят, скоро выпишетесь. Может, вы сядете, я зашел к вам на минуту.

— Вы тоже садитесь. — Адмирал был убежден, что такому серьезному человеку, каким ему представлялся Рашковский, можно доверять. Он и не подозревал, что весь разговор в его палате прослушивается из другой комнаты и теперь сотрудники МВД лихорадочно думают, как убрать Рашковского из палаты не в меру говорливого адмирала.

Медсестра забрала тарелку с остатками супа и вышла из палаты. Откуда ей было знать, что палата прослушивается сотрудниками Службы внешней разведки, страховавшими своего коллегу.

— Как вы себя чувствуете? — участливо спросил Валентин Давидович.

— Уже хорошо. После инфаркта человек чувствует себя так, словно заново родился. Врачи считают, что я счастливо отделался.

— Слава богу, — кивнул Рашковский, — я видел, как много людей к вам ходит.

— Да, — сказал адмирал, — сослуживцы, друзья. Меня на флоте все знали. Даже из Министерства обороны приезжали.

— Внимание, — сказал офицер разведки, прослушивающий палату, — Рашковский пытается разговорить адмирала. Нужно срочно помешать ему.

— Конечно, — соглашался Рашковский. — Вы такой заслуженный человек…

— Куда там, — отмахнулся порозовевший адмирал. Ему была приятна похвала такого человека. — Сейчас уже и не больно известный. Я уже в отставке.

— Все равно. Я видел многих посетителей. И даже женщины бывают.

— Знали бы вы, какой молодец я был в молодости, — обрадовался болтливый моряк.

— Срочно врача! — крикнул дежурный офицер. Он уже понял, почему Рашковский затеял этот разговор.

— Я видел, какие женщины к вам ходят, — вкрадчиво продолжал Валентин Давидович, — и молодые бывают. И очень красивые. Даже очень красивые.

— Быстрее, — поторопил офицер, — он может проговориться.

— Конечно, бывают. Меня многие навещают.

— Я видел у вас одну молодую женщину. Она, кажется, знает английский. Высокая женщина с книгой в руках. Ей лет сорок, но она изумительно сохранилась.

— Ах, да это Марина, — засмеялся адмирал, — вы ее видели?

— Видел, — подтвердил Рашковский, — очень эффектная женщина. Она ваша родственница?

— Не совсем, — засмеялся адмирал. Офицер, слышавший разговор, был в панике. Врача на месте не оказалось. Болтливость старого моряка могла погубить всю операцию. Но адмирал был тертый калач.

— Она дочь моего друга, — твердо сказал он, помня наставления, которые ему давали. Он помнил еще времена всеобщей шпиономании, когда в каждом постороннем видели представителя враждебных разведок, а болтун считался «находкой для шпионов». Именно поэтому он насторожился, когда внезапно появившийся гость начал расспрашивать его о Марине.

— Ее отец был дипломатом, — сухо сказал адмирал. — Кажется, у меня начинает кружиться голова…

В этот момент в палату наконец вошел врач. Рашковский поднялся.

— Больному нельзя много разговаривать, — строго сказал врач.

— Да, да, конечно, — согласился Рашковский, — до свидания. Извините, что побеспокоил вас.

Он вышел из палаты, а адмирал, пытаясь унять внезапно начавшееся сердцебиение, пытался понять, почему именно его решили использовать в этой игре. И мог ли этот Рашковский оказаться пособником мафии? Адмирал твердо верил в то, что бандиты прячутся от честных людей, появляясь ночью чаще всего в подъездах. При этом вид имеют самый злодейский, и нормальный человек сразу их может распознать. «Да бог с ним, с Рашковским», — подумал он. Но про наказ относительно Марины он помнил твердо, а флотская дисциплина стала его вторым «я».