Инстинкт женщины - Абдуллаев Чингиз Акифович. Страница 56
— Ясно. Теперь займемся картинами. — Марина понимала, что нужно сразу посадить на место эту наглую девочку, так явно подчеркивавшую, как повезло Чернышевой, попавшей на столь высокооплачиваемую работу.
— Пойдемте в галерею, — предложила Лида, выходя из кабинета.
Она снова вошли в кабину лифта и спустились на первый этаж. В дальнем конце коридора располагалась галерея. Марина, войдя в помещение, невольно замерла. Ей показалось, что она попала в небольшой музей. Здесь висели действительно прекрасные картины. Мясоедов, Поленов, Крамской.
— Вы собираете только передвижников? — спросила Марина.
— Почему… передвижники? — не поняла Лида. — У нас очень хорошие картины.
— Не сомневаюсь, но их так называли, — улыбнулась Марина. — И эти полотна замечательные. Это, кажется, Коровин, а там Саврасов, Малютин. У вас есть даже Пукирев и Перов. Конечно, я бы выбрала вот эту картину Коровина и вон ту Нестерова, если возможно. Но лучше бы оставить их здесь, чтобы не нарушать целостность галереи.
Лида молчала. Ей было стыдно сознаться, что она никогда не слышала таких фамилий.
— Идемте наверх, — сухо сказала она, дернув плечом, — картины, которые вы захотите, вам поднимут наверх.
«Ну и язык», — подумала Марина. Нужно было сказать в данном случае не «захотите», а «отберете» или «выберете». Впрочем, и девочке она, кажется, не очень понравилась…
Когда они входили в кабину лифта, к ним присоединился Кудлин.
— Добрый день, — бодрым голосом поздоровался он с Чернышевой. — Ну как экскурсия? Лидочка вам все показала?
— У вас такая прекрасная галерея. Настоящий музей русского искусства девятнадцатого века, — сказала с восхищением Марина.
— Это идея Валентина Давидовича, — сообщил Кудлин. — Он считает, что мы обязаны собирать именно русское искусство последних двухсот лет. У нас в другом здании есть собрание картин начала века. Оно считается одним из лучших в Москве.
— Не сомневаюсь, — кивнула она.
— Ну как, Лидочка, вам новый начальник? — спросил Кудлин. Очевидно, он был еще немного и садист, так как при упоминании того очевидного факта, что личный секретарь будет выше по должности, чем обычный секретарь президента, Лидочка передернула плечиками. Ее чем-то смущала эта гордячка, посмевшая претендовать на такую работу уже старухой, в сорок лет. И сразу стать ближе к шефу, чем она, Лидочка. Если бы кто-нибудь объяснил Лидочке, что выражение ее красивого, но глупого лица сразу выдает все ее мысли, она бы наверняка обиделась. Но ни за что бы не призналась, что умные и насмешливые глаза Чернышевой в миллион раз эротичнее и красивее, чем пустые глазки-пуговки самой Лиды.
— Мы подружимся, — сказала Марина. Когда они выходили из кабины лифта, зазвонил телефон у Лиды. Она подняла аппарат, который держала в руках, и сразу побежала в приемную.
— Вернулся Валентин Давидович, — пояснил Кудлин.
Она промолчала. Очевидно, все это входило в некую заранее отрепетированную сцену. Вряд ли Лида была посвящена в подобные тонкости. Но очевидно, что сам Рашковский или Кудлин хотели, чтобы она сначала увидела все, что должна была увидеть, а лишь затем попала на собеседование к президенту банка.
Когда она вошла в приемную следом за Кудлиным, там, кроме Лиды, сидели еще двое молодых людей, очевидно, телохранители. В просторной приемной, протянувшейся метров на семьдесят, кроме трех просторных диванов, стояли в ряд стулья, на журнальных столиках лежали свежие журналы на многих языках мира. В вазах стояли цветы. Правая дверь вела в кабинет Рашковского, левая, очевидно, в небольшую комнату для секретарей. Кроме Лиды, в приемной никого не было. Уже позже Марина узнала, что в небольшой комнате была оборудована кухня, где дежурившая пожилая женщина готовила чай, кофе, сандвичи, разливала сок, чтобы не отвлекать Лиду от более важных дел.
— Садитесь, — предложил Кудлин Чернышевой, показывая на диван, — Валентин Давидович сейчас вас примет.
В приемную вошел пожилой мужчина лет пятидесяти пяти. Лида показала на него и сказала, обращаясь к Чернышевой:
— Он будет вашим водителем.
— Что? — не поняла Марина. — Каким водителем?
— У личного секретаря президента банка должна быть машина, — сухо пояснила Лида. — Познакомьтесь с Матвеем Ивановичем.
— Очень приятно, — растерянно кивнула Марина. Она даже не подозревала, что у нее будет прикрепленный служебный автомобиль.
Водитель кивнул, почти по-военному щелкнул каблуками и вышел из приемной. Очевидно, он раньше служил в армии либо во внутренних войсках.
— Входите, — сказала Лида, когда раздался звонок внутреннего селектора. Марина подошла к двери. Двое парней и Лида внимательно смотрели на нее. Она обернулась, увидела их напряженные лица и, толкнув дверь, вошла в кабинет.
Глава 29
В огромном кабинете Рашковский выглядел еще более внушительно, чем во время встречи в больнице. Взглянув на вошедшую, он поднялся со своего места и сделал несколько шагов по направлению к ней. Ей пришлось чуть ускорить свой шаг, чтобы не дать ему дойти до середины.
— Здравствуйте, — отрывисто сказал он, протягивая руку.
Она пожала его руку. Рукопожатие было достаточно крепким. Кудлин, сидевший за столиком, улыбался так, словно едва ли не сам произвел на свет Марину, чтобы привести ее в этот кабинет. Рашковский прошел к своему креслу, показав Чернышевой на стул напротив Кудлина.
— Вам, наверное, все уже сказали, — начал он, не теряя ни минуты на вступление, — о наших условиях и о ваших обязанностях у нас. — Она видела, как внимательно он ее изучает. Разглядывает ее лицо, фигуру, манеры.
— Мне все объяснили, — кивнула она.
— Не скрою, что мы перебрали много кандидатур, — продолжал Рашковский. — Мне нужен человек, который знал бы как минимум два языка и имел бы высшее гуманитарное образование. Вам придется бывать на приемах, ездить со мной на различные переговоры. Конфиденциальность и строгая дисциплина — обязательные условия. Зарплата у вас будет большая, но и налоги мы платим соответственно очень большие. Иначе нельзя, у нас и так большие неприятности с налоговыми службами.
— Я понимаю и это.
— О какой зарплате вы говорили с Мариной Владимировной? — спросил Рашковский, глядя на нее и даже не взглянув в сторону Кудлина.
— Я говорил о зарплате до десяти тысяч долларов, — пояснил Кудлин. Было очевидно, что он чувствует себя в присутствии шефа не так свободно, как раньше.
— Вы объяснили Марине Владимировне, что в эту сумму входят и командировочные, и премиальные? — спросил Рашковский, снова глядя только на нее.
— Конечно, — соврал Кудлин, — мы обо всем договорились.
— Тогда все в порядке. Вам уже показали ваш кабинет?
— Да, спасибо. Я все посмотрела.
— В таком случае вы все знаете. Для начала зарплата у вас будет порядка трех-четырех тысяч долларов. Я точно не помню, какие именно налоги с вас причитаются, но это где-то около половины. Кроме того, мы сразу откроем вам кредит на двадцать пять тысяч долларов, которые необходимо потратить вместе с нашим консультантом по одежде.
— Двадцать пять тысяч… — Она не поняла, о чем он говорит. Кудлин тревожно взглянул на Рашковского, но промолчал. Она тоже не стала ничего уточнять.
— Все прочие условия вам объяснит Леонид Дмитриевич, — добавил Рашковский и затем неожиданно спросил: — Вы давно знаете Елизавету Алексеевну?
— Добронравову? Давно, — кивнула она, изображая некоторое удивление.
— Она моя тетя, — пояснил Рашковский.
— Я этого не знала. Она меня вам рекомендовала?
— Нет. Мы сами на вас вышли. Она до сих пор не знает, что вы будете работать у нас.
— Мы знакомы уже много лет, — просто сказала она.
— Мне говорили, что вы опытный психолог. Кандидат наук, собираетесь защищать докторскую. Вам не жаль бросать науку?
— Пока не знаю, — чистосердечно призналась она, — еще не разобралась. Все так неожиданно…
— Ясно. — Он наконец посмотрел на Кудлина. По его глазам ничего нельзя было прочитать. Затем он вновь перевел взгляд на Чернышеву: — Вы согласны работать моим личным секретарем?