Шок будущего - Тоффлер Элвин. Страница 24
Молодых людей влечет сюда не только непреодолимая страсть к солнечному свету. И это не просто зов секса — секс доступен и в других местах. Скорее это чувство свободы, не связанной с ответственностью. 19–летняя студентка одного из нью — йоркских колледжей с совместным обучением, которая недавно побывала на этом веселье, высказалась так: «Ты нисколько не беспокоишься о том, что ты здесь скажешь или сделаешь, потому что, честно говоря, ты никогда больше не увидишь этих людей», Ритуал посещения Форта Лодердейл дает возможность огромного разнообразия кратковременных межличностных отношений. И по мере того как мы движемся все дальше по пути супериндустриализма, именно эта кратковременность все в большей степени начинает характеризовать отношения между людьми.
ЦЕНА ДРУЖЕСКОЙ «ВОВЛЕЧЕННОСТИ»
Урбанизм, т. е. образ жизни городского населения, поглощает внимание социологов с начала нашего столетия. Макс Вебер указывал на тот очевидный факт, что люди, живущие в больших городах, не могут знать своих соседей столь же близко, как люди, жившие в небольших сообществах. Джордж Зиммель продвинул еще на шаг эту идею, высказав весьма оригинальную мысль о том, что если бы городской житель эмоционально реагировал на любого и каждого человека, с которым он вступает в контакт, или если бы он загромождал свой мозг сведениями об этих людях, то он был бы «совершенно раздроблен внутренне и пришел бы в совершенно немыслимое психическое состояние».
Луи Вирт в свою очередь отмечал фрагментированность отношений между городскими жителями. Он писал: «Характерно, что городские жители встречаются друг с другом, выступая при этом в весьма ограниченной роли… Их зависимость от другого человека ограничивается лишь каким — либо частным аспектом деятельности последнего» [70]. Вместо того чтобы глубоко войти в целостную личность каждого индивида, с которым мы встречаемся, мы поддерживаем необходимые поверхностные и частные контакты с некоторыми из них, объяснял он. Мы заинтересованы только в том, насколько хорошо продавец обуви удовлетворяет наши нужды, и нам нет дела до того, что его жена страдает от алкоголизма. Это значит, что с большинством окружающих нас людей мы вступаем в отношения ограниченного участия. Сознательно или неосознанно, но мы строим свои отношения с другими людьми по функциональному принципу. Поскольку мы не принимаем участия в домашних проблемах продавца обуви, не разделяем его надежды, мечты и горе, он для нас полностью взаимозаменяем другим продавцом той же компетентности. Мы применяем модульный принцип к человеческим отношениям. Тем самым мы создаем личность, подобную предметам одноразового использования: Модульного Человека.
Мы не воспринимаем человека в целом, а включаемся, как вилка в розетку, в один из модулей его личности. Каждая личность может быть представлена как некая уникальная конфигурация из тысяч таких модулей. Таким образом, никакой индивид не может быть заменен каким — либо другим, если рассматривать личность в целом, а не ее отдельные модули. Поскольку мы хотим купить всего лишь пару ботинок, а не дружбу, любовь или ненависть, постольку для нас нет никакой необходимости в том, чтобы интересоваться всеми другими модулями, формирующими личность продавца. Наши отношения весьма ограниченны. И склонность к ограничению существует с обеих сторон. Эти отношения влекут за собой принятые формы поведения и общения. Обе стороны, сознательно или неосознанно, понимают и ограничения, и законы, вытекающие из них. Трудности возникают только тогда, когда одна из сторон переступает принятые границы и пытается вступить в контакт с каким — либо модулем, который не имеет отношения к данной функции.
Обширная социологическая и психологическая литература посвящена сегодня проблеме отчуждения, которая обусловлена, как полагают, именно фрагментацией отношений между людьми. Многое в риторике экзистенциалистов и в студенческих бунтах декретирует эту фрагментацию. Говорят, что мы недостаточно «сливаемся» с близким человеком. Миллионы молодых людей заняты попытками достичь «полного слияния».
Однако прежде чем согласиться с популярным выводом о том, что модуляризация в человеческих отношениях — явление отрицательное, следовало бы более пристально взглянуть на него. Теолог Гарвей Кокс, повторяя Зиммеля, указывает, что в условиях городской жизни попытка полного «слияния» с другим человеком может привести лишь к саморазрушению и эмоциональному опустошению. Он пишет, что городской человек «должен иметь более или менее беспристрастные отношения с большинством людей, с которыми он вступает в контакт, чтобы выбрать тех, с кем у него будут дружеские отношения, и их — то и развивать… Его жизнь можно уподобить точке, на которую воздействуют десятки систем и сотни людей. Его способность знать кое — кого из них лучше с необходимостью приводит к тому, что глубина его отношений со многими другими сводится к минимуму. Для городского человека выслушивание сплетен почтальона — акт чистого милосердия, поскольку у него скорее всего нет никакого интереса к людям, о которых хочет поболтать почтальон» [71]. Кроме того, прежде чем сокрушаться по поводу модуляризации, необходимо спросить самих себя, действительно ли мы предпочли бы вернуться к традиционной ситуации, в которой каждый индивид был связан с личностью немногих людей, а не с личностными модулями многих. Традиционный человек воспринимается так сентиментально, в таком романтическом ореоле, что часто мы не понимаем последствий возврата к нему. Те же самые писатели, которые причитают по поводу фрагментации, требуют в то же время свободы; однако при этом они упускают из виду отсутствие свободы людей, связанных неразрывными узами. Ибо любые связи предполагают взаимные требования и ожидания. Чем более интимными становятся отношения между людьми, тем большее давление оказывают друг на друга партнеры, чтобы исполнились их ожидания. Чем теснее и неразрывнее эти отношения, или, говоря другими словами, чем больше модулей при этом задействовано, тем сильнее возрастают требования, предъявляемые нами.
В любых отношениях модульного типа требования строго ограничены. Поскольку продавец обуви выполняет свою достаточно ограниченную миссию, обслуживая нас и удовлетворяя таким путем наши довольно небольшие ожидания, мы не будем настаивать, чтобы он верил в нашего Бога, или был опрятен дома, или разделял наши политические пристрастия, или любил ту же пищу или ту же музыку, что и мы. Мы предоставляем ему право быть свободным во всех других сферах, так же как и ему нет дела до того, атеист я или еврей, гетеросексуалист или гомосексуалист, Джон Бирхер или коммунист. Так не бывает и не может быть при целостных взаимоотношениях. До какого — то момента фрагментация отношений и свобода идут рядом друг с другом.
Все мы, по — видимому, испытываем в своей жизни потребность в целостных отношениях. Но бессмысленно было бы утверждать, что мы можем иметь только такие отношения. Отдавать предпочтение обществу, в котором индивид имел бы холистические отношения с немногими, а не модульные отношения со многими людьми, — это значит желать возврата к тюремной жизни прошлого — того прошлого, в котором индивиды были гораздо теснее связаны друг с другом, но в котором их жизнь была сильнее регламентирована социальными условиями, сексуальной моралью, политическими и религиозными ограничениями.
Это не означает, что модульные отношения не связаны ни с каким риском или что мир таких отношений — лучший из возможных миров. На самом деле в такой ситуации таятся глубинные опасности, и мы попытаемся это показать. Однако до сих пор дискуссия по этому вопросу, публичная или профессиональная, была нацелена не на суть дела, ибо она упускала из виду основной параметр всяких межличностных отношений — их продолжительность.
ПРОДОЛЖИТЕЛЬНОСТЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ
Следует упомянуть социологов вроде Вирта, отметивших транзисторную природу человеческих связей в урбанизированном обществе. Однако они не попытались систематически сопоставить феномен небольшой длительности человеческих связей с аналогичным явлением в других видах связей. Они не сделали также попыток обосновать документально постепенное уменьшение этой длительности. До тех пор, пока мы не проанализируем временные параметры человеческих связей, мы будем совершенно неправильно понимать и весь процесс перехода к супериндустриализму. Уменьшение средней продолжительности человеческих отношений — вероятное следствие увеличения количества таких отношений. Средний житель города в наше время за неделю, вероятно, вступает в контакт с большим количеством людей, чем деревенский житель в феодальные времена в течение года, а может быть, даже и всей своей жизни. Узы, связывающие деревенского жителя с другими людьми, включали в себя, несомненно, и какие — то кратковременные отношения, однако большинство людей, с которыми он был знаком, он знал на протяжении всей своей жизни. Городской человек может иметь некую стержневую группу людей, с которыми он поддерживает связь долгое время, но в то же время он взаимодействует с сотнями или, может быть, тысячами людей, которых он видит только однажды или дважды и которые затем полностью исчезают из его поля зрения. Каждый из нас подходит к человеческим отношениям, как и к другим видам отношений, имея внутри себя некий набор ожиданий относительно их продолжительности. Мы надеемся, что определенные виды отношений будут более долгими, чем другие. На самом деле отношения с другими людьми можно классифицировать, исходя из их предполагаемой длительности. Конечно, они варьируются от одной культуры к другой, от одного человека к другому. И тем не менее для широких слоев населения в развитых технологических обществах достаточно типичны следующие отношения: