Хаус и философия. Все врут! - Джейкоби Генри. Страница 17

Теперь рассмотрим вкратце еще одну характеристику гипотез, которая по душе Хаусу, оригинальность. Сам он это формулирует так: «Обожаю странное» («Детки» (1/19)).

Хаус дает убедительное объяснение своей любви к странным симптомам: «Странно — это хорошо. У обычного — сотни объяснений, у странного — практически нет» («Туберкулез или не туберкулез» (2/4)). Это значит, что необычные симптомы соответствуют гораздо меньшему числу заболеваний, чем обычные. Легче понять, что случилось с пациентом, который окрасился в оранжевый цвет, чем с пациентом, который жалуется на быструю утомляемость. Хаус может привести много доказательств того, что в его практике оригинальные объяснения (диагнозы) имеют больше шансов на подтверждение, чем заурядные, хотя бы потому, что «если бы это была лошадь, добрый семейный врач в Трентоне уже бы произвел очевидный диагноз и этот случай никогда бы до нас не дошел» (пилотный эпизод). Учитывая, что Хаус старается заниматься только пациентами, на которых поставило крест уже целое созвездие врачей, вероятность необычного диагноза крайне высока. Обычно это допущение срабатывает, хотя в эпизоде «Воспитание щенков» привело к смерти пациентки, потому что ее симптомы были вызваны обычной стафилококковой инфекцией.

И, как следствие своей любви к оригинальности, Хаус предпочитает диагнозы, которые… скажем так, забавны: «Значит, воздух не дает ему дышать воздухом. Давайте примем эту версию из-за ее парадоксальности» («Крутой поворот» (2/6)). Забавные объяснения более правдоподобны, чем скучные, потому что у Бога есть своеобразное чувство юмора. Других объяснений я не вижу. В любом случае это определенно идет сериалам на пользу!

И, наконец, происхождение гипотезы. На самом деле это такой хитрый способ сказать, что Хаус предпочитает собственные гипотезы чужим. Стараясь отвлечь внимание команды от своих проблем с Триттером, Хаус беспечно описывает свой подход:

Хаус очень доволен, когда оказывается, что он был прав, а кто-то ошибался, а если при этом он еще и выиграл спор, то бывает счастлив как ребенок. Между тем самолюбие, влияющее на оценку гипотез в такой степени, что собственное объяснение априори предпочитается чужому, может стать серьезным недостатком для диагноста. Но я не думаю, что Хаус угодит в эту ловушку. Разумеется, он хочет быть прав. А кто не хочет? Хаус мог бы сказать, что он всего лишь честнее, чем те, кто считают скромность достоинством. Он вовсю использует свою правоту как предпосылку, пока не получит доказательств обратного. Поскольку диагност с легкостью переключается на новую теорию при обнаружившейся несостоятельности старой, постоянное предпочтение им собственных гипотез всем альтернативам вполне безобидно. Более того — может, и в самом деле есть смысл предпочитать диагноз только потому, что его поставил Хаус. В конце концов, он «почти всегда в итоге прав» («Без причин»). Как говорит герой другого сериала, Фокс Малдер: «Скалли, сколько раз за шесть лет я ошибался? Я серьезно — смотри, каждый раз, когда я приношу тебе новое дело, мы исполняем этот обязательный танец. Ты говоришь, что у меня нет научных доказательств, что я псих, но кто в конце оказывается, что я прав, прав в 98,9 % случаев? Я думаю, что заслужил кредит доверия». [76]

Вселенная, по Хаусу, — это огромная головоломка. Порой ответы спрятаны, но они есть всегда. Как говорит Хаус в эпизоде «Недоумок», «если что-то непонятно, это еще не значит, что оно необъяснимо». Хаус убежден, что причины заболеваний пациентов всегда можно найти, и при их поиске использует как стандартные научные методы, так и незаурядный творческий подход. Применяя в оценке гипотез такие критерии, как простота, изящество, оригинальность и происхождение, он поднимает интересные философские вопросы: «Что есть простота гипотезы?» и «Должны ли эстетические составляющие, например изящество, влиять на оценку истинности объяснения?». Ответы на эти вопросы найти трудно, но Хауса они и не интересуют — он их задал, забыл и уже подбирает другие кусочки головоломки.

Джеффри Рафф и Джереми Бэррис.

ХЛОПОК ОДНОЙ ЛАДОНИ: САТОРИ ГРУБОГО ДОКТОРА

Слова и дела Хауса ломают все шаблоны. Он груб, плевать хотел на медицинскую этику и ведет себя самым безответственным образом. Он говорит вещи непрофессиональные, резкие и порой безумные. Он нарушает врачебную тайну, игнорирует желания больного, утаивает от него важную информацию и не держит слова. Парадоксальным образом в результате этих безнравственных поступков пациенты и коллеги Хауса осознают свои подлинные проблемы, вспоминают об обязательствах или обнаруживают новые пути к их выполнению.

Хотя мы и не знаем достоверно, изучали грубый доктор и сценаристы, снабжающие его великолепными «хаусизмами», восточную философию или нет, следует отметить, что риторика Хауса соответствует определенным формам выражения мысли в дзен-буддизме, например коанам — дзенским загадкам типа «Как звучит хлопок одной ладони?». Ответа на такой вопрос может и не быть, но размышление над ним расширяет пределы разума, приводя размышляющего к озарению. Как и дзенская традиция коанов, риторика Хауса работает, разрушая представления его слушателей (и, что столь же важно, его собственные) о том, что имеет смысл, а что — нет, так что в результате возникают новые возможности и находятся неожиданные решения.

Хаус не устает повторять, что все врут (в третьем сезоне он договаривается до заявления «Даже зародыши врут»). Он отстаивает это убеждение независимо от того, порождена ложь глупостью или застенчивостью, невежеством или страхом.

Например, в эпизоде «Не будите спящую собаку» (2/18) лесбиянка Ханна собирается уйти от своей подруги Макс, но скрывает от нее свои намерения из страха, что теперь Макс не захочет отдать ей часть печени для пересадки. В конце мы узнаем, что скрытым мотивом согласия на донорство догадывавшейся обо всем Макс была надежда, что теперь-то уж Ханна ее не бросит.

В эпизоде «Проклятый» (1/13) Джеффри провел два года в индийском ашраме (где, сам того не зная, подхватил тропическую болезнь), но скрывает это от врачей, потому что стесняется этого периода своей жизни. Такие ситуации наводят на мысль, что хаусовское «Все врут» на самом деле значит «Люди не знают, как себя вести в той или иной ситуации» или «Часто пациенты и доктора спешат принять решение, когда еще толком не знают обстоятельств дела, и поэтому не могут отделить главное от второстепенного».

В сложных медицинских случаях отправной пункт для Хауса: никто (даже он сам) не знает или не понимает, что происходит. (Правда, часто он утверждает обратное, но при этом высмеивает тех, кто безоговорочно верит его диагнозам.) Еще хуже, когда врачи не представляют даже, с какой стороны подступиться к делу. Или же каждый, включая Хауса, пытается смотреть с привычных — и потому, скорее всего, субъективных — позиций, поэтому все безумно далеки от понимания истинного смысла происходящего. Значит, они не могут начать подлинное исследование ситуации — производство смысла , - не вырвавшись из плена привычных способов его поиска.