Хаус и философия. Все врут! - Джейкоби Генри. Страница 21

Хотя и Хаус, и Сократ часто беспощадны к своим ученикам, оба, как правило, не оскорбляют их прямо, предпочитая использовать иронию, придающую их словам противоположный смысл. В эпизоде «Истории» (1/10) Хаус вручает толстенный медицинский словарь двум студенткам, озадаченным несоответствиями в анамнезе пациентки, чтобы они нашли там диагноз, и говорит: «Ох, я такой добрый… Начинается на букву С».

Ирония (во многом теряющаяся при переводе. — Прим. ред.) тут двойная. Во-первых, все мы знаем, что Хаус добрым не бывает. Во-вторых, он вводит студенток в заблуждение насчет заболевания повреждения мозга, известного как синдром Корсакова, при котором пациенты не запоминают недавние события и вынуждены, используя визуальные подсказки, заполнять пробелы в памяти ложными воспоминаниями. И, конечно же, в английском языке Korsakoff пишется через К, а не через С. Хаус глумится над студентками, и это забавно (по крайней мере, для зрителей), но для Хауса, как и для Сократа, ирония играет гораздо более важную ролы ошеломить и озадачить! [85]

Студентки и так уже в замешательстве и сомневаются в своих знаниях. Зачем Хаусу играть с ними такую злую шутку? Он предлагает им головоломку, которая заставит их снова думать, и одновременно намек, который поможет решить их проблему — если они разгадают загадку. Слова «я такой добрый» дают понять всем, даже студенткам, что Хаус злонамерен. Но почему? В этом и состоит загадка. Наивные студентки думают, что жестоко заставлять их искать ответ, когда Хаус уже знает правильный диагноз. Они недооценивают коварство Хауса — он дал им словарь вовсе не для того, чтобы они нашли там ответ. Представьте, названия скольких заболеваний начинаются с буквы С! Этот жест ироничен сам по себе: глупо слишком полагаться на авторитет, будь то Хаус или энциклопедия. Изучать симптомы и добираться до сути — вот единственный способ постановки диагноза. Знай студентки больше о методах обучения и рассуждения, они бы поняли намек.

Как мы уже говорили, для сократического метода не характерна информативность. Не в этом его цель. Скорее он направлен на то, чтобы заставить учеников понять, что они знают меньше, чем думали. Это идет вразрез с современной системой образования, которая пытается внушить ученикам уверенность в себе, акцентируя внимание на их успехах, а не ошибках. Но, возможно, мы учим их не тому. Так называемые «факты» постоянно опровергаются, одни теории сменяются другими.

Ученикам нужно не зазубривать, а учиться думать в условиях почти полной неизвестности.

Понять, что мы мало знаем, — только первая часть сократического метода. Видимо, здесь самое большое различие между Сократом и Хаусом. Сократ старался помочь согражданам осознать, как на самом деле ограниченно их понимание мира, Хауса больше интересует решение медицинских загадок, которые уже поставили всех в тупик. Но и здесь Хаус следует сократическому методу, его второй части — «проверке гипотезы», какой она представлена в диалоге Платона «Федон». В нем Сократ объясняет своему ученику Кебету, что нельзя начинать исследование мира с наблюдения за всем, что этот мир составляет. От колоссального количества информации, которую пришлось бы рассматривать, можно было бы, как говорит Сократ, «ослепнуть душою», точно так же, как наблюдение за солнечным затмением ослепило бы глаза. Обратимся снова к эпизоду «Три истории». Хаус подкидывает студентам еще одну диагностическую задачку, случай фермера с болью в ноге. Студенты наперебой предлагают узнать у пациента, не было ли в семье похожих случаев, сделать клинический анализ крови, анализ на Д-димер, магнитно-резонансную томографию и, пожалуй, еще позитронно-эмиссионную томографию. Когда Хаус говорит, что пациент умер бы, не дождавшись результатов анализов, один из студентов вскрикивает: «Но у нас не было времени на тесты, мы ничего не могли сделать!»

Но что им нужно было сделать? Сократ говорит Кебету, что двигался в своих рассуждениях вперед, «каждый раз полагая в основу понятие, которое считал самым надежным». [86]

Похоже на дифференциальный диагноз Хауса: сначала рассмотреть возможные причины симптомов, затем исследовать ту, что кажется наиболее правдоподобной. Внезапная острая боль в ноге может быть вызвана физическим перенапряжением, варикозной болезнью, травмой или укусом животного. По словам фермера, он почувствовал боль, когда находился в поле, и, судя по виду ранок на ноге, змеиный укус представляется наиболее вероятной причиной. Приняв это направление исследований за «рабочую гипотезу», Хаус сосредотачивается на ранке и выясняет (после того как противозмеиная сыворотка не помогла), что на самом деле это собачий укус.

Если учесть, что и Сократ, и Хаус настаивают на необходимости признать, что мы ничего не знаем, следующий шаг кажется очевидным: найти новые доказательства в пользу выбранного диагноза, при этом постоянно держа в уме свое невежество, и быть готовыми отбросить нашу версию, как только появятся не соответствующие ей симптомы. Однако в «Федоне» Сократ рассказывает Кебету, как поступает при выборе гипотезы:…именно этим путем двигаюсь я вперед, каждый раз полагая в основу понятие, которое считаю самым надежным; и то, что, как мне кажется, согласуется с этим понятием, я принимаю за истинное — идет ли речь о причине или о чем бы то ни было ином, — а что не согласно с ним, то считаю неистинным». [87]

Значит ли это, что следующим нашим шагом должно стать предположение, что мы правы? Когда такое говорит человек, утверждавший «я знаю, что я ничего не знаю», звучит очень самоуверенно, прямо по-хаусовски! Однако самоуверенность, что демонстрируют Сократ и Хаус, — неотъемлемая часть сократического метода. Когда расстроенный Форман упрекает Хауса в самонадеянности после того, как они раз за разом ошибались с диагнозом Джона Генри Джайлса, Хаус пренебрежительно фыркает: «Скромность — важное качество. Особенно если ты часто ошибаешься». В ответ на формановское: «Вы ошибались на всех этапах!», Хаус парирует: «Когда ты прав, неуверенность к себе только мешает, верно?»

Хаус пытается сказать Форману, что сомнение удерживает нас от шагов, которые помогли бы докопаться до истины. Чтобы убедиться, что мы правы, нужно принимать риск ошибки. Если мы готовы отбросить нашу лучшую гипотезу при первом затруднении, мы никуда не придем, потому что сомнениям («да, но…») всегда найдется место. Прежде чем отказываться от одной гипотезы в пользу другой, надо обеспечить первой лучшую, самую убедительную защиту из всех возможных, точно так же, как обвиняемому в суде — хорошего адвоката. Например, в случае с Джайлсом Хаус считает, что у того гранулематоз Вегенера, болезнь излечимая, поэтому игнорирует отказ пациента от реанимации. Хэмилтон, лечащий врач Джайлса, напротив, убежден, что у того неизлечимая болезнь Лу Герига, и отключает его от аппарата. Если бы Хаус не нарушил волю пациента, Джайлс бы умер. Если бы Хэмилтон не отключил Джайлса от аппарата, Хаус не узнал бы, что это не болезнь Вегенера и Джайлс может дышать самостоятельно. Благодаря тому, что оба стойко держались своих гипотез, ситуация разрешилась благополучно.

Сократический метод парадоксален. С одной стороны, чтобы его практиковать, мы должны признать, что не знаем истины. С другой стороны, мы должны действовать так, словно уверены, что знаем ее. Но что, если мы ошиблись?

Вот почему, когда мы выдвигаем гипотезу, нам нужно, чтобы другие оспорили ее, устроили перекрестный допрос: не сделали ли мы каких-то некорректных допущений, достаточно ли доказательств собрали в поддержку наших умозаключений или же выбрали гипотезу, основываясь на личных предубеждениях и стереотипах, не отдавая себе в этом отчет. В эпизоде «Метод Сократа» Хаус с командой исследуют загадочные симптомы — кровотечение на фоне тромбоза глубоких вен у женщины, больной шизофренией.