Хаус и философия. Все врут! - Джейкоби Генри. Страница 28

Хаус явно не считает автономию своих больных чем-то заслуживающим первостепенного внимания; для него важнее их благополучие. Он скорее сделает то, что для пациентов лучше, чем то, чего они хотят. Почему между желаниями людей и их действительными потребностями часто такая пропасть? Да потому что они идиоты!

Но порой и Хаус готов принять решение пациента, даже если оно не удовлетворяет его интересам. Яркий пример — Ребекка Адлер из пилотного эпизода.

Хаус предполагает, что у девушки свиной цепень в мозгу. Хотя у него нет доказательств, он готов подтвердить свою гипотезу относительно безопасным лечением. Ребекка, которая после нескольких неверных диагнозов скептически относится к идеям Хауса, отказывается от терапии, предпочитая выписаться из больницы и умереть дома. Хаус пытается переубедить ее, но не особо настаивает, даже когда члены команды предлагают способы принуждения:

Отличает ли что-то Ребекку от других пациентов или это просто каприз Хауса? Объяснение Уилсона не выдерживает критики — Хаус уважает Джайлса и Пауэлла больше других своих пациентов, но игнорирует их решения.

Да, Хаус занимает твердую этическую позицию, но основана она на исключительно своеобразном понимании принципа автономии. Так, в традиционной трактовке доктрина информированного согласия требует, чтобы согласие пациента на медицинское вмешательство было сознательным, добровольным и информированным. Для получения такого согласия медики должны сообщить пациенту диагноз, разъяснить цели, риски, альтернативные методы и возможные последствия лечения и спрогнозировать дальнейшее развитие событий в случае отказа от предлагаемых назначений. Тут как минимум два узких места: соглашение может оказаться недобровольным, как в случаях, когда пациента вынудили его дать, либо недостаточно информированным, если данные, предоставленные пациенту, были неточными или неполными.

Хаус считает, что пациент не является полностью информированным, пока болезнь не диагностирована. У Эзры Пауэлла нет диагноза. Поскольку он не знает, что именно с ним не так, его решение умереть не является обоснованным. Лечащий врач Джона Генри Джайлса диагностировал у него болезнь Лу Герига, но Хаус считает, что врач ошибся. Поэтому Джайлс, принимая решение об отказе от реанимации, был дезинформирован, и его отказ недействителен. Ребекка же обладает всей информацией, которую Хаус может ей предоставить. Главное отличие случая Ребекки от двух других сформулировано в последней реплике Хауса: «Я решил это дело. Моя работа здесь закончена».

Вдобавок к своеобразному пониманию информированности пациента, Хаус еще и крайне невысокого мнения о так называемом согласии по доверенности, когда за человека, который не может реализовать свое право выбора самостоятельно, решение принимает его представитель, обычно член семьи. Задача представителя пациента состоит в том, чтобы действовать так, как, по его мнению, действовал бы сам пациент, будь у него возможность. У Хауса есть основания с подозрением относиться к этому процессу потому, что он знает, к каким последствиям это привело в его случае: согласившись на операцию по удалению омертвевшей мышцы, Стейси, представитель Хауса, поступила наперекор его решению («Три истории»). Доверенное лицо больного может и не нарушить выраженные пациентом желания напрямую, но может просто их не знать. Поэтому согласие по доверенности часто основывается на том, что сам человек считает лучшим для своего подопечного.

Хаус, никогда не забывающий о скрытых мотивах и способности людей к самообману, сомневается, что члены семьи знают, что действительно лучше для их родственника. Одно из редких исключений — эпизод «Недоумок», в котором гениальный диагност доверяет принятие решения об удалении поврежденного полушария мозга отцу пациента-саванта. В этом случае отец действительно лучше, чем кто бы то ни было, включая Хауса, может определить, что пойдет на пользу его сыну.

Итак, мы знаем, что Хаус ставит благодеяние выше непричинения вреда и, как правило, выше автономии. А как насчет справедливости? В реальном мире этот вопрос больше всего занимает людей при распределении ограниченных ресурсов. В мире сериала «Доктор Хаус» ресурсов почти всегда хватает.

Никто не задумывается о том, во сколько обходится Принстон-Плейнсборо содержание команды из четырех врачей, которые ведут пару-тройку пациентов в месяц и заказывают для каждого уйму дорогостоящих анализов. Никто — кроме председателя правления больницы Эдуарда Воглера. К несчастью для сторонников справедливого здравоохранения, Воглер по замыслу создателей сериала служит скорее личной Немезидой Хауса, чем средством исследования неравного доступа к медицинским ресурсам.

В тех редких случаях, когда Хаус задумывается о финансовой стороне здравоохранения, он с готовностью манипулирует системой, чтобы помочь тем, кто действительно нуждается, но нетерпим к халявщикам. Первая из этих взаимодополняющих установок показана в эпизоде «Трудности перевода» (2/10), где мы узнаем, что Хаус выписывает лекарства, оплачиваемые по программе Medicaid , для нестандартного применения (например, виагру для улучшения работы сердца пожилой женщине), так что его пациенты получают то, что им нужно. В эпизоде «Ошибка» мы наблюдаем вторую тенденцию: Хаус в свойственной ему манере запугивает молодого человека, который тратит деньги на дорогие наручные часы и электронные игрушки типа МРЗ-плеера, но экономит на медицинской страховке. Раздражение Хауса может усиливать тот факт, что пациент использует бесплатный ресурс — больничное время, — которое мог бы с большей пользой использовать кто-то, кому помощь нужнее.

В тех редких случаях, когда в сериале затрагиваются вопросы распределения ресурсов, внимание сосредоточено не на больничном бюджете и не на вопросах медицинской страховки (зрителям было бы скучно!), но на куда более драматичной теме донорских органов. Принцип справедливости требует, чтобы этот ресурс распределялся беспристрастно. «Беспристрастность», однако, не означает случайного порядка. Донорские органы можно разыгрывать в лотерею или раздавать но принципу «кто первый встал, того и почки», но такие методы не гарантируют, что органы получат те пациенты, которые больше всего в них нуждаются. Так как же соблюсти справедливость?

Философ Джон Роулз (1921–2002) говорил, что мы можем оценить справедливость системы, задав вопрос: одобрит ли ее здравомыслящий человек, не зная, каким будет его статус в этой системе? [105] Представьте, что в какой-то момент вам может потребоваться пересадка и вы ничего не знаете а своем социальном и финансовом положении и о состоянии здоровья. Какую систему вы предпочтете? Вероятно, такую, где 1) приоритетом пользуются пациенты с самыми неотложными потребностями, 2) богатство пациентов и их положение в обществе не принимаются во внимание и 3) пациенты с хорошими шансами на успешный результат пересадки пользуются преимуществом перед теми пациентами, чьи шансы на выживание пересадка повышает незначительно либо не повышает вовсе. Учебная больница Принстон-Плейнсборо стремится проводить в жизнь политику распределения органов, удовлетворяющую всем перечисленным условиям. Поэтому комиссия по трансплантации всегда рассматривает целый комплекс факторов. [106] Некоторые обстоятельства, например болезнь, вызванная образом жизни пациента или его нежеланием лечиться, автоматически исключают его из списка кандидатов на пересадку, поскольку снижают шансы на долгосрочные положительные результаты (так, пациенту с зависимостью от викодина вряд ли дадут новую печень, чтобы он мог и ее разрушить).