Великое восстановление наук, Новый Органон - Бэкон Фрэнсис. Страница 20

Скрытый же процесс, о котором мы говорим, далеко не такая вещь, которая легко могла бы представиться человеческой душе в том ее состоянии, какому она ныне подвержена. Ведь мы не понимаем под ним ни какие-либо меры, ни знаки или степени в движении, видимые в телах, а только непрерывный процесс, который большею частью ускользает от чувств.

Например: во всяком порождении и превращении тел следует искать, что теряется и улетает, что остается, что прибавляется, что расширяется, что сжимается, что разделяется, что продолжается, что обрывается, что побуждает, что препятствует, что господствует, что подчиняется и многое другое.

И опять-таки это следует искать не только в порождении и превращении тел, но и во всех других изменениях и движениях; точно так же должно искать, что предшествует и что последствует, что стремительнее и что спокойнее, что производит движение и что им управляет и тому подобное. Но все это наукам (которые ныне разрабатываются крайне грубо и совершенно негодны) не известно и ими не затронуто. Ведь если каждое естественное действие совершается при посредстве самых малых частиц или по крайней мере слишком малых для того, чтобы возбудить чувство, то пусть никто не надеется, что он сможет управлять природой или изменять ее, пока должным образом ее не поймет и не узнает. VII

Точно так же разыскание и открытие скрытого схематизма тел есть не менее новая вещь, чем открытие скрытого процесса и формы. Ведь мы до сих пор вращаемся только в преддверии природы и не готовим себе доступа в ее тайники. Но никто не может придать данному телу новую природу или удачно и целесообразно превратить тело в новое, пока он не будет хорошо знать об изменении и превращении тела. Без этого он прибегнет к тщетным или по крайней мере трудным и превратным способам, не соответствующим природе тела, над которым он работает. Итак, также и к этому надо открыть и проложить путь.

Несомненно правильно и с пользой применяют труд в анатомии органических тел (каковы тела человека и животных); это представляется тонкой вещью и хорошим исследованием природы. Но этот род анатомии основан на зрении, т. е. подчинен чувству и имеет место только для органических тел. Притом это нечто близкое и очевидное в сравнении с истинной анатомией скрытого схематизма в тех телах, которые считаются однородными, особенно в вещах, отличающихся специфическими чертами[61], и их частях, таких, как железо, камень, и в однородных частях растения, животного, таких, как корень, лист, цветок, мясо, кровь, кость и т. д. Но даже и здесь человеческое усердие не всецело бездействовало, ибо к этому направлено разложение однородных тел путем перегонки и другими способами разложения, обнаруживающими неоднородность целого, составленного из собрания однородных частей. Это разложение приносит пользу и содействует нашим исканиям, хотя часто бывает обманчиво, ибо многие природы считаются результатом разделения, как если бы они ранее существовали в сложном [целом], в действительности же их заново создают и вводят огонь и тепло и другие способы разложения. Но и это лишь малая часть работы в раскрытии истинного схематизма в сложном целом, ибо этот схематизм гораздо более тонкая вещь, которая действием огня, скорее, смешивается, чем извлекается и проясняется.

Итак, необходимо разделение и разложение тел, конечно, не огнем, но посредством размышления и истинной индукции с помощью опытов, а также посредством сравнения с другими телами и сведения к простым природам и их формам, сходящимся и слагающимся в сложном. Решительно следует перейти от Вулкана к Минерве, если мы намерены извлечь на свет истинное строение и схематизм тел (от чего зависит всякое скрытое и, как его называют, специфическое свойство и способность в вещах и из чего также выводится правило всякого значительного изменения и превращения).

Например, нужно исследовать, сколько есть во всяком теле от духа и сколько от осязаемой сущности, а также обилен ли и тучен этот самый дух или тощ и беден, тонок он или более густой, более воздушный или более огненный, деятельный или праздный, слабый или сильный, влекущий вперед или назад, раздробленный или непрерывный, пребывает ли в согласии с внешним и окружающим или в раздоре и т. д. То же в отношении осязаемой сущности (у которой не меньше различий, чем у духа) -- ее жил, волокон и всякого рода ткани. И опять-таки под то же исследование подпадают расположение духа в телесной массе и ее поры, проходы, жилы и клетки, и начала, или первые зачатки, органического тела. Но также в этом исследовании и в открытии каждого скрытого схематизма истинный и ясный свет, действительно разгоняющий всякий туман и неясность, проистекает от первичных аксиом. VIII

Мы поэтому не будем сводить вещь к атому, который предполагает пустоту и нетекучую материю (и то и другое ложно), а к истинным частицам, как они открываются. С другой стороны, нет ничего такого, что заставило бы кого-нибудь испугаться этой тонкости, как чего-то необъяснимого. Напротив, чем больше исследование склоняется к простым природам, тем более все будет ясно и очевидно, ибо исследование переходит от многообразного к простому, от несоизмеримого к соизмеримому, от невнятного к учитываемому, от бесконечного и смутного к конечному и определенному, подобно тому как мы видим это в элементах письма и в тонах созвучий. Лучше же всего подвигается вперед естественное исследование, когда физическое завершается в математическом. Пусть никто опять-таки не устрашится множества или раздробленности. Ибо в вещах, которые рассматриваются посредством чисел, столь же легко думать и говорить о тысяче, как и об одном, или о тысячной части одного, как об одном целом. IX

Из двух родов аксиом, которые установлены выше, возникает истинное деление философии и наук, причем мы придаем особый смысл общепринятым названиям (которые наиболее подходят к обозначению вещи). Таким образом, исследование форм, которые (по смыслу и по их закону) вечны и неподвижны, составляет метафизику, а исследование действующего начала и материи, скрытого процесса и скрытого схематизма (все это касается обычного хода природы, а не основных и вечных законов) составляет физику. Им и подчиняются подобным образом две практики: физике -- механика, метафизике (в очищенном смысле слова) -- магия вследствие ее обширных путей и большей власти над природой. X

Итак, поставив цель учению, должно перейти к предписаниям, сделав это отнюдь не превратным и спутанным образом. Указания об истолковании природы охватывают две различного рода части: во-первых, выведение или порождение аксиом из опыта; во-вторых, выведение или извлечение новых опытов из аксиом. Первая часть разделяется трояко, а именно: вспоможение чувству, вспоможение памяти и вспоможение уму, или рассудку[62].

Ведь прежде всего мы должны подготовить достаточную и хорошую естественную и опытную историю, которая представляет собой основу дела. Ибо мы должны не измышлять и выдумывать, а открывать то, что свершает и приносит природа.

Естественная же и опытная история столь разнообразна и рассеянна, что приведет разум в замешательство и расстройство, если не будет установлена и предложена в должном порядке. Поэтому нужно образовать таблицы и сопоставления примеров таким способом и порядком, чтобы разум мог по ним действовать.

Однако, даже в случае если бы это было сделано, все же разум, предоставленный сам себе, движимый сам собой, неуправляемый и неподготовленный, неспособен и недостаточен для того, чтобы образовать аксиомы. Итак, в-третьих, следует применить истинную и законную индукцию, которая есть самый ключ истолкования. При этом должно начать с конца и затем уже открыто возвращаться к остальному. XI

Исследование форм происходит следующим образом. Сначала нужно для каждой данной природы представить разуму все известные примеры, сходящиеся в этой природе, хотя бы и посредством самых различных материй. И собрание этого рода должно быть образовано исторически без преждевременного умствования или каких-либо чрезмерных тонкостей. Например, в исследовании формы тепла. Примеры, сходящиеся в природе тепла