Сократ - Кессиди Феохарий Харлампиевич. Страница 26

В подражании, т. е. в не подлинности и ущербности, Сократ (и Платон) видел сходство письменных сочинений с произведениями живописи. Обращаясь к Федру,

он говорит: "В этом, Федр, дурная особенность письменности, поистине сходной с живописью: ее порождения стоят как живые, а спроси их — они величаво и гордо

молчат. То же самое и с сочинениями…" (275 d). Можно добавить, что в письменном сочинении легче, чем в живом диалоге, избежать видимых противоречий, обойдя острые углы и сгладив существо вопроса. Живое слово требует краткости, ясности и четкости, а в письменном изложении это желательно, но не всегда достижимо. И иные сочинения выглядят тем более «учеными», чем больше в них словесного тумана, псевдонаучной усложненности и показной эрудиции.

Вместе о тем не составляет большого труда показать, что оценка Сократом роли и значения письменных произведений страдает односторонностью: достаточно сказать, что, не будь литературных трудов Платона и других античных авторов, мы ровным счетом ничего не ведали бы о Сократе. И не только о нем. Но здесь речь о другом: о нераздельности живого слово, живых людей

140

и живого общения, о их незаменимости. Для Сократа и Платона устное слово — это изначальное орудие живого общения людей. И сейчас мы можем утверждать, что никакие «письмена», а также другие средства коммуникации, говоря современным языком, не могут заменить живого Слова — Диалога, Человека, Общения.

Диалог — своего рода лаборатория, одушевленное поисковое поле; он невозможен без общения, без присутствия, точнее, без соприсутствия двух людей при совместном поиске истины1. Вне настоящего диалога, согласно Сократу, нет и подлинной мудрости, но возможны лишь мнимая мудрость и многознание, точнее, многознайство. А «многознание» (polymathie), как заметил еще Гераклит из Эфеса, "уму не научит" (22 В f 40 ДК). Оно и не может научить уму до тех пор, пока таковым будет считал ь-ся, по словам того же Гераклита, перенятое из "чужих сочинений", а не добытое самостоятельно, собственным разумом (В 129 ДК).

Тут мы позволим себе небольшое отступление и попытаемся установить некоторые любопытные черты

________________

1 Советский исследователь В. Н. Толстых, говоря о Сократе как о человеке, впервые познавшем культурную, собственно «человеческую» ценность общения между людьми и превратившем беседу в подлинное искусство, замечает: "Оказывается, беседовать, или общаться, совсем не просто, это особый дар, данный не всякому. Помимо стремления к истине и развитой способности мыслить он предполагает умение слушать и слышать другого человека, реализуя потребность в общении, в процессе которого только и можно познать мир и самого себя. Такое качество, скажем прямо, не самое распространенное в наше время. Человеку часто приходится нелегко, когда он надеется быть услышанным и правильно понятым своим собеседником, ибо нередко спор оказывается не исканием истины (предполагающим и момент сомнения, понимания относительности собственных познаний), а настаиванием на "излюбленной мысли", тем более категоричным, чем меньше знает человек" (52, 97).

141

сходства и различия в стиле мышления Сократа и Гераклита. Один из сохранившихся фрагментов Гераклита гласит: "Я спрашивал самого себя" (6 101 ДК). Не исключено, что названный фрагмент явился ответом Гераклита на дельфийский призыв — "Познай самого себя". В случае истинности этого предположения, можно сказать, что Гераклит, как и Сократ, увидел в дельфийском призыве источник подлинной мудрости, причем ему, жившему раньше Сократа, принадлежит в этом приоритет. Вместе с тем необходимо подчеркнуть, что Гераклит лишь высказал идею о самопознании как источнике мудрости, наметил ее в общей форме, в то время как Сократ пошел дальше: он поставил дельфийское изречение во главу своего учения и сделал все теоретические и практические выводы, следующие из определенной (сократовской) интерпретации этого изречения. Хотя и Гераклит делал для себя соответствующие теоретические и практические выводы из девиза "Познай самого себя", тем не менее в данном отношении между ним и Сократом также имеется значительное различие. Так, если в ответ на дельфийский призыв Гераклит, по его собственным словам, спрашивал лишь "самого себя", то Сократ — не только "самого себя", но и «других», точнее, "самого себя и других" одновременно. Гордый потомок царского рода Кодридов Гераклит, презирая обывательскую психологию «многих», говорил парадоксами и загадочными изречениями излюбленной им Сивиллы, скромный же сын Софрониска Сократ высказывался незамысловатым языком человека из народа, несложными оборотами речи народного мудреца, ищущего ясных и четких определений общеупотребительным понятиям и представлениям. Правдоподобен рассказ о том, что Сократ, прочитав сочинение Гераклита,

142

сказал: "То, что я понял, превосходно; думаю, что таково же и то, что я не понял. Впрочем, для него нужен делосский ныряльщик" (Диоген Лаэрций, II, 22, см. А 4 ДК).

Гераклиту, чуждому догматизма в содержании развиваемого им учения, была вместе с тем свойственна жреческая торжественность тона, пророческая непререкаемость; Сократ же, говоривший и часто повторявший, что он "ничего не знает", казался скептиком, не будучи таковым на деле. Первый склонен был «вещать» истину, найденную, так сказать, единолично, второй стремился найти ее в общении с другими людьми и видел свою роль в том, чтобы помочь «родиться» истине в голове собеседника. Гераклит предпочитал монолог, Сократ — диалог. По образу своего мышления Гераклит, если можно так выразиться, «аристократичен», Сократ — «демократичен».

В сократовском диалоге каждый из собеседников выступает как равный. Сказанное в одинаковой степени относится и к тому случаю, когда один из участников диалога является учителем, а другой — учеником. По обычным представлениям, «учитель» — это тот, кто говорит или читает, а «ученик» тот, кто слушает и по мере надобности записывает; в процессе обучения первый играет активную роль, второй — пассивную; само обучение проходит в атмосфере господства авторитета учителя. Эти представления совершенно чужды сократовскому пониманию отношения учителя и ученика. Сам Сократ не был «учителем» в обычном смысле этого слова (см. Платон. Апология, 33 а). В его диалоге в соответствии с его педагогическими воззрениями нет учителя, который «обучает», т. е. передает ученику определенную сумму знаний, и нет ученика, который

143

уносит в своей голове этот набор сведений, как в пустом «сосуде» (Платон. Протагор, 314 в).

В сократовском диалоге есть два лица, для которых истина и знания не даны в готовом виде, а представляют собой проблему и предполагают поиск. Это значит, что истина и знания не передаются, или, образно говоря, не переливаются из одной головы в другую, а раскрываются в сознании участников диалога. Поэтому-то Сократ в отличие от софистов не выдавал себя за "учителя мудрости", которому все известно и который берется всему обучить. Единственное, на что он претендовал, — обучение искусству ведения диалога, при котором собеседник, отвечая на заданные вопросы, высказывал суждения, обнаруживая свои знания или, напротив, свое неведение. Тем самым искусство диалога, или, что одно и то же, мастерство задавать вопросы, становилось «испытанием» собеседника, его «обличением». "Обличение", к которому прибегал Сократ, было направлено в одних случаях на то, чтобы умерить самоуверенность собеседника, мнящего себя знающим, и доказать ему, что он не только ничего не знает, но более того: оставаясь недалеким человеком, не подозревает о своем невежестве; в других случаях оно имело целью ориентировать собеседника на самопознание, а также на обнаружение и уяснение того, что в нем самом до этого оставалось скрытым, неясным и дремлющим. В последнем случае искусство задавать вопросы Сократ рассматривал как средство, с помощью которого можно содействовать «рождению» истины в голове собеседника, помогать ему «разрешиться» от бремени мыслей, раскрывая его творческие способности. Это вопросно-ответное (диалектическое) искусство он сравнивал о повивальным искусством своей матери Фенареты и в