Ранняя философия Эдмунда Гуссерля (Галле, 1887–1901) - Мотрошилова Неля Васильевна. Страница 30

§ 1. Идея «эмпирической психологии» у Брентано и ее отражение в Философии арифметики

Брентано был ангажированным борцом за расширение прав и значения психологии и её частных дисциплин, подразделений. Он отстаивал мысль о том, что к психологии уже обращаются и ещё будут обращаться логика, этика, эстетика, а также такие практические области, как политика и сфера образования. Замечу: никакого «психологизма» нет и не было в этой здравой и вполне оправдавшейся, исторически перспективной идее. Из ранних работ Гуссерля видно, однако, что эта борьба сама по себе вряд ли его сильно интересовала: он предоставлял профессиональным психологам заниматься ею, а сам скорее хотел воспользоваться конкретными наработками психологов, относящимися к философии математики и к проблеме представлений, нежели разбираться с теми идеями и спорами, которые касались места психологии в системе научного и практического знания. (В период разгоревшихся дебатов с психологизмом интерес Гуссерля повернется и в эту сторону, но лишь поскольку будут затронуты проблемы статуса, значения логики.)

Брентано справедливо полагал, что для реализации высоких претензий психологии в ней самой требовалось провести далекоидущие реформы. Уже I том «Психологии с эмпирической точки зрения» был своего рода идейным знаменем и программой таких реформ. Выдающийся психолог и философ понял: сила и особые функции психологии должны состоять в осуществлении самых разных специальных, конкретных, приближенных к реальной психической жизни индивида – и также в этом смысле эмпирических – исследований. Другой смысл эмпирического поворота для Брентано заключался в том, чтобы психологию, до сих пор постоянно взаимодействовавшую с философией, сблизить также и с естествознанием, с исследованием того, что он назвал сферой «физических феноменов». Будущее показало, что стратегический путь развития психологии в последние десятилетия XIX и в XX веке был определен у Брентано в принципе верно и удивительно прозорливо. В силу сказанного надо признать, что вместе с целым рядом других психологов он стоял у истоков исторически неизбежного превращения психологии в разветвленную самостоятельную область знания, постепенно отпочковывающегося от философии, под эгидой которой психология ещё развивалась в XIX веке. Вместе с тем, Брентано отчасти был и философом, во всяком случае психологом, весьма хорошо философски образованным, в том числе и в истории философии, постоянно сохранявшим, обновлявшим в своих размышлениях также и философские аспекты. Эта квалификация по существу принята в брентановедческой литературе, включая лучшие российские исследования.

От усилий Брентано протянулась нить к одной из ранних ветвей эмпирической и даже именно экспериментальной психологии того времени. «Ученики Брентано были пионерами экспериментальной психологии, – пишет исследователь конца XX века Д. Мюнх. – Алексис Мейнонг основал первый Институт экспериментальной психологии в Австрии, Казимир Твардовский – в Польше; Карл Штумпф был – наряду с Вундтом – одним из первых экспериментальных психологов в Германии. После своего перемещения в Вену (1874 г.) и сам Брентано подал заявку на создание там Института экспериментальной психологии, но прошение было отклонено. Гештальтпсихология тоже выросла из брентановского круга. “Отец” гештальтпсихологии Хр. фон Эренфельс был учеником Брентано и Мейнонга…». [85]

Свою амбициозную задачу Брентано видел, стало быть, в том, чтобы вообще способствовать закреплению и существенному расширению плацдарма, позиций, функций психологии как науки, чтобы придать ей не меньший вес, чем тот, который имеют математика, физика, химия, физиология.

В связи со всем сказанным наследие Брентано, крупной фигуры всего гуманитарного знания XIX, а потом и XX века, в значительной степени принадлежит истории психологии. И именно профессиональным психологам, в частности, историкам психологии всего сподручнее судить о том вкладе, который он внес в развитие этой науки, как и о том, от чего в наследии Брентано психологии в дальнейшем пришлось отказываться.

Несколько иначе выглядит решение вопроса о влиянии Брентано на тех мыслителей, которые (сложными, опосредованными путями) выходили, подобно Гуссерлю, на магистральный путь философии.

На таких мыслителей, что естественно, всего больше повлияли философские по происхождению и значению, хотя и тесно связанные с психологией идеи Брентано. Из их числа – снова же имея в виду Гуссерля – мы для дальнейшего анализа прежде всего выделим: 1) брентановскую конструкцию психических феноменов; 2) тесно с нею связанную идею интенциональности; 3) концепцию представлений как фундаментальных актов сознания.

§ 2. Проблема «психических феноменов» и тема интенциональности у Брентано: находки и трудности

Кардинальным было стремление Брентано осмыслить специфику психической жизни человека, и ему, в частности, должны были служить понятие и концепция психических феноменов. Они, в свою очередь, опирались на понимание сознания как специфического единства. «Когда мы воспринимаем цвет, звук, тепло, запах, то ничто не мешает нам относить каждое из них к какой-либо особой вещи. Напротив, если иметь в виду многообразие соответствующих актов ощущений – в́дение, слышание, ощущения теплоты и запаха и одновременные с ними воления, чувства и обдумывание, а вместе с ними внутреннее восприятие, которое и дает нам знания о них, – то мы принуждены брать все это в качестве единой вещи… Ибо все здесь нами затронутое есть не что иное, как так называемое единство сознания, один из самых богатых последствиями и все ещё оспариваемых фактов психологии. Единство сознания, поскольку его надо с очевидностью познать из внутренне воспринимаемого, состоит в том, что все психические феномены, которые одновременно находятся в нас, – сколь бы различны они ни были, а это видение и слышание, процессы представления, суждения, умозаключения, любви и ненависти, вожделения и отвращения и т. д., – в случае, когда они внутренне воспринимаются как соотносящиеся друг с другом, вместе взятые, относятся к единой реальности, составляя в качестве частных феноменов один психический феномен, отдельные части которого принадлежат одному реальному единству». [86] Терминология, которую применяет Брентано именно в разбираемой работе, далека от четкости и однозначности. Так, он разъясняет, что слово «сознание» (Bewuβtsein) для него равнозначно психическому феномену, или психическому акту (Ibidem. S. 132–133).

И всё-таки различение имеется: во-первых, имеется в виду: сознание как совокупное единство (притом реальное, по Брентано), включающее многие акты, их отношения; во-вторых, «психические феномены» – обозначение некоторых «единиц» этого совокупного единства, для него и именно для него специфических и характерных.

Признано в литературе (и по существу отмечено в первом из приведенных ранее критических замечаний Гуссерля в ФА), что при различении психических и физических феноменов самым неудачным оказался термин «физический феномен». Правда, проблема, которую благодаря этому различению хотел рассмотреть и решить Брентано, является вполне реальной и достаточно трудной. В жизнедеятельности человеческого сознания есть неоднородные акты, процессы, структуры. Одни всего ближе стоят к пассивной восприимчивости органов чувств, порождаются и порою даже детерминируются ими, а другие возникают как переплетение многих влияний и взаимодействий, причем не только и не столько физического характера. Из I тома «Психологии…» Брентано видно, что именно такое различие его заботит, потому что представляется ему принципиальным.

А имел в виду Брентано действительные различия двух классов процессов сознания (в ЛИ Гуссерль скажет: переживаний, Erlebnisse, сознания). В одном случае это ощущения, реакции на непосредственные внешние воздействия и их последствия – вплоть до того, что какой-нибудь внешний, «физический» предмет причиняет нам боль, или наоборот, вызывает удовольствие. Такого рода проявления – не забудем: они всё-таки причислены к феноменам сознания – Брентано называет «физическими феноменами». В другом случае мы можем, не испытывая внешних воздействий, «порождать» в сознании «внутреннее существование» (Inexistenz) каких-либо «предметов» и «предметностей», чисто интенционально, мысленно (ментально) полагая их. В этом случае «предметы» тоже феноменальны, т. е. они «являются» сознанию, проявляются в нем. Такие феномены Брентано называет психическими. В связи с этим различением Брентано и в I томе «Психологии…», и в последующих томах и произведениях (разумеется, они не могли быть известными Гуссерлю в период написания ФА) ввел множество более конкретных деталей, разъяснений. По всему видно, что в ФА Гуссерля совсем не заботят все детали такого рода. Кстати, уже позднее, во II томе ЛИ, Гуссерль будет более подробно обсуждать соответствующие тексты Брентано, ибо они окажутся содержательно релевантными его оформляющейся феноменологии, в частности, новому, оригинальному рассмотрению в ней проблемы интенциональности. И тогда он уже более подробно, детально зафиксирует свою рано возникшую неудовлетворенность бретановским осмыслением той сферы, которые были отнесены у Брентано к «физическим феноменам».