Кризис современной цивилизации (СИ) - Козлов Валерий. Страница 4

Важной вехой в критике современного капитализма стало возникновение мир-системного анализа, связанного в генезисе с именами Фернана Броделя и Иммануэля Валлерстайна, исследовавших историко-географические аспекты мирового неравенства. Согласно И. Валлерстайну, в основе формирования этого неравенства лежали уникальное сцепление исторических обстоятельств и различия в формах эксплуатации и отчуждения труда в разных регионах Европы и мира: "Серией случайностей - исторических, экологических, географических - северо-западная Европа оказалась в XVI в. лучше приспособленной, чем другие части Европы, чтобы разнообразить свою сельскохозяйственную специализацию, добавив к этому и кое-какую промышленность (текстиль, кораблестроение, металлообработку). Северо-западная Европа возникла в качестве сердцевинной зоны этого мира-экономики, специализирующейся на сельскохозяйственном производстве, требующем более высокого уровня квалификации, что способствовало (по причинам, вновь слишком сложным, чтобы объяснять их здесь) развитию аренды и наемного труда как форм контроля над трудом. Восточная Европа и Западное полушарие стали периферийными зонами, специализирующимися на экспорте зерна, драгоценных металлов, дерева, хлопка, сахара - все это благоприятствовало использованию рабства и барщины как форм контроля над трудом. Европейское Средиземноморье стало полупериферийной зоной этого мира-экономики, специализирующейся на дорогой промышленной продукции (например, шелк), кредитной деятельности и транзакциях со специями, что имело своим следствием развитие в сельскохозяйственных районах издольщины как формы контроля над трудом и небольшой экспорт в другие регионы" [20, с. 37-38]. Важным элементом господства стран ядра мира-экономики был также сложившийся здесь союз капиталистических землевладельцев, купцов и чиновников [20, с. 40]. Наконец, огромную роль играли прямые военные захваты странами ядра стран расширяющейся периферии или, как минимум, ослабление периферийных государств посредством войн, подрывных действий и дипломатии [20, с. 41]. Результатом всех этих процессов и стало формирование капиталистической миросистемы.

Однако, включив в себя к началу ХХ века практически весь мир, капиталистическая миросистема потеряла способность к расширению и оказалась в кризисе, финальная стадия которого началась после развала СССР. Работа И. Валлерстайна "После либерализма" является обобщением его статей, написанных в начале 1990-х, в период гибели СССР и полураспада России, превращения США в главного мирового лидера-жандарма и торжества неолиберальной идеологии. В последнем, правда, сам Валлерстайн сильно сомневался, считая, что крушение СССР и повсеместное ослабление государственности ведут к деградации западного гражданского общества (нет врага - нет идеалов) и скорее маркируют собой конец 200-летней эры либерализма, чем его победу [21, с. 5-10].

Новую эпоху ослабленной неолиберальными реформами государственности И. Валлерстайн называет эпохой "группизма": "Мы живем в эпоху "группизма" - образования групп, имеющих защитный характер, каждая из которых стремится к достижению самосознания, на базе которого упрочивается солидарность и борьба за выживание одновременно с борьбой против других таких же групп" [21, с. 10]. Особенно беспокоит американского автора ситуация в "третьем мире", для которого И. Валлерстайн видит три возможности: или отказ от западных ценностей по образцу Иранской революции, или использование военной силы для укрепления собственных позиций по образцу С. Хусейна, или индивидуальное переселение граждан на Запад [21, с. 26-27]. Последний вариант, по мнению И. Валлерстайна (которое вполне подтвердилось), станет наиболее массовым. Какова будет реакция Запада (у И. Валлерстайна - Севера)? "Конечно, со стороны Севера последует (и она уже дает о себе знать) острая социальная реакция - призывы к введению более жесткого социального законодательства, направленного на ограничение социально-политических прав тех, кому удалось туда проникнуть. В результате de facto может быть достигнут худший из всех возможных компромиссов: неспособность эффективно предотвратить въезд мигрантов в сочетании со способностью обеспечивать им политически неполноценный статус" [21, с. 38], - пишет американский аналитик.

Позиция, связывающая отсталость периферии с негативным влиянием ядра капиталистической миросистемы, была подвергнута косвенной критике со стороны защитников неолиберального капитализма Дарона Аджемоглу и Джеймса А. Робинсона, считающих, что современные проблемы, и прежде всего проблемы "развивающихся" стран, связаны с плохим управлением, с коррупцией и отсутствием демократии: "Неважно, идет ли речь о Северной Корее, Сьерра-Леоне или Зимбабве, - мы покажем, что все бедные страны бедны по тем же причинам, что и Египет. А такие страны, как США и Великобритания, стали богатыми потому, что их граждане свергли элиту, которая контролировала власть, и создали общество, в котором политическая власть распределена более равномерно, правительство подотчетно гражданам и реагирует на их требования, а экономические стимулы и возможность разбогатеть есть у широких слоев населения" [1, с. 12]. Следует, однако, заметить, что в той же Англии после Славной революции политические права получили лишь 4% населения из числа наиболее состоятельных граждан. Сами Д. Аджемоглу и Дж. А. Робинсон выделяют инклюзивные и экстрактивные политические и экономические институты. Первые достаточно плюралистические и одновременно централизованные (мы бы назвали их рыночно-демократическими), поэтому они способствуют экономическому росту и развитию общества. Вторые концентрируют огромную власть и доходы в руках узкой группы (их следовало бы назвать олигархическими), поэтому порождают конфликты и, в конечном счете, ведут к застою и упадку общества и государства [1, с. 94].

Конечно, как отмечал еще П. Абеляр, в любом учении и в любом принципиальном споре есть некая доля истины, в чем легко убедиться, взглянув на нашу экстрактивную олигархию. Трудно найти вторую такую страну, где 1% населения контролирует более 70% собственности. Но в целом искусственность, политическую ангажированность и антиисторичность данной конструкции зарубежных авторов видно сразу. Так, например, политические и экономические институты СССР данные авторы считают в высшей степени экстрактивными, хотя любой нормальный трудящийся гражданин, успевший повзрослеть еще в советское время, мог бы сказать, что настоящая олигархия возникла именно в постсоветском пространстве. И здесь сама собой напрашивается мысль, что выход из сложившейся ситуации (во всяком случае, в России) следует искать не столько в плюрализации собственности, сколько в ее обобществлении. Говорить о плюралистичности той же Южной Кореи или Сингапура второй половины 1970-х гг., несмотря на успехи рыночной экономики, вообще не приходится. Да и современные США отличаются высокой степенью олигархичности и в политике, и в экономике, к тому же конфликтов там сейчас более чем достаточно. При этом среди альтернативных гипотез, которые рассматривают Д. Аджемоглу и Дж. А. Робинсон, мир-системный анализ вообще не упоминается.

Но особенно наглядно ангажированность данных авторов проявляется при выявлении ими исторических причин отсталости черной Африки, где главная роль отводится работорговле, а главными и практически единственными виновными называются африканские царьки: "В большинстве африканских стран существенная прибыль, которую приносила работорговля, приводила не только к увеличению ее масштабов и к тому, что права собственности защищались все хуже, но и к постоянным военным конфликтам и, следовательно, разрушению даже тех немногих институтов, что еще работали. В течение нескольких веков любой процесс централизации государства всегда рано или поздно поворачивал вспять, и в конечном счете попытки многих африканских стран построить централизованное государство так и остались безуспешными. Хотя иногда на почве эксплуатации выгодной работорговли в Африке все же появлялись сильные государственные образования, их власть была основана на вооруженном насилии и грабеже" [1, с. 133-134]. При этом Д. Аджемоглу и Дж. А. Робинсон считают, что большинство эпизодов военного вмешательства европейцев в африканские дела происходило под предлогом борьбы с рабством [1, с. 289].