Разыскания истины - Мальбранш Николай. Страница 7

Е.СМЕЛОВА

«При изучении отдельных систем или учений мы должны прежде всего стремиться понять в них именно то, что в них всего дороже для самих их создателей».

Князь С. Трубецкой

Относительно Мальбранша установился взгляд, что в основу человеческого знания он полагает метафизику. Она служит тем фундаментом, считает, например, Жоли,1 на котором Мальбранш воздвигал свою систему, а не крышею, завершающею здание. С метафизики, обыкновенно, и начинают изложение доктрины Мальбранша, выводя из положения: Бог один действует на нас, как следствие теорию видения в Боге и теорию вторичных, или случайных, причин. Этот взгляд правилен лишь отчасти, ибо сам Мальбранш ставил метафизический вопрос о сущности бытия в зависимости от теоретико-познавательного исследования, и, как бы ни казалась слаба с точки зрения современного знания его теория, он исходил всегда из гносеологии и был убежден в том, что важнейшие открытые им истины: видение в Боге и теория вторичных причин — были отнюдь не «метафизические мечтания»,2 а истины, имеющие опору в данных непосредственного внутреннего опыта.

Рассматривая акты нашего сознания, он по примеру своего великого учителя искал в чистом разуме такие «вечные, неизменные, истинные сущности»,3 которые, будучи точными фактами, устанавливали бы, как аксиомы, некоторые строго определенные основные положения. Этот путь представлялся единственно возможным исходом из безнадежного скептицизма и солипсизма, которые казались неизбежными следствиями только что найденной несоизмеримости явлений духа и материи. Различие души и тела, указывает Мальбранш в предисловии к «Разысканиям истины», было ясно познано всего несколько лет тому назад. Эта истина, новизна которой побуждала его подробнее остановиться на ней, в области психологии обязует нас тщательно рассмотреть и отделить то, что принадлежит телу, от того, что принадлежит душе. Детально анализируя все явления душевной жизни, Мальбранш находит, что не только слож-ные,нап'ример волевые движения, страсти, но и простейшие оказываются двойственными: все они слагаются из актов, из которых одни подпадают под категорию духа, другие — материи.

Возьмем, например, ощущение. Оно представляется нам единым, нераздельным актом, но на самом же деле состоит из четырех.

1 Henry Joly. Malebranche. Chap. II.

2 Entretiens sur la metaphysique. Vol. I.

3 Декарт в письме к отцу Мерсенну (1641 г.).

ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ

Воздействие внешнего предмета и состояние органа чувств, два первых акта суть явления материальные, т. е. толчок и движение;

состояние же души (собственно ощущение) и ее непроизвольные и сопутствующие им, произвольные суждения представляются психическими явлениями, не имеющими ничего общего с первыми.' Ведь одно и то же движение материи, различаясь лишь в степени, может вызвать столь различные ощущения по существу, как приятной теплоты и ожога, удовольствия и боли.

Итак, в ощущении, взятом с психической его стороны, нет ничего предметного. «Мир, в котором вы живете, вовсе не таков, как вы думаете, ибо он вовсе не тот, который вы ощущаете и видите».2 Все свойства, приписываемые нами телам на основании показаний внешних чувств, суть наши собственные модификации, которые вовсе не всегда предполагают отвечающий им внешний предмет. «Все эти цвета, радующие меня своим разнообразием и своею яркостью, все эти красоты, восхищающие меня, когда я обращаю взор на все окружающее, принадлежат мне самому».3

Поскольку мы остаемся в сфере одного чувственного познания, черпающего материал свой из ощущений, мы не находим никакого перехода к внешним вещам, мы не узнаем ничего ни об их природе, ни об их настоящих свойствах, и, полагаясь на свидетельство чувств, впадаем в бесчисленные опаснейшие и грубейшие заблуждения.

Противоположение духа и вещества, бывшее основным принципом картезианской философии, признается всецело Мальбраншем. «Ни дух не может воспринять чего-нибудь от тела, ни тело от духа», — говорит Мальбранш. Эта метафизическая проблема решена им раз и навсегда в строго отрицательном смысле. Однако в человеке, т. е. в опыте, непосредственно известном каждому, мы видим теснейшее соединение духа и тела. Отрицание их взаимодействия, по существу, оставляет в полной силе психологическую проблему: связи феноменов и соответствие между ними. По установлению Творца природы, между модификациями обеих субстанций существует соответствие. По поводу известных телесных состояний возникают те, а не иные состояния духа, и обратно. Психофизическая связь охватывает всю сферу душевной жизни, так как нет такого отпечатка (образа) в мозгу, который не сопровождался бы чувством и идеею души, и нет такой эмоции жизненных духов, которая не вызывала бы в душе соответствующих движений. Она объясняет ассоциации идей, наследственную передачу некоторых душевных особенностей, первородный грех. Значение ее не ограничивается

' Своим указанием, что ни одно наше восприятие не обходится без участия рассудка, Мальбранш предупредил Шопенгауера, который развил эту мысль в положение: всякое эмпирическое воззрение есть воззрение интеллектуальное. Оба мыслителя ищут также причину иллюзий чувств в суждениях рассудка, а не в ощущении самом по себе.

2 Entretiens sur la metaphysique. Vol. I.

3 Там же. Vol. IV. P. 3.

Е. СМЕЛОВА

отдельною личностью: в сочувствии, подражании, страстях она послужит связью, соединяющею индивидуумов в общества. Назначение всех душевных способностей,1 имеющих отношение к телу, и заключается в том, чтобы связать душу с телом, а через тело — со всем материальным миром. Внешние чувства, например, даны нам вовсе не для познания истины, ибо сущность вещей им совершенно недоступна, — они даны для поддержания жизни. Посредством приятных и неприятных ощущений они предупреждают нас о том, полезны или вредны окружающие предметы для нашего тела, и этому своему назначению они удовлетворяют вполне.

Сказанное о чувствах относится в полной силе и к другой нашей способности — воображению, ибо все различие между ними сводится к тому, что ощущение является следствием раздражения, происшедшего в нервах органов внешних чувств, а представление (образ воображения) есть результат раздражения центральной части нервной системы — мозга. Воображение разделяется также на «активное воображение души» и «пассивное воображение тела», т. е., с одной стороны, оно предполагает действие и повеление воли, с другой — движение жизненных духов, которые начертывают образы в мозгу.

Независимо от тела нам, как чистым духом, присущ разум. Тогда как чувственное познание относительно, будучи обусловлено устройством и состоянием органа чувства, которое различно у различных людей и у одного и того же лица в различное время, следовательно, имеет ценность только для данного лица в данный момент, — познание рассудочное, или чистое мышление, характеризуется всеобщностью и необходимостью, без которых нет знания в истинном

значении этого слова.

Разум оперирует идеями вещей. В идее вещи обобщаются признаки, выражающие сущность вещи, независимо от условий ее мимолетного существования. Каким образом совершается это обобщение? Оно бывает двояким. Отвлекая от вещей общие им признаки и приписывая последним фактическое существование, разум преобразует эти абстракции в существа, обладающие многочисленными свойствами. Заступив место истинных принципов, подобные абстрактные идеи дают науку абстрактную, бесплодную, не отвечающую действительности. Мальбранш называет их идеями логики и так же, как Декарт, сурово изгоняет их из науки и философии. Однако он глубже, чем Декарт, понимает, как возникают они в нашем разуме. Никакая общая идея не может быть объяснена из одной чисто логической функции: чтобы отвлекать и обобщать, нужны рациональные данные. «Возьмите двадцать различных цветов и смешайте их, чтобы составить себе понятие о цвете вообще, и вы увидите, что оно невозможно. Смешивая различные цвета, вы получите зеленый, серый, голубой, всегда какой-нибудь цвет в отдель-