Прикладная философия - Герасимов Георгий Михайлович. Страница 67

После избрания Ельцина на съезде депутатов и позже, после всенародного избрания его президентом, в РСФСР сложилось двоевластие. Всесоюзная чиновничья машина продолжала действовать, она была сформирована и отлажена, более того, все реальные рычаги власти и финансовые потоки контролировались и управлялись этой машиной. Аналогичную Российскую машину еще предстояло создать при определенной нехватке на это средств, а затем оттеснить от кормушки Союзную. Намечалась долгая и упорная борьба. При мягкотелости и нерешительности Горбачева, не смотря на огромную фору, победа в ней вероятнее всего осталась бы за Ельциным, но процесс затянулся бы на годы. Ельцин активно включился в борьбу, разъезжая по России и ведя торг с местными властями. Известная его формула: «берите самостоятельности, сколько сможете», означала: переходите под мою юрисдикцию, я за ценой не постою. В борьбе за власть издержки его действительно не интересовали. Но любой местной власти, во-первых, рискованно было проявлять определенность, события могли повернуться по разному, во-вторых, в личном плане самое выгодное было иметь над собой двоевластие, и каждую из властей мягко шантажировать переходом на сторону другой. Поэтому, думаю, что везде он получал уклончивые ответы типа: «Да конечно, я полностью за тебя, всей душой, полностью поддерживаю, но…», и это «но…» все реально оставляло по-старому. Поэтому насущнейшей задачей для Ельцина стало обрушить Союзную вертикаль власти, т. е. развалить СССР.

Союзниками в этом вопросе оказались Прибалтийские республики. Меня поразило с какой легкостью Ельцин сдал русских, живущих в Прибалтике, подписав соответствующие договора. Издержки его действительно не интересовали. Если до этого он в значительной степени ассоциировался у меня с Брежневым, в общем то невредным для страны человеком, разве, что семья – преступники, так это вполне естественно для всей выродившейся высшей Советской чиновничьей среды. То этот факт показал, что речь идет уже о другом качественном уровне, здесь можно было ожидать любого преступления против страны и ее народа ради личной выгоды, и дальнейшие события не заставили себя долго ждать. И это в общем то естественно. Расстояние между Ельциным и Брежневым как раз около двадцати пяти лет, т. е. Ельцин по возрасту принадлежит к следующему поколению, стало быть соответствует уже следующему этапу нравственного и интеллектуального вырождения чиновничьей элиты СССР.

Горбачев же в это время сделал важный для судьбы страны ход. Референдум о сохранении СССР. Его последующие шаги показали, что он абсолютно не понимал, что делал. Это был предварительный ход, который в зависимости от продолжения мог быть очень полезным, бессмысленным или, как оказалось в результате, вредной провокацией. Формальная бессмысленность этого шага очевидна. К примеру, какое собственно имело бы значение, что даже весь СССР высказался за сохранение целостности государства, если бы основная часть населения маленькой республики проголосовала бы за отделение, при наличии в Союзном законодательстве у республики такого права. Поэтому политическое значение этого шага могло быть только одно. Совершить логическое передергивание, опираясь на результаты референдума ввести в стране режим, который подавил бы нарастающие разрушительные процессы. В этом смысле ГКЧП был абсолютно закономерным продолжением общесоюзного референдума.

Но как показали дальнейшие действия, Горбачев совершенно не планировал решительных шагов, хотя это можно было спрогнозировать и так, просто исходя из его неспособности на это. Итак, не планируя решительных шагов, а рассчитывая только на уговоры, но проводя референдум, Горбачев фактически делал бессмысленны сумбурные шаги в своем стиле, хотя в общем-то пока безобидные. Явной ошибки он не совершал, и противостояние с Ельциным обещало затянуться. Исход его неожиданно решила прогнившая Союзная чиновничья машина, ее руководящий контингент, неспособный просчитать даже элементарную тактику, не говоря о более сложных вещах. Поддавшись на провокационный результат Горбачевского референдума (зачем спрашивается Горбачев проводил его, если не собирался опираться на его результаты), она напряглась, пытаясь жестко взять под контроль ситуацию и сама рухнула от перенапряжения. Естественно, Ельцин сразу подобрал упавшую без борьбы к нему в руки власть.

Побочным эффектом этих событий явился развал СССР. Именно в результате его мы имели и имеем сегодня множество дополнительных проблем: войны в Средней Азии и Закавказье, Приднестровье, развал армии, вынужденной уходить с прежних мест дислокации, раздел армии и Черноморского флота, Чечня, сепаратизм в других бывших автономных республиках, терроризм, исламский фундаментализм, реально проникающий сегодня в Россию, НАТО, подступающее к границам, отсутствие собственного космодрома и т. д. Даже ситуация в Югославии вероятнее всего развивалась бы по другому сценарию, если бы сохранился, пусть в усеченном виде, СССР (СНГ). Я не говорю о том, какой вред нанесен этим развалом другим республикам бывшего СССР. Если у Прибалтийских республик определенный экономический резон в отделении был, поскольку уменьшение размеров и исключение над собой огромной чиновничьей Союзной машины позволяло гораздо быстрее и эффективнее проводить рыночные реформы, то раздел России, Украины, Белоруссии и Казахстана это противоестественный шаг во всех отношениях: экономическом, военно-политическом, историческом, культурном, демографическом и т. д.

Чтобы понять механизм происшедшего придется вернуться к вопросу о национализме. Сам национализм не требовал безусловного раздела СССР, потому, что большинству республик это было экономически невыгодно, и национального угнетения со стороны русских в СССР не было, но он всегда был существенным компонентом в местном раскладе политических сил. Разыгрывая националистическую карту, оппозиция могла, получив значительную поддержку населения, успешно бороться за власть, а спровоцировать националистическое выступление всегда не сложно, чуть-чуть лжи, тенденциозно подобранных фактов и т. д. Такую возможность, естественно, постоянно приходится учитывать действующей местной власти, и в условиях слабого центра начинать маневрировать, и столбить за собой право на националистические выступления, чтобы выбить возможный козырь из рук оппозиции. Такие процессы шли везде, но только в Прибалтике национализм разыгрывался всерьез для отделения. Но одно дело оставаться в составе СССР, эта позиция позволяет оставлять за собой право на умеренно националистические выступления, и другое дело подписывать новый договор. Здесь все козыри по использованию национализма автоматически переходят к оппозиции. Поэтому в Беловежскую пущу смогли явиться только представители республик, где национализм по отношению к русским не имел заметного значения в борьбе за власть. Даже Назарбаев, практически безальтернативная политическая фигура в местном раскладе сил, не мог себе этого позволить.

Итак, после предварительного анализа можно подвести итоги: подготовительную работу по развалу СССР провел в основном Горбачев, роль Ельцина здесь гораздо меньше, но завершающую точку, которая не диктовалась никакими иными условиями, поставил Ельцин после неудачного августовского путча 1991 года. Решающим шагом стала полная ликвидация Союзной вертикали власти, устранение с политической сцены президента СССР, и самое главное – запрет КПСС, последнего элемента цементирующего эту империю, связывающую воедино центр с местными национальными элитами и оппозициями. Выполняя социальный заказ сил, приведших его к власти, Ельцин убрал подальше от кормушки конкурентов, союзную номенклатуру. Запрещать КПСС в тот момент было величайшим преступлением против России. Необходимо было сохранить и КПСС, и Союзные органы власти, и президента М. С. Горбачева, как достаточно влиятельную политическую фигуру. Все реальные рычаги власти они потеряли после путча де-факто, этот процесс необходимо было только оформить де-юре. Конечно это потребовало бы определенной работы, но борьбы уже не было бы. При этом даже не обязательно было просчитывать последствия, а просто исходить из общего принципа, что всегда выгоднее из противника получить контролируемого зависимого союзника, чем добивать его.