В сетях феноменологии. Основные проблемы феноменологии - Разеев Данил Николаевич. Страница 3

Итак, в трансцендентальной эстетике мы прежде всего изолируем чувственность, отвлекая все, что мыслит при этом рассудок посредством своих понятий, так чтобы не осталось ничего, кроме эмпирического созерцания. Затем мы отделим еще от этого созерцания все, что принадлежит к ощущению, так чтобы осталось только чистое созерцание и одна лишь форма явлений, единственное, что может быть дано чувственностью a priori. [16]

Вопрос о возможности восприятия как вопрос феноменологический

Постановка вопроса о не — исторической интерпретации проекта Канта требует своего особого обозначения. На наш взгляд, интерпретация кантовского замысла как фундаментальной аналитики восприятия возможна исключительно в рамках так называемого феноменологического подхода, основной характеристикой которого выступает запрет принимать «данное» за «само собой разумеющееся». То, что дается в восприятии, не означает для феноменолога неоспоримой очевидности. Данность феноменологии должна быть не мнимо очевидной, а приведенной к очевидности, т. е. только стать очевидной в процессе феноменологического исследования.

Когда Кант разграничивает эстетическое (т. е. воспринимаемое) от мыслимого, то это свидетельствует о том, что обычное восприятие, сводимое традицией к чувственным данностям или даже к негативной работе чувственности, не является для него само собой разумеющимся. Это означает, что обычное восприятие не может быть просто истолковано как свидетельство нашей рецептивности или способности подвергаться воздействию вещи, но скорее в качестве прямо противоположного: Кант ищет в восприятии спонтанность, интеллектуальную деятельность, вкладываемую нами в процесс нашей встречи с вещным. Исходный пункт Канта, который одновременно должен стать и конечным пунктом, — данность восприятия, опыт.

«Не обязательно делать из Канта феноменолога», [17] чтобы увидеть, что вопрос, поставленный Кантом (вопрос о возможности априорного восприятия), есть вопрос феноменологический. Повторим, феноменологическим он является на том основании, что восприятие для Канта оказывается не само собой разумеющимся фактом, а тем, что только должно быть проведено сквозь «Критику», чтобы подтвердить себя в качестве очевидно данного. При утверждении Кантом несводимости чувственности к рассудку и рассудка к чувственности, возникает вопрос не только о возможности восприятия, но и о способности, осуществляющей саму «изоляцию» чувственности от рассудка. В этом смысле и сопутствующий этому вопрос о субъективности, осуществляющей такую «изоляцию», выступает вопросом феноменологическим.

Если мы употребляем словосочетание «феноменология Канта», то исключительно в том смысле, в каком вообще понятие феноменологии может использоваться как понятие родовое. В истории философии, начиная с Р. Декарта, можно выделить по крайней мере три учения о феноменальности, которые отличаются друг от друга в той степени, в которой различны фундаментальные понятия, лежащие в их основании. Первая «феноменология» (кантовская) основывается на понятии синтеза, вторая (гегелевская) — на понятии диалектики [18], третья (гуссерлевская) — на понятии интенционалъности; именно последнюю считают в собственном смысле, феноменологией. Поэтому в дальнейшем мы будем называть гуссерлевскую феноменологию классической феноменологией. Сам термин «феноменология» по отношению к кантовской системе еще предстоит прояснить, поэтому под феноменологией Канта не следует подразумевать раздел из «Основ метафизики естествознания», относящийся к прояснению материи по отношению к рассудочной категории модальности; иными словами, феноменологию Канта мы понимаем шире, чем она представлена в указанной работе.

Первым и вместе с тем фундаментальным указанием на то, что мы подразумеваем под «феноменологией» Канта, является ее определение в качестве «неклассической феноменологии», подпадающей под род феноменологии. Родовым определением для феноменологии служит то, что она работает в границах имманентного, т. е. является «археологией» достоверности, или очевидности.

Феноменология восприятия как движение к феномену

Основной вопрос «Критики чистого разума», проинтерпретированный как вопрос о возможности априорного восприятия, позволяет, на наш взгляд, заметить и проследить особую роль, играемую воображением в системе Канта. И все это благодаря тому, что феноменология восприятия представляет собой как бы двойное движение: от явления (Erscheinung) к предмету (Gegenstand) и от предмета к явлению. Результатом такого движения, на наш взгляд, выступает то, что известно каждому исследователю Канта под наименованием трансцендентальная схема.

Разделение сферы познания на два независимых горизонта (на «чувственное» и «интеллектуальное») приводит Канта к открытию двух миров: мира явлений и мира предметов, каждый из которых живет по своим априорным правилам. Явления подчинены пространству и времени, предметы же — категориям рассудка. И все же оба мира не могут проникать друг в друга, пока не найдено того, что объединяет их в единый феноменальный мир, мир «опыта», или мир «объективной реальности». Проследить то, каким образом может состояться этот феноменальный мир, и есть задача феноменологии восприятия.

Итак, сперва нужно выяснить, что означает «явление» для Канта, для этого необходимо с феноменологической точки зрения проанализировать «трансцендентальную эстетику». Затем необходимо будет обратиться к тому, что понимал Кант под «предметом», и особенности под «предметом вообще»; анализу здесь подлежит «Дедукция чистых рассудочных понятий». И наконец, вопрос о трансцендентальном воображении и его роли для конституированы я восприятия связан с анализом «трансцендентального схематизма». Только благодаря обращению к схематизму может быть прояснено то, какой статус имеет понятие «феномена» в трансцендентальной философии Канта, а в особенности отличие «феномена» от «предмета» и «явления».

Известно, что Э. Гуссерль неоднократно критиковал Канта как раз за его строгое разведение чувственности и рассудка. Напомним, что для самого Гуссерля чувственность и рассудок не должны строго разделяться, они представляют собой не «две различные сферы, но два аспекта некого глубокого единства». [19] Данное замечание отнюдь не свидетельствует о том, что мы намерены критиковать Канта с позиций Гуссерля, как раз наоборот: возможно, что интерпретация Канта в феноменологическом ключе (не обязательно при этом в смысле классической феноменологии Гуссерля) может открыть совершенно новые горизонты для самой классической феноменологии.

Феноменология восприятия Канта не просто описывает то, что дается в восприятии, но пытается увидеть в простейшем восприятии феномен, т. е. пытается дать возможность данному в восприятии выказать себя в качестве очевидного. Именно в процессе этого подтверждения восприятием очевидности свою радикальную роль и играет воображение («продуктивное воображение», по Канту).

Статус «явления» в трансцендентальной эстетике

Ведущей задачей трансцендентальной эстетики (с учетом двух ограничений: ограничения познания сферой чувственности и ограничения последней чистой сферой чувственности, которые мы будем в дальнейшем именовать принципом первого и второго ограничения) являлось определение самого акта созерцания.

Трансцендентальную эстетику можно проинтерпретировать как ответ на следующий вопрос: почему всякое «непосредственное» (отношение познания к предмету) есть именно созерцание, а не что-либо иное. Сродство актов созерцания становится возможным благодаря общей форме самих этих актов — вот тезис трансцендентальной эстетики. Хотя сам тезис не касается вопроса о созерцаемом, тем не менее разворачивание этого тезиса потребовало анализа самого акта созерцания.