В сетях феноменологии. Основные проблемы феноменологии - Разеев Данил Николаевич. Страница 42

Вот, пожалуй, и все изменения, а главное — первоисходность, асимметричность и необратимость в отношениях между чужим и собственным — сохранилось от Кантовой оппозиции трансцендентного и имманентного. Сохранилась и непреодолимая граница, только удостоверяется она не антиномиями, а — парадоксальным образом — устранением всякой противопоставленности чужого и собственного. Впрочем, имплицитно эта парадоксальность подтверждает правоту Кантова решения. Сознание стремится присвоить чужое, сделать его осмысленным, ответив на вопрос: что это такое? Любой ответ встраивает чужое в существующий смысловой порядок (даже если этот порядок существует еще только виртуально) и тем самым утрачивает его как чужое, так что только культивирование границы между чужим и собственным делает доступным чужое в его чуждости.

А урок диалектики усвоен в респонсивной феноменологии таким образом, что противоречие чужого и собственного не может быть адекватным способом тематизации чужого (в его отношении к собственному), потому что противоположности — моменты одного родового единства, а у чужого и собственного такого общего архэ нет.

Акцент на асимметричности чужого и собственного, на изначальности и неисчерпаемости чужого — это ответ на господство в философии модерна собственного и подчинение чужого. Ответ на логоцентризм европейской культуры, для которой общение с чужой культурой — это проникновение ради присвоения и поглощения. Асимметричность собственного и чужого — это ответ на имплицитную герметичность собственного, которое, капсулируясь в себе, уклоняется от отклика, признания чужого. Респонсивная феноменология в целом — ответ на экспроприаторские претензии европейской культуры и на истощение имманентной рациональности собственного культурного мира, что в философии проявилось через осмысление границ и признание исчерпанности эвристического потенциала монизма, субстанциализма, трансцендентализма и иных вариантов логоцентризма. Истощение когнитивного потенциала имманентной рациональности собственного обрекает разум post factum и post actum присвоения чужого на дублирование себя, лишает его креативного потенциала, лишает будущего.

Но в этом ответе, в респонсивной феноменологии как ответе на диктат субстанциально — собственного сознательно и мотивированно нарушенная паритетность может обернуться иным, но тоже диктатом: подспудным диктатом чужого. Пространство между собственным и чужим образуется благодаря допущению в собственном «дикого региона», через который собственное оказывается связанным с чужим. Но ведь «дикое бытие» в собственном может исходить только от чужого, это — чужое по определению. Тем самым пространство между собственным и чужим начинает переоформляться, интенциональные вектора, соотносящие полюса собственного и чужого, перенаправляются от чужого к собственному, делая возможным возникновение новой силовой инстанции, нового переподчинения, нового типа господства.

Спектр значений чужого в респонсивной феноменологии вариабелен и широк: от множества эмпирических наблюдений до имплицитно направляющего их радикального определения: чужое — гиперфеномен. Радикально чужое превозмогает предельную границу сознания — смысловую, пресекая саму возможность смыслополагания и существуя тем самым по ту сторону смысла и правил.

Попробуем представить, что значит существовать по ту сторону смысла и не допускать осмысленного ответа. По ту сторону всякого смыслового ответа — только рефлекторно — инстинктивная реакция организма. По ту сторону типизированного смыслового ответа — иной смысловой (символический) порядок, так что я отвечаю на его латентное присутствие. По ту сторону смысловых структур, конституирующих мир, — хаос, т. е. не мир. Но и он — интенциональный коррелят абсолютного сознания. И он презентируется в онтологическом эксперименте по «уничтожению» реального мира, проведенном Гуссерлем еще в «Идеях I». Таким образом, сознание, осмысливающее собственное бытие, вовсе не чуждается чужого, а напротив, генерирует его и в гораздо более радикальной форме, чем респонсивная феноменология, для которой какой — нибудь порядок лучше, чем хаос. Для классической феноменологии хаос есть еще одна возможность осуществиться продуктивным возможностям трансцендентального субъекта, продемонстрировать его независимость от преднайденных смыслообразований.

Респонсивная феноменология, не отслеживая таких радикальных испытаний и не предлагая таких радикальных решений, тем не менее настаивает на том, что интенциональность не способна сохранить пространство чужого как чужого. [316] Интенциональность как раз способна его неограниченно расширить. Правда, такое неограниченное расширение характеризует не прямую, а рефлексивную интенциональность.

Респонсивноеразличие

Но и в дискурсе респонсивного феноменолога звучат, пересекаясь и накладываясь друг на друга, два голоса: один, исходящий из символического тела собственного я, второй — из атопичной рефлексивной мета — позиции. Глядя и высказываясь из пространства собственного, респонсивный феноменолог открывает безграничное поле осмысленного и подлежащего пониманию, испытывает воздействие чужого, причем так, что воздействие радикально чужого пресекает акты прямого осмысления, приостанавливает интенциональную деятельность собственного сознания. Устанавливаясь же в рефлексивной мета — позиции, он открывает и оглашает респонсивное различие между собственным и чужим, потому что в рефлексии являют себя и собственное, и чужое в их несводимости и обращенности друг к другу. Тем самым в опыте рефлексии делается очевидным различие того, что я отвечаю, исходя из собственного смыслового пространства, и того, на что я отвечаю, пересекая, но не преодолевая границу собственного и чужого.

Респонсивное различие приводится к очевидности в рефлексии, потому что рефлексивная интенциональность, как это показано в анализах Гуссерля, всегда двухфокусна, ее предметность всегда со — бытийна: это со — бытийность cogito и cogitatum, феномена и не явленного, актуальной и потенциальной данности, импрессии и ретенциально — протенциальных горизонтов, наконец, в нашем «случае» — это со — бытийность собственного и чужого.

Двойная интенциональность каждого рефлексивного акта и дает возможность не утрачивать ничего из оригинального переживания, но восполнять его иным, в сопряженности с которым только и определяется первичное переживание, с чужим, из которого первофеномен собственного и выделяется.

В рефлексии приоткрывается та атопичная — для собственного — даль, из которой достигает меня притязание чужого. Респонсивный феноменолог выстаивает и держит речь из рефлексивной мета — позации, когда определяет чужое как гиперфеномен (в прямой интенции доступен феномен): то, что «демонстрирует себя только тогда, когда уклоняется от схватывания», [317] оказываясь непременно большим и иным, чем то, в качестве чего гиперфеномен себя показывает. Здесь Вальденфельс несомненно продолжает классический феноменологический анализ первоисходного феномена — восприятия как гетерогенного конкрета, к собственной сущности которого принадлежит открытый бесконечный горизонт потенциальных данностей, к эйдосу которого в равной мере принадлежат и патентные, и латентные способы данности.

Будучи весьма внимательным интерпретатором классической феноменологии, обращаясь к намеченным в ней способам и направлениям исследования чужого, Вальденфельс пристрастно относится к основному элементу феноменологического метода — к трансцендентальной рефлексии и ее субъекту, незаинтересованному беспристрастному наблюдателю. Рефлексивная дистанцированность и отрешенность уподобляются взгляду астронома: оснащенный телескопическим видением, он теряет данности прямого наблюдения за звездным небом, позволяющие человеку ориентироваться в жизненном мире.

Рефлексию и в самом деле можно уподобить телескопу, прежде всего, Zeit — телескопу, поскольку она позволяет усмотреть мега — размерность времени — сознания: единство дискретности и непрерывности в нем, его обратимость и двунаправленность. Но будучи не инструментом, а деятельностью живого сознания, рефлексия может то, к чему инструмент заведомо не предназначен: действуя как Zeit- телескоп, она функционирует и как Zeit — лупа, т. е. увеличивает и приближает, делает соразмерной умозрению микроразмерность времени сознания: его ретенциально — протенциальные горизонты.