Диалектический материализм - Митин Марк Борисович. Страница 29

Центральным понятием философии Фейербаха является человек. Не отвлечённое «я» идеализма, не тощая абстракция «я» как чистое мышление, чистое ощущение или чистая воля, а человек как телесное существо во плоти и крови, как часть природы, притом не «я» должно быть исходным пунктом теории познания, а «я» и «ты» в их единстве. Такая постановка вопроса вытекает из того, что нет такого «я», которое не было бы вместе с тем и «ты» и обратно. Другими словами, объект и субъект — не два разорванных, независимых существа, а единство. Субъект необходимо является вместе с тем и объектом. Нет субъекта без объекта. «Что для меня, или субъективно, есть чисто духовная деятельность, — говорит Фейербах‚ — то само по себе, объективно, есть материальный чувственный акт».

Учение Фейербаха имело огромное историческое значение для борьбы материализма против идеализма и для преодоления «всемогущей» гегелевской философии.

При всём положительном значении, которое имеет восстановление Фейербахом материализма в пору расцвета идеалистических систем, при всей неоспоримой исторической ценности его борьбы против религии вообще и христианства в частности, противопоставления им трезвой философии материализма пьяной спекуляции идеализма, — при всём том как его положительное учение, так и критика им своих противников несут на себе печать исторической ограниченности. Критика Фейербахом идеализма, в особенности его критика Гегеля, не даёт материалистической переработки мистифицированной идеализмом диалектики и не сохраняет её в переработанном виде, а отвергает её «с порога». Фейербах в борьбе с идеализмом Гегеля недооценил значения диалектики, не сумел сделать её материалистической. Вследствие этого его материализм не принял той высшей формы, которой уже требовали открытия естествознания XIX в. Его материализм, представляя известный шаг вперёд по сравнению с материализмом французских мыслителей XVIII в., всё же не поднялся, несмотря на отдельные блестящие диалектические моменты, на высоту диалектического материализма. Материя и история, природа и развитие разрознены в его философии.

Материализм Фейербаха имеет абстрактный характер. Стоящий в центре его внимания человек, как ни подчёркивает Фейербах его конкретность, тем не менее не является конкретным историческим человеком. Это — человек «вообще», абстрактный представитель биологического вида, а не реальный человек определённой исторической эпохи, общественной формации, класса. Поэтому Фейербах «вынужден, увидев например вместо здоровых людей толпу золотушных, надорванных работой и чахоточных бедняков, прибегать к „высшему созерцанию“ и к идеальному, „выравниванию в роде“, т. е. снова впасть в идеализм как раз там, где коммунистический материалист усматривает необходимость и вместе с тем условие преобразования как промышленности, так и общественного строя»^[82].

Натурализмом и антиисторизмом учения Фейербаха определяется также ограниченность его критики религии. Религия, по Фейербаху, порождается сущностью человека. Он не понял, что религия есть порождение конкретного человеческого общества и определяется в каждом случае конкретными общественными отношениями, в которых и следует искать разгадку религиозных систем. Поэтому он ограничивает свою задачу разрушением религии, но не приходит к необходимости разрушить её земную основу.

Стремясь положить практику в основу теории познания, Фейербах однако понимает эту практику натуралистически, лишь как борьбу человека с природой, не видя подлинной социальной практики общественного человека, не вскрывая исторических, классовых основ его общественной практики. Поэтому материализм Фейербаха, как и весь предшествовавший ему материализм, остаётся пассивно-созерцательным материализмом. Мир не воспринимается Фейербахом как предмет человеческой деятельности, как объект социальной практики. Действительность понимается созерцательным материализмом только как источник ощущения, а не как нечто преобразуемое в процессе человеческой деятельности, промышленности, обмена, классовой борьбы. Теория познания Фейербаха основывается на созерцательно-материалистически понятом опыте. Единство субъекта и объекта, человеческого мышления и природы осуществляется лишь в чувственности, в процессе пассивного получения воздействий, в созерцании. Домарксовский материализм не достиг ещё понимания того, что лишь в общественной практике, в деятельности и изменении мира человеком достигается подлинное единство природы и человека, объекта и субъекта.

Другой, тесно связанной с абстрактностью материализма важнейшей особенностью философии Фейербаха, обусловившей её недостаточность, является ограничение материализма пределами природы. Фейербах лишён материалистического понимания общественной жизни. Он подобно французским материалистам остаётся материалистом «снизу», в естествознании, и идеалистом «сверху», т. е. в социальной области. Он не понимает материальных движущих сил общественного развития. Смена общественных форм определяется им как смена религиозных воззрений. Он не видит иных отношений между людьми, помимо нравственных отношений, любви и дружбы. Мораль — учение о нравственности — находится в центре его общественных воззрений. Любовь человека к человеку, союз «я» и «ты» — дальше этого он не идёт. Он впрочем не удовлетворяется просто моралью, а считает нужным освятить её. «Человек человеку — бог», — провозглашает он и объявляет мораль истинной религией.

Так идеалистическое понимание истории приводит к опошлению морали религиозной этикеткой, чем неизбежно притупляется атеистическая борьба Фейербаха.

Все недостатки философии Фейербаха были рано вскрыты Марксом и Энгельсом, которые, преодолев их в развитии своего учения, подняли материализм на новую ступень, создали новую, высшую форму материализма. Однако и в некоторых послемарксовских работах мы находим остатки и рецидивы фейербахианства, недопонимание всей глубины той переработки, которой подвергнул марксизм предшествующую материалистическую философию. Ещё у Плеханова наблюдается неумение подняться над созерцательным материализмом фейербаховского типа. Плеханов не понял всего значения критики Марксом Фейербаха, поворота от созерцательного материализма к диалектическому. Оставаясь в этом важнейшем вопросе на фейербаховской позиции, он не может понять Марксовой критики, она кажется Плеханову несправедливой, он сглаживает различие между Фейербахом и Марксом. По мнению Плеханова, «Маркс был неправ, когда упрекнул Фейербаха в том, что тот не понимал „практически-критической деятельности“. Она была понятна Фейербаху»^[83]. Плеханов не понял, что о значении практики у Фейербаха имеются лишь разрозненные догадки, имеющие на общее его мировоззрение ничтожное влияние. Отождествляя утверждение Фейербаха о том, что мир — не только предмет рассуждения, но и «предмет желания», с учением Маркса о революционно-действенном отношении к миру, Плеханов сам обнаруживает неспособность вполне преодолеть пассивный материализм фейербаховского типа.

Другой фейербаховской чертой философских работ Плеханова является недостаточно глубокое постижение им диалектики. Плеханов скорее формально признаёт значение материалистической диалектики, пользуется ею лишь для отдельных иллюстрации, не схватывает ядра, сути диалектики. Соответственно и критика идеализма Плехановым носит на себе печать фейербахианства. Он не исправляет идеалистические рассуждения, углубляя их, а лишь «с порога» отвергает эти рассуждения. Плеханов критикует идеализм с точки зрения материализма «вообще», т. е. в действительности вульгарного материализма, а не материализма диалектического.

Нетрудно вскрыть фейербаховскую ограниченность современных нам механистов. Они, подобно своим духовным предкам XVII и XVIII вв. гораздо ближе к материализму Фейербаха, нежели Маркса. Конечно они не являются ортодоксальными учениками Фейербаха, мы не найдём у них религию «любви», но тип, форма их материализма однородны с абстрактным, созерцательным материализмом Фейербаха.