Благая Весть Курта Хюбнера (СИ) - Незванов Андрей. Страница 45

Сам по себе набор слов "объективная причина вины" является оксюмороном, и обличает злостное заблуждение автора этих слов.

Разумеется, вина всегда и только субъективна и персональна! И эллины не заблуждались на этот счет.

Возвращаясь, в данной связи, к Эдипу, следует заметить, что вина - целиком на нём. И вина его есть НЕЧЕСТИЕ. Осуждению здесь подлежат его самовольные дерзкие попытки избежать Судьбы.

Как будто предсказания Оракула являются руководством к действию по выстраиванию своего будущего!

Но, люди хотят быть нравственно активными: сознательно по доброй воле избегать зла и творить добро. Как совместить это с почитанием богов?

Оракул здесь не помощник. Учителя мудрости, философы - тоже....

Вопрос этот очень волнует афинскую публику. Иначе трагедия Софокла не пережила бы тысячелетия истории!

В самом начале главы Курт косвенно говорит об известном нравственном кризисе эллинского мира: кризисе развития....

Он пишет:

"Работы Эсхила отражают ту напряженную ситуацию, в которую попал греческий миф на заключительной фазе развития...".

Рассказанная Софоклом история Эдипа как нельзя лучше демонстрирует суть этого кризиса.

По словам того же Хюбнера,...

"... с одной стороны, /... / это - представление об оракуле как выразителе воли бога; а с другой стороны, именно эти элементы мифа выступают в таком виде, что кажутся протестом и вызовом со стороны растущего человеческого самосознания. "Аполлон, Аполлон, это был он, друзья, причиной этого зла, зла и моего, моего страдания!" - восклицает Эдип".

Здесь Курт допускает ошибку. Оракул не является "выразителем воли бога", обращенной к разумной воле человека. В этом и проблема: у человека нет общения с богом на равных, как со старшим другом, отцом и учителем.

Нужен учитель, богоравный учитель, который научил бы добру без греха нечестия; истинному Добру.

И вскоре, - по меркам исторического времени, - эта нужда человеческая нашла свое удовлетворение. Кризис противоречия между Жизнью и Нравственностью разрешился!

Бог открылся людям не в лице Оракула, а в лице Учителя Добра. Мы говорим, в данном случае, о Христе Иисусе из Назарета.

Таким образом, Софокл, по нашему мнению, рисует Элладу беременной Христианством.

Этот ход мысли, однако, чужд Хюбнеру. Он, как человек Нового Времени, смотрит на Грецию как на родину Просвещения, которое восторжествовало в Новой Европе через Возрождение античности, или греко-римской культуры.

Читаем у него в этом разделе:

"Когда читаешь "Царя Эдипа", то /.../ можно полагать, что Софокл хотел лишь художественными средствами выразить зарождающееся просвещение и критику мифа...".

Справедливости ради нужно отметить, что Курт считает такое толкование "поверхностным". Он говорит, что "...Софоклу не свойственно вырывать (как бы в духе Просвещения) из контекста мифа морально действующего свободного человека".

И тем не менее, он настаивает на "связи мифических структур греческой трагедии с появлением человеческой индивидуальности".

Что понимать здесь под "индивидуальностью"? Как может появиться то, что всегда было и есть...? Правильнее, наверное, говорить о ЛИЦЕ и ЛИЧНОСТИ в соединении уже не с Родом (Гением), а с Гражданином, чья субъектность базируется на человеке как индивиде.

Это действительно новое явление, принадлежащее исключительно городской жизни. Новая свобода и новая ответственность, сопряженная с этой свободой....

Раньше можно и нужно было полагаться на Гения. Боги тоже выступали как Гении, - поскольку лицом обладал Род, и Боги сносились с Ним, образуя Космос. Род равен Космосу, выстроенному в интересах Рода, а индивидуум может быть только маленькой деталью Космоса. И собственная жизнь этой детали не должна приниматься во внимание в актах исполнения Судеб....

"Ужасная судьба!" - восклицает Филоктет, герой одноименной трагедии, - "сколь ни тяжела и малопонятна может быть она для смертных, все же она определена всемогущим божественным духом".

"Ни хитрец, ни обманутый не в состоянии перечеркнуть божественный план...". И только в принятии Судьбы имярек может причаститься богам, и стать таким образом Человеком.

Индивидуальность, противящаяся Судьбе, выступающая как лицо, как равноправный созидатель общего Космоса в сотворении своего бытия, - это что-то новое.... У индивидуального лица, имеющего ценность помимо Рода, еще нет своего бога. Поэтому лицо-индивидуум ещё не Лицо в полном смысле слова, каковым становятся только в личном общении с божеством. Последнее возможно только если бог сам являет собой индивидуальное лицо - не Бога-Рода, а Бога-Индивидуума.

Это развитие Религии и, вместе с нею, Мифа, Хюбнером не просматривается.

Усматриваемое им развитие - это освобождение человека от мифа, сиречь от религии. По его мнению именно на это развитие намекает Софокл, у которого "...Трагедия человека всегда выражается в конфликте с божеством ...".

В этом конфликте побеждают боги, а человек оказывается "...лишь отражением конфликта между Мойрой, олимпийцами и хтоническими силами, разворачивающегося в рамках мифа".

Последняя фраза симптоматична! Поскольку для Хюбнера не существует никаких богов, но есть только особое "древнегреческое" сознание, культурно сущее в виде "мифа", постольку у него "миф" торжествует над "просвещением".

В изложении Хюбнера это выглядит так, что миф как консервативная система опыта и мышления, присущая афинской публике, сковывает драматурга Софокла в его попытках представить на сцене свободную личность, независимую от Рода и родовых сил.

Курт пишет:

"Так миф торжествует в конце концов и в трагедии "Филоктет", где впервые проявившаяся личность значительно яснее сознает свою свободу, чем в какой-либо другой драме Софокла. Лишь в этих пределах Софокл позволяет себе изобразить индивидуальность".

Выше мы уже указали на укорененность греческого театра в религиозном торжестве, в празднике. Следующий раздел данной главы Хюбнер посвящает этой укорененности.

3. Греческая трагедия как культово-мифический праздник

"Лишь теперь, когда мы уяснили роль мифа в трагедии, - пишет Курт, - можно полностью понять и ее культовое происхождение...".

"Согласно Геродоту и Аристотелю, Трагедии исполнялись во время так называемых Городских Дионисий".

"Связь мифа о Дионисе и трагедии скорее формально выразил Аристотель, когда он писал в своей "Поэтике", что трагедия ведет свое происхождение от экзархонтов, певцов дифирамба или культовой песни в честь Диониса".

"Хоры, которые пели дифирамбы, первоначально изображали сопровождающих Диониса сатиров и выступали в козлином обличье, из-за чего их называли Tragodoi (от tragos - козел и aoidos - певец), итак, "поющие козлы"".

"Ту же самую, часто затемненную смену экзархонтов и хоров мы, действительно, находим повсюду в трагедии, и при этом повсюду речь идет об оплакивании героя".

"Как обнаружилось, именно хтонический миф значительно подчиняет своему влиянию трагедию. Это миф о всеобщей Матери - Земле, Гее. Ее Фемида, ее закон - прежде всего закон рождения и смерти".

"Свет дня, мир разумной цивилизации, человеческих уставов, государство и полис не относятся к ее Мойре, к ее области. Ими ведают, скорее, олимпийцы".

"... темой "Прометея" является борьба между хтонической и олимпийской действительностью, равным образом относящаяся и к незапамятным временам, и постоянно современная...".