Философия. Книга первая. Философское ориентирование в мире - Ясперс Карл Теодор. Страница 37

2. Убедительное знание и экзистенция.

- Истины неубедительные, то есть не схватывающие никакого чистого объекта для сознания вообще, не дают ориентирования в мире. Если такие истины возможны, то существует все же тенденция к тому, что, пережив однажды опытом несравненное сознание убедительной достоверности, мы захотим постичь в понятии и эти истины в форме подобной достоверности, как и все то, что имеет для меня значение (mir relevant). Мотивом к тому служит не только специфическое удовлетворение, даваемое этим убедительным прозрением, но и желание иметь всюду такой объект, который существует независимо от меня, на наличность которого я могу положиться, вместо того чтобы стоять в ничтожестве как своей свободе и опасности. Тогда я был бы освобожден от себя самого. Но эта воля к убедительному знанию того, чего по самому его существу знать невозможно, становится предательством экзистенции (Verrat an der Existenz). Страдание от такого рода недостоверности приводит к отказу от критического сознания границ знания в их применении к данному частному случаю; то, что для меня важно, должно быть силком достоверно (es soll, was mir wichtig ist, gewaltsam gewiß sein). Исходя из этой позиции впоследствии также и в науках, ориентирующих нас в мире, форма убедительности подложно признается одинаковой во всех предметных областях, из чего происходит путаница и колебание между мнимым знанием в претензиях на авторитет, предъявляемых «экспертами», и верой в их диктаторские утверждения, с одной стороны, и - неизбежно сопряженным с ними на пути простого и резкого обращения - некритическим отказом даже и от того, что убедительно достоверно, с другой стороны. Только рациональное благоразумие (Besonnenheit), разворачивающееся на основе экзистенции, избегает обоих этих ложных путей. Оно знает, что оно знает, как оно знает и в каких границах оно это знает; оно в состоянии сделать это знание понятным каждому, кто серьезно этого желает, и довести до самопонимания (zur Selbsteinsicht zu bringen).

Для философского сознания это благоразумие составляет условие подлинности (Wahrhaftigkeit) перед лицом конкретных ситуаций. Признание того, что есть в каждой из них убедительного, не поддаваясь попеременно цепляющимся друг за друга и осуждающим друг друга научным предрассудкам, не препятствует благоразумному человеку удерживать в то же время это убедительное в непременно присущем ему парении (in der zu ihr gehörenden Schwebe). Этому благоразумию противодействуют влечения страха существования; они понуждают зафиксироваться в абсолютном знании, чтобы освободиться от неуверенности, или прятаться и скрывать, потому что факты и возможности для этого страха невыносимы.

Открытость для всего убедительного и усвоение относительности убедительного - это условие возможной экзистенции (Offenheit für alles Zwingende und die Aneignung der Relativität des Zwingenden sind Bedingung möglicher Existenz).

Непреодоленная нескончаемость

Один аргумент античной философии гласил: мысль, ведущая в нескончаемость (Endlosigkeit), не является истинной. Аналогично этому можно думать, что мир, не имеющий ни начала и конца во времени, ни конца и средоточия в пространстве, но без конца продолжающийся во всех пространственных и временных измерениях, тонет в ничто. Если бы время не имело начала, это нескончаемое время давно уже должно было бы породить все то, что вообще возможно. Если бы мир простирался в нескончаемом пространстве, то он не имел бы замкнутости, а потому и постоянства (Bestand) в себе. Отсюда можно было бы заключить: итак, нескончаемость не бывает действительной. Можно думать, напротив, что, если бы мир был конечен, то по закону энтропии он давно уже должен был бы погибнуть в общей тепловой смерти; или же, будь он конечен, нам должно было бы быть возможно добраться все-таки до его начала; но всякое начало есть лишь граница, которую нам немедленно приходится перейти. Отсюда можно было бы заключить: нескончаемость должна быть действительной.

В подобных мыслях истинно то, что мы можем мыслить и изучать только конечные, замкнутые системы, тогда как для всего не имеющего конца осуществим только принцип дальнейшего движения вперед в нем, и неосуществимо никакое завершение. Но из-за этого нескончаемость не превращается для нас в ничто. Мы всегда стоим в ней, не как в данности, но как в возможности неограниченного продвижения (unbegrenzten Fortschreitens). Нескончаемость не является действительной, как существование, которое дано нам как предмет и, как таковой, конечно. Она не является также и недействительной, как бесконечный числовой ряд. Она действительна, как выражение незавершенности всякой реальности мира, как явления, в самой простой форме - как мыслимый лишь при помощи бесконечности чисел и никогда не завершенный ряд времени и широта пространства, у всякой реально достигнутой границы тут же указывающие задачу дальнейшего движения в некоторую новую действительность, к (никогда не достигаемому) бесконечно большому и бесконечно малому.

Но в этих аргументах неистинно то, что они с бесспорной самоочевидностью предполагают мир как объект, и что из логических аргументов они делают умозаключения о конечной или не имеющей конца действительности целого; ибо бытие или небытие этого целого не подлежит ни доказательствам, ни опровержениям, поскольку оно, как завершенная нескончаемость, вообще не может стать предметом для нас, но в качестве такового выступает перед нами лишь в противоречиях. Ибо мы достоверно знаем только конечные предметы в мире, но отнюдь не знаем с достоверностью мир, как целое; любая логическая аргументация рассудка относится только к конечным - реальным или идеальным - предметам; когда она обращается в мысли к нескончаемости как предмету, она необходимо должна ложным образом сделать для себя конечной и саму эту бесконечность.

Понятно, что мышление неустанно ищет этих замкнутых целых (Geschlossenheiten), которые одни лишь могут сделать для него нечто предметным и познаваемым; мышление хотело бы видеть также, как и мир, как целое становится подобным предметом, и праздновать в том триумф познавания, которое достигло бы таким образом последней основы всех вещей. Но понятно также и то, что философский импульс лишь затем увлекает это мышление на указанный путь, чтобы оно все глубже и глубже терпело крах из-за нескончаемостей, всякий раз на ином содержании обновляя свой опыт непостоянства мира, как явления.

Шаги подлинного познания отвоевывают пространство у нескончаемости. Там, где наша мысль позволяет нам овладеть какой-нибудь бесконечностью, потому что мы постигаем теперь способ продвижения в ней и для всякой точки ряда во всякое время можем определить, что именно нам в этой точке встретится, там совершилось действительное завоевание. Но в самом методе и в самой действительности изобилуют нескончаемости, не позволяющие нам властвовать над целым.

1. Преодоление нескончаемости в методе.

- Познание хочет преодолеть нескончаемости. Если оно постигает только один предмет среди бесконечного множества других, то его работа безразлична, потому что в этом знании не заключено нечто всеобщее, как связное множество всех предметов этого рода. Громоздить неоспоримо верные истины на другие неоспоримые - этот путь не ведет к обретению того, чего мы ищем в познании; срыв в бесконечный ряд не составляет, правда, законного возражения против верности познания, но оспаривает его существенность. Не преодолев нескончаемого, знание вырождается в промысел по сбору констатаций, остающихся лишенными центра. Вот некоторые примеры того, как можно в методическом отношении оказаться на ложном пути в нескончаемое:

Психологический вопрос о том, как связаны между собою в каждом отдельном случае черты характера индивида или многообразные симптомы определенных психотических процессов, приводит нас - если мы не довольствуемся приемлемыми и доступными пониманию априорными конструкциями - к казуистическим эмпирическим исследованиям; мы желаем знать, как эти признаки встречаются вместе в действительном опыте. Это мы пытаемся узнать статистическим путем, вычисляя степень их корреляции. Однако, не говоря о том, что сами элементы («черты» и «симптомы») не получают никакой поддающейся определению, надежно эмпирически идентифицируемой определенности, - статистически рассчитываемые корреляции как таковые уводят нас в нескончаемость, а потому и не дают познания. Элементы не образуют никакого определенно-завершимого числа, как не образуют и таких форм и порядков, которые бы выводили нас за рамки произвольной комбинируемости некоторого равномерно простирающегося на плоскости множества элементов. Они не дают ни устойчивого состава их для последующего сопоставления (подобно, например, каталогу звездного неба, удерживающего во времени некоторую доступную для фиксации картину его для последующих наблюдений), и из нескончаемых цифр коэффициентов корреляции не следует вовсе ничего более. Эта попытка эмпирического овладения целым объемлет пустоту, потому что изначально не преодолела нескончаемости.