Философия. Книга первая. Философское ориентирование в мире - Ясперс Карл Теодор. Страница 53

Это обвинение относится к особому способу знания; утверждение, что анализ уничтожает анализируемое, справедливо только по отношению к иллюзиям. Это обвинение слишком многого ждет от знания, получаемого путем анализа, и с ложной верой смотрит на его результаты; анализ всегда строит лишь набросок возможностей и типов, с которыми мы приступаем к действительностям, никогда, однако, ими не исчерпывающимся. Таким образом, обвинение предполагает нечто невозможное; поскольку анализ вовсе не достигает того, что он якобы уничтожает, он не может быть убедительным знанием о некотором сущем, которое подлинно есть. Есть такая в самом замысле неправдивая аналитика, которая на самом деле есть лишь уклонение от свободы; человек хотел бы удостовериться на пути, лежащем через некоторое знание, в том, что действительно только через свободу из собственной вовлеченности как экзистенции, но никогда не как то, что мы можем найти в данном. Анализ не проникает до меня самого. Разочарование несправедливо выдвигает упреки в адрес знания. Просветляющий анализ имеет экзистенциальное значение, но он не может ни создать, ни разрушить бытие как возможную экзистенцию. Он остается в стихии явлений как подлежащих объективации.

Сомнению в ценности знания нельзя просто противопоставить утверждение о его положительной ценности. Там, где воля к знанию безусловна, там в ее оправдание ничего говорить не нужно. В самом деле, нет нужды знать, куда еще поведет нас знание. Возможность знать и знание - это наша судьба. Отменить ее мы не можем. Мы можем только выбирать: исполнить ее или уклониться от нее.

Возможно ли уклонение при подлинности экзистенции - это еще один вопрос. Есть ли смысл соединять убедительное знание с понятиями об истине «идея», «экзистенция», «трансценденция» под общим именем «истины»? Доказать это невозможно, ибо такое доказательство оставалось бы лишь в рамках убедительного; но идея, экзистенция и трансценденция не являются сущими предметами в мире. Я достигаю их только в просветлениях косвенного осознания.

Однако то, что в языках мира слово «истина» тысячелетиями употребляется в столь различных смыслах, служит нам указанием на внутреннюю взаимосвязь. Истина экзистенции становится неуверенной в себе, если она обходит убедительное знание или погрешает против него. Есть своеобразный пафос в словах: sapere aude²⁷, безусловность желания знать, которая однако не может быть выведена из достоинства простой правильности. Первоначальное желание знать есть риск, потому что за ним следует опасность отчаяния. В неограниченном знании я смотрю в лицо действительности, перед которым могу окаменеть. То, что просветляется в пограничных ситуациях, только познанием постигается во всей полноте его действительности. Великий и страстный исследователь - если бы его спросили, какой смысл имеет для него наука, - мог бы, вероятно, ответить, что нужно посмотреть, что может выдержать человек. Обходить убедительное знание - это предательство по отношению к истине, лежащей еще глубже. Убедительное знание -это форма, в которой наше существо осознает налично существующее во всяком его виде. Без сопротивления этого знания свобода не может обрести существование и принуждена бывает оставаться бессодержательной.

Не только из закона противоречия, не только из желания признать убедительно верное проистекают слова, которые, как некую тайну, произнес, умирая, Макс Вебер: «Истинное - это истина». В них точно выражено целое истины, в котором это убедительное знание заключено как путь к ней. Только с истиной я стою и падаю, как экзистенция, и только из нее может получить свой производный и вторичный пафос убедительное знание науки.

Тот колышек, к которому можно прикрепить науку, чтобы она наверняка получила возможный для нее смысл, невозможно отыскать в мире посредством ориентирования в мире. Экзистенциальная значимость ориентирования в мире заключается в том, чтобы знание прекратилось и чтобы, перед бездной ничто, для экзистенции открылась возможность трансцендирования. Знание не дает окончательного удовлетворения. Но знание - это путь, по которому экзистенция может прийти к самой себе: между тем как в ориентировании в мире она стремится к знанию, смысл науки в конечном счете зависит от того, из чего экзистенция приготовляет для себя возможность трансцендировать мир.

Трансцендирование по ту сторону мира (Transzendieren über die Welt)

Никакое знание не существует законченным само по себе. Повсюду есть некий остаток как граница. То, что я мыслю и познаю, заключено в специфических категориях, но оно не абсолютно. Ничто не есть первое, и ничто - последнее и предельное. Все в мире находится между этими воображаемыми полюсами. Что бы в мире я ни постигал - механически проницаемое или интуитивно наличное, аппарат или жизнь, рациональную идею цели или бессознательную мотивацию, предсказуемое или неопределенное и возможное, все есть нечто особенное, ничто не имеет основания в самом себе.

Если я хочу знать что-то о мире как целом, то я должен высказывать суждения, в которых я высказываю нечто обо всем или о бесконечном как о реальном существовании. Но этого существования для меня нет, потому что я никогда не могу привести его, как предмет, в исполненное сознание. Высказывания о нем запутываются в неразрешимые противоречия.

Во всех своих исследованиях я обращен к миру. Мир есть объемлющее в осязаемом настоящем, и то, что налично для меня в частности. Но мир не есть абсолют. То, что являет мне себя в мире, хотя и не есть сам мир, но есть в мире, которым я овладеваю во всяком особенном. Бытие мира может быть действительно для меня как бытие этой познавательной идеи. Однако и эта идея вновь конкретизируется, становясь лишь неким миром в мире. Мне кажется, что я приближаюсь к целому, когда изучаю сущее в этом целом, и все же я всякий раз переживаю лишь некое целое среди прочих.

Поэтому целое мира не есть подлинное целое, поскольку и как идея оно не получает действительной конкретизации, но есть лишь пограничная идея.

Но если бы пограничная идея также была идеей о некотором действительно наличном существовании, к которому бы приближалось наше познание, то цель, как лежащая в бесконечности, была бы все же недостижима. Познание - дело всякий раз ограниченной индивидуальной жизни и ограниченной в ее совокупности жизни человеческой истории.

Но то, что фактически недоступно, не имеет и доказуемого существования само по себе. Мир не замкнут в себе, сколько бы мы некогда ни продвинулись в нем как познающие существа. Об этом свидетельствуют относительность убедительного знания, непреодоленная нескончаемость, недостижимость единства картины мира. Границы целесообразной деятельности в мире дают нам пережить это в практическом опыте.

Если реальный существующий мир рухнул для нашего сознания, в пользу сугубо партикулярной объективности и универсальных чистых идей, это могло бы ослабить нашу жажду исследования; но эта жажда не ослабевает, если исследование исполнено одушевляющего его смысла, пытающегося проникнуть к границам. Если этот смысл исследования желает, чтобы в нем раскрылось перед нами нечто от бытия в себе, то исследование хотя и постигает независимое существование, насколько таковое себя показывает, но само это существование есть сразу же лишь возможный шифр бытия для метафизически-трансцендирующего чтения его экзистенцией. Исследование удостоверяется в чем-то убедительном, которое учит господствовать над нескончаемостями и позволяет постигать отдельные единства. Как становящееся исследование, оно совершает неограниченное расширение познавательного пространства для сознания. Самокритика в этом становлении никогда не дает исследователю окончательно потерять прочное в непрочном, но лишь позволяет ему более четко определить это прочное. Исследование живет тогда в сознании наличия пока еще невообразимых возможностей. Правда, оно знает, что никогда не постигнет мира, как подлинного и абсолютного бытия, однако знает также, что существование в мире таково, что в нем встречается доступное убедительному знанию, как познаваемость многообразного смысла. Идти по этим путям, чтобы найти непреложно истинное, - это как бы самое величественное приключение человечества. Оно решается на что-то, цели и смысла чего оно не знает, хотя оно вдохновляется и движется вперед именно им.