Запретная любовь. Колечко с бирюзой - Робинс Дениза. Страница 13

Поскольку я любила Чарльза, то пыталась поладить с его мачехой в ту нашу первую встречу. Она задала мне еще кучу всевозможных вопросов — о моем доме и моих родных. Я рассказала ей о папе и о Джерими. Но Уинифрид явно хотела поскорее перейти к сугубо личной беседе с Чарльзом. Всю остальную часть дня она обращалась почти исключительно к нему.

Он, естественно, интересовался ее поездкой. Она подробно описала ему визит к их общим друзьям, ныне живущим на Цейлоне, рассказала, как выиграла состязание по гольфу в Австралии. Вообще, она была очень довольна собой. Чарльз, по всей видимости, снисходительно относился к ее чрезмерному увлечению спортом, да и к ее нескрываемому самодовольству тоже. Эта громадная безобразная женщина поистине фантастически тщеславна, думала я про себя.

Я сидела тихонько, слушая их и понимая, что им нет до меня решительно никакого дела, пока Чарльз не начал время от времени поворачиваться в мою сторону, пытаясь втянуть в разговор. Это означало, что я должна говорить миссис Аллен комплименты по поводу ее успехов и осыпать лестью, которая была ей явно необходима. Надо сказать, в свой адрес я ничего лестного так и не услышала.

Она зажгла сигарету и бросила пачку своему пасынку.

— Возьми сигарету. Вы оба должны почаще приходить ко мне, как ты всегда это делал в прежние времена, Чарл! Каждое воскресенье на ужин и в любой другой вечер, когда выберете время. Я всегда буду рада вас видеть. Вас обоих, — добавила она не без некоторого насилия над собой.

— Крис живет в Дорсете, Уин.

— Ах да, я забыла. — Далее речь зашла о нашей свадьбе. — Вы не так давно познакомились. Не слишком ли торопитесь, а?

Она стала омерзительно жеманничать. Я понимала, на самом деле она хотела сказать, что период, предшествующий венчанию, нам следовало бы значительно продлить.

Но Чарльз ответил именно так, как мне хотелось:

— Мы с Кристиной очень любим друг друга и не видим никаких причин откладывать свадьбу, особенно теперь, когда нашли для себя подходящий дом.

Тут я почувствовала, как сердце мое вновь переполняется радостью. Какое значение имеет антипатия к мачехе Чарльза, с которой я никогда не найду общего языка? Главное — я люблю Чарльза. Он был моей первой настоящей любовью, и я хотела принадлежать ему. Сидя с ним рядом в его прежнем доме, я готова была отодвинуть Уинифрид в сторону, забыть о ее существовании. Единственное, чего я горячо желала, — это обвенчаться с Чарльзом, сразу же уехать с ним куда-нибудь, а затем обосноваться в собственном доме. Про себя я отметила, что воскресные ужины у Уинифрид могут превратиться в нечто угрожающее, однако вскоре забыла об этом.

Я сидела на диване рядом с Чарльзом. Моя рука потихоньку пододвинулась к его руке. Орлиный взгляд Уинифрид тут же это приметил, и она разразилась неблагозвучным гоготом:

— Подумать только — мой Чарл влюблен, держит девицу за ручку, как застенчивый мальчик. Дай Бог ему здоровья!

— Вовсе я не застенчивый! — возразил Чарльз и, наклонившись, поцеловал мою руку. Мне это понравилось, но Уинифрид — вряд ли. Для меня было очевидно, что она не только крайне недовольна нашей помолвкой и не одобряет любовь Чарльза ко мне, но ее возмущает и тот факт, что Чарльз уже упаковал свои вещи и перевез их в наш дом в Ричмонде. Впрочем, она прекрасно понимала, что, если хочет ладить со своим Чарлом, ей придется смирить собственные чувства.

— Послушайте-ка меня, вы оба, вместо того чтобы флиртовать, может, пройдемся со мной по дому? Чарл, возьми листок бумаги и карандаш, и мы запишем, что из вещей я хотела бы преподнести вам, детки, в качестве свадебного подарка. У меня масса хорошей посуды и других вещей в этом роде, а кроме того — столовое серебро твоей матери, которым я никогда не пользуюсь. Ты можешь его забрать, Чарл. К чему тратить деньги, когда я могу дать многие необходимые вещи. Гостей я принимаю редко: часто бываю в отлучке, уезжаю на всевозможные соревнования. Есть масса предметов, которые вообще никогда мне не понадобятся.

Чарльз встал, протянул мне руку и заставил подняться.

— Я нахожу, что это страшно мило с твоей стороны, Уин, — с восторгом воскликнул он и обратился ко мне: — Не правда ли?

— Чрезвычайно любезно, — заикаясь от ужаса, произнесла я, поскольку уже осматривала как-то раз прежнее жилище Чарльза. Мне решительно ничего не хотелось отсюда брать. Меблировка дома совершенно никуда не годилась.

Столько лет прошло после того кошмарного дня, а я все еще содрогаюсь, вспоминая как мы ходили следом за Уинифрид и наблюдали, как она откладывает для Чарльза гору вещей, которые он беспрекословно принимал, не спрашивая моего согласия и лишь изредка коротко говоря:

— Это нам приятно будет иметь…

Время от времени я думала: сейчас соберусь с силами и скажу «нет», но все-таки продолжала отмалчиваться. Уинифрид лишала меня возможности сказать то, что я думаю. Ведь она выступала в роли щедрой благодетельницы, готовой расстаться со своими сокровищами, и, если бы я сказала, что они мне не нужны, она, без сомнения, была бы глубоко оскорблена.

Так что я с самого начала решила: пусть уж эта жуткая экспедиция продолжается. Позднее, когда мы останемся наедине с Чарльзом, я смогу выразить все свои протесты.

Я до сих пор помню дары Уинифрид. Среди них я могла смириться разве что с одной-двумя вещами. Например, она преподнесла нам спальный гарнитур из светлого дуба, который я терпеть не могу, и два небольших ковра, из тех, что я уже видела раньше, и они тоже вызывали у меня отвращение.

— Спасибо, Уин. Как раз то, что нужно, — каждый раз повторял Чарльз.

В то время я надеялась, что с его стороны это всего лишь проявление вежливости по отношению к мачехе. Однако впоследствии выяснилось, что он просто не в состоянии понять разницу между ужасающим барахлом и очаровательными вещами, которые окружали меня в родном доме. Он принял от Уинифрид даже совершенно чудовищные занавески из искусственного шелка, не подходящие по цвету ни к одной из комнат нашего нового дома.

Наконец очередь дошла до фарфора и стекла. Тут я потерпела еще большее поражение. Уинифрид преподнесла нам совершенно безобразный столовый сервиз. Ничего худшего я никогда не видала. Я слабым голосом произнесла, что у нас, мол, нет места даже для половины всех этих предметов.

Уинифрид тут же резко спросила:

— Вам что, не нравится?

— Нравится… но… то есть я хочу сказать, — начала было я, спотыкаясь на каждом слове, но сразу же замолчала, бросив умоляющий взгляд на Чарльза.

Кажется, он впервые тогда понял, что все эти дары не вызывают у меня такого же восторга, как у него. Но он знал свою мачеху, а потому поспешно сказал:

— Да, конечно же, Уин, ей нравится. Ты, пожалуйста, распорядись об отправке всех этих вещей по железной дороге в Ричмонд, я заплачу. Право, ты проявила неслыханную щедрость, и это наверняка позволит нам сэкономить кучу денег. Помню, я ел с тарелок из этого сервиза, когда был еще ребенком. Для меня он представляет ценность, можно сказать, и в чисто сентиментальном плане.

— Я так и думала! — воскликнула торжествующе Уинифрид.

Все мои собственные планы и мечты, отступили на второй план. Я не произнесла ни слова.

Позднее, когда мы ехали к себе, вопрос, конечно, снова всплыл.

— Думаю, вряд ли все эти вещи полностью в твоем вкусе, — смущенно произнес Чарльз. — Я знаю, что ты достаточно тверда в отстаивании своих взглядов, но ведь не можем же мы швырнуть подарки в лицо Уин.

— Но неужели мы будем всем этим пользоваться? — в отчаянии спросила я. — Ох, Чарльз, я с таким нетерпением ждала того дня, когда мы сможем сами выбрать все, что нам нужно. Я просто не в состоянии смириться с этим чудовищным гарнитуром из мореного дуба, состоящим из трех предметов.

— Мне кажется, он принадлежал моей матери, — несколько натянутым тоном заметил он.

Я почувствовала, как лицо мое залилось краской. Ужас какой! Ну и ляпсус я допустила! Мне не хотелось обижать Чарльза, и я торопливо произнесла: