Запретная любовь. Колечко с бирюзой - Робинс Дениза. Страница 9

Вернувшись домой, вдали от него, я пришла в ужас от самой себя. Большую часть ночи я проплакала — не потому, что хотела, чтобы Тони лишил меня невинности, а потому, что мне захотелось вступить в половую связь в самом полном значении этого слова с мужчиной, который даже не слишком мне нравился. Я знала, что если снова увижу его, то буду слабой и, стоит ему попытаться что-либо предпринять, я скорее всего уступлю. В результате я написала в училище, где он учился, и сообщила, что встретила и полюбила другого. В следующий свой приезд в Шерборн он мне позвонил. Посредником между нами был Джерими, и, конечно, я снова увиделась с Тони, ибо сочла глупым уклониться от встречи. Однако после того дня на берегу я начала бояться себя самой. Я открыла в своей натуре слабость и чувственность — другую сторону романтической любви. Я страшно боялась снова встретиться с Тони и испытала некоторое облегчение, когда он даже не упомянул о случившемся между нами на пляже. Постепенно воспоминание о нем и связанный с этим страх улетучились. Что же касается Тони, вряд ли он когда-либо осознал, что его горячие поцелуи открыли мне глаза на жизнь.

Оглядываясь назад, я радуюсь тому, что не зашла с Тони слишком далеко. Между нами не было ничего общего, кроме юношеского физического влечения друг к другу. Впоследствии я узнала, что он женился на какой-то американской вдове с большим состоянием и занимается медицинской практикой в Нью-Йорке. Тони это наверняка вполне устраивало.

Да, я начала рассказывать о том, как в тот Сочельник мы с отцом сидели одни. Я довязывала свитер для Джерими, а он ушел на вечер, где и встретил Чарльза, моего будущего мужа.

Об этом знакомстве я узнала на следующий день за завтраком. Папа рано ушел к больному. Как только мы остались одни, Джерими немедленно завел восторженный рассказ о Чарльзе. Я слушала, хотя, по правде сказать, сам Джерими интересовал меня больше, чем то, что он говорил. Он был очаровательным юношей: стройным, худощавым, с каштановыми волосами — такими же, как мои, — и светлокожим веснушчатым лицом. Когда брат бывал дома, я всегда чувствовала себя счастливой. Мы были необыкновенно дружны. По всей видимости, Чарльз произвел на него большое впечатление.

— Он двоюродный брат Питера и, конечно, старше его. Ему года двадцать два — двадцать три. Он гостит на Рождество у родных Питера. По профессии — инженер, окончил Кембриджский университет. Сейчас работает в фирме «Роудаллен» — они производят радиоприемники и телевизоры. Фирму основал его отец, мистер Аллен. Чарльз полагает, что в будущем году его сделают младшим партнером. Кристина, он совершенно неотразим, как раз в твоем вкусе. Я пригласил его сегодня вечером заглянуть с Питером к нам — выпьем по бокальчику. Мы можем угостить их шерри, и ты таким образом познакомишься с Чарльзом.

Я была довольна. Судя по тому, что говорил брат, Чарльз был славным малым. У Джерими, как видно, имелась о нем обширная информация: они много разговаривали с Чарльзом, и тот рассказал, что работает в Лондоне, а живет со своей мачехой в Саут-Норвуде.

В тот вечер, когда Чарльз впервые переступил порог нашего дома, шел сильный снег.

Впоследствии он всегда говорил, что влюбился в меня с первого взгляда. Я же отнюдь не сразу прониклась к нему какими-либо чувствами. С Филиппом все было иначе. Он буквально загипнотизировал меня с первого же момента встречи. От Чарльза же не исходило никакой магии. Он вызвал у меня всего лишь умеренный интерес. Он был очень мил, с открытым взглядом голубых глаз и медлительной улыбкой. Кроме того, он казался очень находчивым и весьма зрелым для своего возраста. В те дни мне вообще-то больше нравились мужчины постарше. На юношей, вроде моего брата, я смотрела с благожелательной снисходительностью.

Но Чарльз — высокий, широкоплечий, умеющий держаться с большим достоинством — внушал уважение и вызывал у меня смутное желание узнать его получше. Он же явно был мной восхищен. Впоследствии я узнала, что мой дорогой братец сообщил ему, что я прекрасно управляюсь с домом и хорошая повариха, а эти качества импонируют всем мужчинам. Чарльз сказал, что его удивляет моя любовь к хозяйству, к готовке. Помню, я спросила, какой образ жизни он хотел бы избрать для себя, и он заметил, что для него на первом месте всегда работа. Он уже тогда был честолюбив.

Я как зачарованная слушала его рассказы об их заводе, выпускавшем телевизоры и новые стереофонические проигрыватели. Компания тогда только что приступила к усовершенствованию нового карманного радиоприемника. Им требовалось для него название, и я тут же предложила:

— Назовите его «Крошка Роудаллен».

Крепко вылепленное угловатое лицо Чарльза загорелось.

— Потрясающе! Я предложу это название старшему партнеру на завтрашнем заседании правления. «Крошка Роудаллен». Мы можем на уголке приемника выточить начальные буквы: «К. Р.» У вас в голове полным полно превосходных идей, не правда ли, Кристина?

Мы оба преодолели первоначальную робость и к концу вечера стали близкими друзьями.

Я пригласила его на свой день рождения в следующий уик-энд. Пусть придет и пробудет у нас до понедельника. Мне исполнялся двадцать один год — иными словами, я достигла совершеннолетия. Папа преподнес мне в подарок чек, на котором была обозначена крупная сумма. Я собиралась устроить танцы. Должен был прийти также двоюродный брат Чарльза, Питер.

— Это очень мило с вашей стороны. Вы на самом деле хотите, чтобы я пришел? — спросил Чарльз, и лицо его порозовело от удовольствия.

Я спросила, любит ли он танцевать, и он несколько неопределенно ответил:

— О! Пожалуй, да…

Теперь, припоминая эти мелкие эпизоды, я прихожу к выводу, что люди склонны быть весьма и весьма нечестными, когда впервые влюбляются. Они редко позволяют видеть себя такими, каковы они в действительности. Подобно павлину, распускающему хвост, чтобы привлечь самку, Чарльз красовался передо мной. На самом деле он вовсе не любил танцевать. Это я любила. Что же до меня, то я не питала ни малейшего интереса к телевизорам, радиоприемникам и вообще к технике в какой бы то ни было форме, но ему казалось, будто все это страшно меня интересует. Ослепленные и сбитые с толку, мы тянулись друг к другу, запутываясь в тенетах мелкой и вроде бы безобидной, а на самом деле очень опасной лжи, которая всегда с легкостью слетает с уст влюбленных.

Позднее, когда мы с Чарльзом лучше узнали друг друга, он признался, что поначалу его привлекла чисто практическая, домашняя сторона моей натуры и прямой подход к жизни. Вряд ли он когда-либо подозревал о существовании безумной Кристины и о тех глубоких страстях и трудно подавляемых чувствах, которые скрывались под холодно-спокойной внешностью.

Мой день рождения прошел удачно. Оглядываясь назад, я не без грусти припоминаю тогдашнюю сияющую Кристину в дурно сшитом бальном туалете из зеленого бархата — выкройку местная портниха вырезала из какого-то модного журнала. У меня всегда была великолепная фигура, я хорошо двигалась, имела длинную стройную шею, узкие руки и ноги — немалые достоинства для девушки. Моя мать никогда не носила нарядной одежды, и я уверена, что зеленый бархат был далеко не шикарной материей, а покрой платья — слишком старомодным. Наверное, в этом туалете мне можно было дать лет сорок. Но Чарльза платье привело в восторг, и он сказал, что я самая красивая девушка на всем свете. Он принес две розовые гвоздики и был очень обрадован, увидев, что я приколола их к плечу. Фу, гадость какая! Розовые гвоздики на зеленом бархате! Но в какое восхищение они меня привели! К концу вечера цветы совсем увяли — их смяли мои партнеры, сменявшие друг друга во время танцев.

Когда я сидела с Чарльзом на лестнице, головка одной из гвоздик оторвалась и упала к его ногам. Он поднял цветок, положил к себе в бумажник и торжественно заявил, что заберет с собой и засушит. Я хихикнула и спросила:

— В ящике, где хранятся галстуки, или же между страницами какого-нибудь руководства по инженерному делу?