Дом глав родов: Дюна - Герберт Фрэнк Патрик. Страница 26

– Почему ты так думаешь? Не говори просто, чтобы доставить мне удовольствие!

– Но, Чтимая Матре, могли бы ведьмы послать огромный корабль с Гамму сюда просто для того, чтобы отвезти меня? И где эти ведьмы теперь? Прячутся от вас.

– Ну, так где же они? – потребовала Чтимая Матре.

Ребекка пожала плечами.

– Ты была на Гамму, когда от нас бежал человек, которого они называли Ваша? – спросила Чтимая Матре.

Она знает, что ты была там.

– Я была там, Великая Чтимая Матре, и слышала разные истории. Я не верю в них.

– Ты будешь верить в то, во что я прикажу тебе верить, несчастная! Что за истории ты слышала?

– Что он двигался со скоростью, незаметной для глаза. Что он убил многих… людей голыми руками. Что он украл корабль и улетел в Рассеивание.

– Верь в то, что он улетел, несчастная.

Смотри, как она боится! Она не может сдержать дрожи!

– Расскажи о Ясновидении! – потребовала страшная женщина.

– Великая Чтимая Матре, я не пониманию Ясновидения. Я знаю лишь слова моего Шолема, моего мужа. Если пожелаете, я могу повторить эти слова.

Чтимая Мать задумалась, обвела взглядом помощников и советников по обе стороны от возвышения, которые уже начали проявлять признаки скуки и нетерпения. Почему она просто не убьет эту падаль?

Ребекка, увидев оранжевый огонь насилия в уставившихся на нее сотнях глаз, внутренние сжалась. И теперь воспоминание о муже, которого она всегда мысленно звала ласкательным именем Шоель, и его словах придало ей сил. «Полный талант» проявился в нем еще в детстве. Некоторые называли его инстинктом, но Шоель никогда не употреблял этого слова.

– Доверяй ощущениям, идущим из нутра. Вот что всегда говорили мои учителя.

По его словам это выражение было настолько приземленным, что зачастую отталкивало тех, кто приходил искать «эзотерических тайн».

– В этом нет никакого секрета, – говорил Шоель. – Это тренировки и упорный труд, как и все остальное. Ты задействуешь то, что они называют «малым восприятием», способность отслеживать малейшие изменения реакций человека.

Те же мелкие признаки Ребекка могла теперь различить в тех, кто в упор смотрел на нее. Они хотят моей смерти. Почему?

Великая любит показывать свою власть надо всеми, – помог советом Глашатай. – Она делает не то, чего хотелось бы другим, а то, чего, по ее мнению, они не хотят.

– Великая Чтимая Матре, – рискнула Ребекка, – вы так богаты, так могущественны. Конечно, же у вас найдется какое-нибудь место среди низших слуг, где я могла бы вам Пригодиться.

– Так ты хочешь поступить ко мне на службу?

Что за звериная ухмылка!

– Это осчастливило бы меня. Великая Чтимая Матре.

– Я здесь не для того, чтобы делать тебя счастливой.

– Тогда осчастливь нас. Дама, – Лонго спустилась на ступеньку вниз. – Позволь нам поиграть с…

– Молчать!

Ах вот как. Ошибкой было назвать ее интимным именем здесь перед всеми.

Лонго отпрянула, едва не уронив стимулятор.

Великая Чтимая Матре сверлила оранжевым взглядом Ребекку.

– Ты вернешься к своему жалкому существованию на Гамму, несчастная. Я не убью тебя. Это было бы милосердием. Увидев то, что мы могли бы тебе дать, ты проживешь свою жизнь без этого.

– Великая Чтимая Матре! – запротестовала Лонго. – Мы подозреваем, что…

– У меня есть подозрения на твой счет, Лонго. Отошли ее назад и живой! Ты меня слышишь? Или ты думаешь, что мы неспособны отыскать ее, если она нам понадобится?

– Нет, Великая Чтимая Матре.

– Мы следим за тобой, несчастная.

Приманка! Она рассматривает тебя как приманку, на которую можно поймать более крупную дичь. Интересно. У нее все же есть голова на плечах, и, несмотря на свою жестокость, она знает, как ее использовать. Так вот как она пришла к власти.

Весь обратный путь на Гамму, скорчившись в вонючем трюме на когда-то принадлежавшем Гильдии корабле, Ребекка размышляла над затруднительным положением, в котором очутилась. Конечно, эти шлюхи не ожидали, что она ошибочно истолкует их намерения. Но… может и ожидали. Лизоблюдство, раболепие. Они купаются в подобных вещах.

Она знала, что это понимание в равной мере происходило как от Ясновидения ее дорогого Шоеля, так и от советчиков с Лампадас.

– Ты аккумулируешь множество мелких наблюдений, воспринятых чувствами, но никогда не вышедших на поверхность сознания, – говорил Шоель. – Слитые в единое целое они способны сказать тебе многое, но не языком, не тем, на котором между собой говорят люди. В языке нет необходимости.

Ей подумалось тогда, что это одна из самых странных вещей, какие она когда-либо слышала. Но это было до ее собственной Агонии. Ночью в постели, защищенные и умиротворенные ночной темнотой и прикосновением любящей плоти, они действовали без слов, но и, делили слова.

– Язык заслоняет от тебя мир, – продолжает Шоель. – Что нужно, так это научиться читать свои собственные реакции. Иногда удается найти слова, чтобы описать их… иногда… нет.

– Никаких слов? Даже, чтобы задать вопрос?

– Так ты хочешь слов? Каких? Доверие. Вера. Правда. Честность.

– Это добрые слова, Шоель.

– Они не попадают в цель. Не впадай в зависимость от них.

– А на что полагаешься ты?

– На мои собственные внутренние реакции. Я читаю самого себя, а не людей, что стоят передо мной. Я всегда узнаю ложь, потому что к лжецу мне хочется повернуться спиной.

– Так вот как ты это делаешь! – она стучит кулачком по мускулистой руке.

– Другие делают это иначе. Я слышала, как одна женщина говорила, что она распознает ложь, потому что ей хочется взять лжеца за руку и пройти несколько миль, успокаивая его. Можно считать это чушью, но это срабатывает.

– Я думаю, это очень мудро, Шоель.

В ней говорит любовь, она не очень-то понимает о чем он говорит.

– Драгоценная любовь моя, – он укачивает ее как ребенка, – Ясновидящие обладают Даром, который, раз проснувшись, работает всегда. Прошу, не говори мне, что я мудр, когда в тебе говорит только любовь.

– Прости, Шоель. Но мне хочется знать все, что знаешь ты.

Он чуть сдвинул ее голову, так чтобы ей было удобнее.

– Знаешь, что говорил мой инструктор третьей степени? «Не знай ничего! Научись быть абсолютно наивным!»