Долина роз (Приключенческая повесть) - Недолин Иван Петрович. Страница 13

— Ну конечно! Разве с тобой договоришься! Ты известный вольнодумец. Недаром из института тебя отчислили, высылали в Сибирь… Чего доброго, ты пойдешь к большевикам, в Совет, и предложишь свои услуги…

— Если заводы перейдут Советам, работать-то надо все же?

— Боже! — заломила мама в отчаянии руки. — Когда это все кончится?!

К весне пошли слухи о восстаниях в разных концах губернии. Невдалеке, за Уралом, под Оренбургом, образовался настоящий фронт: шли сражения между красногвардейцами и белыми казаками Дутова и Толстого. Восстания разгорались на Дону, в некоторых местах Сибири… Слухи о близком падении большевиков становились настойчивее.

В мае город оказался отрезанным от центра. Восстали чехословацкие войска. В июне, после короткого боя, красные спешно покинули город. Чешских солдат встретили как освободителей — с цветами и музыкой. Восстановлены были старые учреждения. Пр городу разгуливали чешские офицеры, золотые погоны мелькали там и тут. Заводы, фабрики, большие дома возвращены были вновь их владельцам. Новая власть жестоко расправилась с попавшими в ее руки большевиками, советскими работниками. Тюрьмы были переполнены, то и дело происходили расстрелы. Рабочие, беднота были против новой власти. В ряде мест губернии красные, уходя с оружием в леса и горы, отбивались от белых войск и создавали многочисленные отряды партизан. В горах образовался настоящий фронт.

Однажды вместе с соседскими ребятами я побывал за городом, возле кладбищ, и увидел там расстрелянных. Это было страшное зрелище! Их убили ночью, сбросили в ямы, но не погребли. Слух об этом распространился по городу, на кладбище потянулись толпы народу. Некоторые узнали среди убитых знакомых и родственников. Женщины плакали. Прискакавшие конники разогнали толпу нагайками. Говорили, что после расстрелы стали производить дальше за городом, тайно, а убитых стали закапывать.

Месяца через два после падения Советской власти, в августе, в городе разразилась паника. Богатые спешно уезжали. С запада, с Волги, где проходила линия фронта, прибывали войска. Говорили, что движется армия красных партизан, якобы уничтожающая все на своем пути. Под городом образовался фронт, несколько дней оттуда явственно доносилась пушечная пальба. Сообщение с Сибирью по железной дороге было прервано. В городе должно состояться совещание членов правительства, директории, делегаты из Сибири прибыть не могли. Часть их, вместе с известной эсеркой Брешко-Брешковской, едва не попала в плен к красным.

— Опять богатеям скоро крышка! — твердил, озорно улыбаясь, Петя.

— Правда ли, что красными командует немецкий генерал? — спрашивал я, веря в обширные познания Пети в области политики и военных дел.

— Брешут! — горячо возразил Петя. — Красные все из рабочих или бедных крестьян. А командир у них русский солдат, а не генерал.

Вскоре паника затихла. Красные прошли мимо города. А месяца через три, в декабре, из города вновь потянулись беженцы. На этот раз — на восток, красные войска подходили с запада. В сентябре белые отдали Казань, в октябре красные заняли Самару. Фронт быстро приближался к нашему городу. Боясь окружения, белые поспешно отступали. Перед Новым годом, в морозные дни, в город вошли красные. Зажиточные, богатые, кто не уехал, попрятались от них за плотно закрытыми воротами и ставнями, а рабочие, беднота встретили красных с нескрываемой радостью. Опять зашумели собрания в театрах и клубах. Замелькали по улицам солдаты с красными звездами на островерхих шапках-шлемах. На стенах домов, на заборах — афиши, лозунги, плакаты, газеты… Закипел рынок, заговорили все о нормах и пайках…

Красные поселились и в нашем доме. Это были веселые ребята! Папа относился к ним приветливо, мама почти совсем не показывалась из своих комнат. Среди гостей завелись у меня приятели.

Однажды я был свидетелем ссоры между отцом и матерью.

— Почему ты не увез меня и семью из этого ада? — говорила сквозь слезы мама. — Я томлюсь, мучаюсь, а ты дружишь с красными. Чего ради ты пошел работать в большевистский совнархоз? Разве ты так уж сильно нуждаешься в том, чтобы продаться большевикам? Как на это посмотрит Дубов, когда он вернется на свои предприятия?

— Пойми, что не могу я сидеть сложа руки, без дела…

— Не можешь! Мужицкий дух сидит в тебе, несмотря на диплом инженера!

— Зачем же ты пошла за мужика?

— Ах, зачем, зачем! Если бы ты захотел, мы сейчас были бы на юге, или в Сибири, а то и за границей.

В марте красные вновь оставили город. Колчаковские войска, одетые в английское обмундирование, быстро продвигались к Волге, намереваясь ворваться в Москву, как писали газеты. Говорили, что к Волге же стремились и войска генерала Деникина, донские и кубанские казаки, добровольцы, офицерские части. На Волге у Царицына армии должны были объединиться, с тем чтобы отрезать Москву, Петроград, центр от хлеба, угля и нефти.

Но в июне белые, терпя поражение, снова отходили на восток, утратив надежду взять Самару. В начале июля пал Царицын, но белые армии соединиться не могли: армия Колчака, разбитая, откатывалась на Урал, в Сибирь.

Красные обходили наш город с севера и юга. Слышна была пушечная пальба, а улицы были переполнены отступающими войсками, обозами, беженцами. Поезда отходили в затылок друг другу, переполненные, облепленные людьми.

На окраинах города, над рекой, солдаты вырыли окопы. На площадях и в садах стояли орудийные батареи. Понтонные мосты через реку разведены, по железнодорожному ходят лишь воинские составы и бронепоезда.

Во дворе нашей усадьбы появилось несколько подвод, в конюшне прибавилось с десяток лошадей: шла спешная погрузка.

Однажды за завтраком отец сказал:

— Дети, на улицу носу не показывать!

— Почему?

Папа молча пожал плечами, а мама сказала строго, обращаясь ко мне и Любе:

— Сказано нельзя, значит нельзя, и кончен разговор. Особенно не вздумайте ходить к реке. Там солдаты, опасно.

— Стрелять будут? — испуганно переспросила Люба.

Отец шутя погрозил ей пальцем, а мама упрекнула:

— Маленьким девочкам об этом и говорить не полагается. Борис Михайлович, — обратилась она к отцу, — когда же мы едем?

Все порядочные люди покидают город. Или ты намерен и дальше продолжать работу в их губсовнархозе?

— На днях уедем и мы. Завтра должен приехать Андрей Матвеевич.

— Как? — изумилась мама. — Дубовы заедут за нами? Разве это по пути?

— Прислали телеграмму, что отсюда поедем вместе. Письменное уведомление пришло раньше, а телеграмма — вчера.

— И ты скрывал это от меня! Это в твоем стиле… Я беспокоюсь, мучаюсь, а он знает и молчит! Боже мой, но в таком случае надо укладывать вещи, готовиться…

— Я это как раз и делаю. И тебе вот сказал. Готовься, собирайся. Мы уедем в надежное место, где не будет никакой опасности.

— Едем по железной дороге?

— Это будет зависеть от обстановки и распоряжений Андрея Матвеевича. Пока я готовлю отъезд на лошадях, спешно грузим на подводы все, что нам потребуется в месте нашего нового жительства. Уложи все то, что тебе и детям понадобится из одежды, домашних вещей. Об остальном позабочусь я сам…

…Светлов отложил в сторону тетрадь и задумался. Странное повествование! То детский, то взрослый слог… И какие, мягко сказать, наивные обо всем представления! И эта сердитая мама, и этот сговорчивый, послушный папа… и этот сознательный сын дворника… Нет! Кажется, тут какая-то мистификация! Не верю я ни в сестренку Любу, ни в гимназиста, который пишет «бедствовали рабочие, волновалась деревня»… или «в мае город оказался отрезанным от центра»… Тут что-то не то. Если это пишет взрослый, вспоминая детские годы, то как это неубедительно! «Тюрьмы были переполнены»… «Я побывал за городом и увидел там расстрелянных»…

Светлову даже пришло в голову, что зашитую тетрадь сфабриковали шутники-геологи, заметившие в нем страсть к открытиям, к необыкновенному, к экзотике. Светлов внимательно обследовал и обшивку, и кожаную сумку. Нет, безусловно, сумка давно уже лежит здесь, в сырости, застрявшая между камней. И тетрадка какая-то не такая, каких не встретишь сейчас… И кто же станет сочинять такую длинную и невероятную историю? Да и фамилию золотопромышленников Дубовых приходилось встречать Светлову, когда он знакомился с материалами о дореволюционном Урале… Но при чем же тут «спасите, помогите»?!