Калинка-малинка для Кощея (СИ) - Комарова Марина. Страница 23
Тишина для человеческого уха, гомон и смех — для таких, как я. Хороший лес, интересный…
Где-то впереди, в нескольких шагах от меня, скрипнули сухие ветки, будто кто-то наступил на них неуклюжими лапами. Я замер, вслушиваясь. Медведь? Если так, то договоримся. Я ему не охотник, что бы опасаться.
Из-за деревьев показалась внушительная фигура, выше меня на две головы. Преградила дорогу. Да так ещё, что луна светила ей в затылок. Я нахмурился. Так, что сейчас будет?
На всякий случай прикинул, что лучше: оставить позади, сделав быстро ноги, или всё же припугнуть. Всё же деталей не разглядеть, словно чарами какими-то сокрыто. Ещё догадайся, с какими намерениями тут возле меня стоит.
— Бог в помощь, — хрипло сказала фигура.
Голос я неожиданно узнал и прищурился. Так-так, вот уж чего не ожидал. Хотя, удивляться нечему. Если я тут оказался, то почему бы не быть и ему?
— Какой именно? — уточнил. — Не любит он, знаешь ли, нашего брата.
Волколак — тот самый, из «Умряга», — мотнул головой и развёл лапами.
— Да любой. Хоть какой бы отозвался. А то блуждаю тут уж несколько часов, поди, совсем со счета сбился. Попал сюда — солнце стояло высоко в небе. И вроде бы на нюх никогда не жаловался, а кружу тут, как утёнок слепой.
Волколак сделал пару шагов в сторону, и лунный свет упал на его морду. Да, он. Точно он. И ухо вот рваное, и глаза желтющие, и оскал. Только сейчас и впрямь видно, что крайне озабочен создавшимся положением. Что ж, я его понимал, но всё же спросил:
— Ты как тут оказался?
Волколак почесал ухо лапой со здоровенными когтями.
— Думаешь, я знаю? Шагнул за тобой, только и помню. А потом как закружило, как завертело. И опомниться не успел, как впечатался мордой в землю, так потом не знаю сколько чхал, пока выбил всю траву да иголки. — Словно в подтверждение, он почесал лапой нос. — Так, о чем это я?
— Про землю, — подсказал я и покосился на выползшую из воды водяницу.
Хорошенькая такая. Тоненькая, худенькая, полупрозрачная. Глаза не живые и не мёртвые, кажется, что водовороты кружат в них, не останавливаясь.
Она тихонько хихикнула, подпёрла голову кулачком. Голубовато-серебряные волосы рассыпались по плечам и спине, переливаясь мягким сиянием. Водяница внимательно смотрела на нас, однако ничего не говорила. Подслушивание мне совершенно не понравилось. Но с другой стороны… подслушивание — это когда тайно. А тут вот смотрит нахально, таиться даже не собирается.
— Чего вышла, водяная? — будто подслушав мои мысли, поинтересовался волколак.
— Послушать да посмотреть, — ни капли не смутилась она. — Гости у нас тут бывают нечасто, а вы, видно, совсем нездешние. Хотя хорошие.
— Я бы не торопился с такой характеристикой, — пробормотал я и приблизился к водянице. Та даже не подумала отпрянуть, всё так же рассматривала меня с огромным интересом. Хотя, чего ей тут бояться? Река — её дом. И еще не факт, что где-то поблизости не прячется милый дедушка с увесистым камнем, готовый в любую минуту запустить его в голову того, кто посмеет хоть пальцем тронуть дражайшую внучку.
— И как? — спросил волколак и тоже подошёл.
Я присел напротив девушки, разглядывая полупрозрачное личико. Она, явно наслаждаясь моим интересом, плеснула маленькой ручкой по воде.
— Хорошо. А то Ткачиха как разгуляется, так тут хоть с тоски вой. Bсех знакомых рыбаков да дровосеков пораспугивает. Да и серп её кровь людскую любит… — последнее она сказала с плохо спрятанной тоской. — А вы вот… вы почти от подножия Горе-горы. И раз оттуда идите целёхоньки, значит, Ткачиха ничего вам не смогла сделать.
«Не смогла, но очень старалась», — подумал я.
— Ткачиха? — ничего не понял волколак. — Это кто такая? Мне тут даже никакой селянки с лукошком не встретилось, не то что ремесленницы!
— Это особая ремесленница, — мрачно заметил я.
Водяница изумлённо распахнула глаза. Даже показалось, что можно разглядеть каждую ресничку, будто из нанизанных водяных капель.
— Вы Ткачихи не знаете?
— Так сама же сказала, что мы издалека, — резонно возразил я.
Водяница прижала руки к щекам:
— Но ведь про неё везде знают!
Волколак покосился на меня, но я дал знак, что потом расскажу. Что-то беседа мне не нравилась больше и больше. То ли голову специально морочит, то ли глупа до ужаса.
— Ты нам скажи лучше, до деревни долго идти?
Я знал, что не так уж и долго. Только вот если тут чарами какими заморочено, то лучше бы узнать сразу. Даже если правду не скажет, хоть что-то узнаем. Однако водяница, вопреки подозрениям, только вздохнула:
— Вот так всегда. Только встретишь красивых молодцев, так сразу им в деревню надо.
Волколак издал какой-то маловразумительный звук. Да уж, и впрямь одичала водяничка-то. Я на красивого молодца ещё туда-сюда, хотя первым парнем на Межанске никогда не был, но лохматое зубастое чудище рядом со мной?
— Bы идите прямо и прямо. — Она махнула рукой в нужном направлении. — А как наткнетесь на синюю сосну, так поворачивайте направо и снова прямо. Там и придёте к деревне.
— Синюю? — уточнил я.
— Ну да, — пожала плечами водяница. — Когда-то прежний хозяин Горе-горы, которого зачаровала Ткачиха, ходил к нам сюда. У сосны всё с девушкой из деревни встречался. Ну и миловались они там, как это у людей бывает. А чтоб его желанная место встречи находила быстро, он сосну особыми чарами окутал и придал её иголками синеватый цвет.
— Поняли, — кивнул я.
Волколак за моей спиной только фыркнул. Ну да, их брат обычно на такие нежности не идёт. Ещё чего, это всё человеческие штучки.
Водяница улыбнулась.
— Чем нам тебя отблагодарить? — поинтересовался я.
Лжи в её словах не чувствовалось. И пусть помощь была маленькой, но от чистой души. Водяница засмущалась, захлопала ресницами, волосы вспыхнули переливающимися огнями. И стала вдруг так хороша, что аж залюбовался невольно.
— Поцелуй меня, ясный молодец, — прошептала она тихо и маняще.
Волколак, уже было направившийся по указанному ею пути, закатил глаза. Я же девицу ждать не заставил. Коснулся прохладной щеки пальцами и прильнул к губам. Ощущение и впрямь, что пьешь холодную чистую воду. Ни тебе жара, ни страсти, но и не сказать, что противно.
Оторвавшись от меня, водяница хихикнула и тут же спряталась в реке. Послышался отовсюду хрустальный смех. Вот же ж любят подсматривать, охальницы. Я встал и шутливо погрозил им пальцем. Смешки тут же стихли, только слышался плеск воды.
А потом направился за волколаком. Ибо общество девочек хорошо, но дело прежде всего. Правда, всё же перед тем, как нырнуть под ветви ели, на узкую тропку, обернулся. Давешняя водяница вынырнула, помахала рукой и послала воздушный поцелуй.
Я только покачал головой. Врождённое обаяние рода Кощеев, что поделать. Многие девицы от нас без ума. Кто от стати, кто от лица, кто от ума… кто от богатства. Короче, завидные женихи.
С волколаком мы какое-то время шагали молча. Он то принюхивался, то вслушивался в еле различимые трески и шорохи, но ни разу не сказал, что откуда-то идёт опасность.
— Тебя-то как звать? — поинтересовался я, чувствуя, что молчание давит на уши. Точнее, мысли о Ткачихе, которая мне совсем не нравилась. Кто знает, что на уме у этой нечисти? Вдруг следит или еще что такое.
— Могута, — отозвался волколак.
Я покосился на него. Стать и силушку отражает, угадали родители с именем. Хотя… может, тогда он не был волколаком. Тут же по — разному может быть.
— А тебя я знаю, — вдруг произнес он, глядя себе под ноги.
— Вот как? — сделал вид, что удивился я.
— Угу, — кивнул Могута. — Больно ваши кощеевские рожи приметны, уж не серчай.
Я хмыкнул. Что есть, то есть. Угадать не слишком сложно. А волколаки обычно наблюдательны, поэтому ничего удивительного.
— Ну и то славно.
— Ага, — согласился он. — Только я всё же не знаю, а ты дал понять, что с вопросами стоит обождать. Кто такая Ткачиха?