Философия возможных миров - Секацкий Александр Куприянович. Страница 6
Кстати, насчет елочных игрушек народ давно что-то подозревает. Время от времени можно услышать странный анекдот, заслуживающий не только улыбки: «Будьте внимательны! В продажу в массовом порядке поступили поддельные елочные игрушки. По внешнему виду они ничем не отличаются от настоящих, но, в отличие от них, не доставляют никакой радости».
А сколько людей, которые представляют собой поддельные елочные игрушки! Вот они ходят, разговаривают, продают и покупают и по виду ничем не отличаются от настоящих. Но Выдра повыдрала их тайные ипостаси, оставив только тела, и поэтому они никому не доставляют радости, даже себе. Поразительнее всего то, что страшная пропажа остается почти столь же незаметной, как участь бедного Витька. Вот как обстоит дело.
Как в сказке
В этом загадочном вопросе разрыва и защелкивания суперпозиций Большой Вселенной привлечение сказочного, фольклорного, антропологического материала нужно не для красного словца. Дело в том, что немотивированное исчезновение, выдергивание людей и предметов приобрело по-настоящему скандальный характер лишь тогда, когда наука в полной мере смогла продемонстрировать свою мощь и преуспела в объяснении природы. Торжество науки, просвещенного разума сопровождалось борьбой с предрассудками, решительным отбрасыванием всего, что не вмещалось в континуум, а поскольку исчезновение, да еще с нарушением закона сохранения энергии, в континуум никак не вписывалось, оно было отвергнуто с максимально возможной язвительностью. Должно было пройти триста лет со времен Декарта, чтобы Хью Эверетт смог высказать концепцию иных возможных миров (Multiverse), а Бор и Гейзенберг сформулировать свой принцип дополнительности. Пожалуй, сегодня уже безо всякого пренебрежения (все обезврежено) можно присмотреться к донаучному способу разрыва суперпозиций, «раскомплектования комплектов». Наличие потусторонней зацепки в таком комплекте, как «человек» или «душа», не вызывало сомнений у «донаучных», но весьма наблюдательных мыслителей. Например, представление о персональном ангеле-хранителе легко интерпретировать именно подобным образом. Скажем, влиятельного покровителя из числа сильных мира сего иметь полезно и важно, особенно полезно это в том случае, когда все знают, кто он. Иметь ангела-хранителя несравненно важнее, но его охраняющее присутствие будет длиться до тех пор, пока его никто не знает (хотите, назовите это корпускулярно-волновым дуализмом). Сугубая предосторожность в отношении к трансцендентным зацепкам, к состояниям n↓ хорошо просматривается в отношении тайных имен и вообще в отношении одного из древнейших запретов поминать имя Божие всуе.
Разворачиваемый архаическим сознанием (или пралогическим мышлением, если воспользоваться термином Леви Брюля) параллельный мир можно упрекнуть разве что в излишнем антропоморфизме, хотя даже самые общие определения, такие как «мир теней», не заслуживают строгой критики, – можно сказать, достаточно удобная рабочая модель. Во всяком случае, понятийный аппарат классической физики, лапласовский детерминизм, куда менее пригоден для описания квантовой реальности, чем язык пралогического мышления. Исчезновение Витька одинаково потрясло бы и Лапласа, и Яду, великого шамана Индигирки и Верхнего побережья, но шаман мог бы предложить более внятные объяснения случившемуся. Во всяком случае, у ангелов-хранителей все еще нет конкурентов.
Да, никто не знает, могут ли они там, в горнем мире, размещаться на кончике иглы и в каком количестве, обладают ли видимостью, вообще какой-нибудь степенью физического представительства в Универсуме. Достоверно известно лишь, что они могут хранить объект вида (n↑, n↓), скажем, Сократа или Виктора, они дополняют их комплектность до полноты существования. Но если сосчитать, акцентировать, зарегистрировать или как-то иначе спугнуть ангела-хранителя, тогда он отлетит, суперпозиция разомкнется – и пусть даже это случится за тридевять земель, за пределами Универсума (Universe), где-нибудь в Мультиверсуме (Multiverse), в одном из ветвящихся возможных миров – все равно идущий по мосту Витек тут же на полуслове, на полувздохе исчезнет с легким свистом, и сквозное отверстие в Универсуме мгновенно затянется. Поразительным образом объяснительную силу сохраняют многие концепты пралогического мышления, как, впрочем, и реальности пралогического бытия.
Как выглядят в свете этих объяснений, например, оборотни? Их можно рассматривать как остаточные (реликтовые) следы близких суперпозиций, когда состояния n↑ и n↓ не слишком далеко разошлись друг от друга и сцепка (в свое время) произошла совсем рядом. В самом деле, человек, волк и лисица, безусловно, близкородственные состояния, для абстрактного внешнего (иномирного) наблюдателя их интерференция дает ничтожный параллакс. Зато вблизи такое сдвоенное существование пугает, в остывающем каузальном мире оно, в сущности, неприемлемо. Поэтому можно сказать, что больше всего не повезло именно этим ходячим иллюстрациям эффектов квантовой нелокальности: они исчезли быстрее всего, как, по-видимому, и все «макрообъекты», у которых «расстояние» между «половинками» оказывалось различимым, человекоразмерным. Ведь достаточно акцентировать нечто избранное (Einselection), выбросить лягушачью шкурку, и «ролия» пропадет, останется роза или лилия. Комплекты, у которых сокрытые параметры спрятаны в трансцендентном, оказались намного более устойчивыми: далекие ангелы-хранители, обитающие где-то в тридевятом царстве, на родине души, возможно, все еще хранят нас, поскольку далеки и невидимы. А ипостаси, конкурирующие между собой в видимом мире, выбраковывались всегда, они и сегодня безжалостно пресекаются психиатрией.
Суперпозиция и экзистенция
Там, где задействованы материальные тела вроде крикетных шаров, стереотипы классической физики, включая наглядное представление, особенно сильны. Непонятно лишь, зачем строить все картинки на примере этого самого успокоенного (если не сказать, отстойного) уголка Вселенной, зачем делать это до сих пор? Возьмем мир людей и его реальность: тут не увидеть суперпозицию (или чрезвычайно похожую на нее комплектацию) может только слепой. Представим себе партию в покер. Игроки делают ставки, повышают их, кто-то сбрасывает карты, а кто-то продолжает игру. Сосредоточим свой взгляд на игроке по имени Виктор. Он поставил огромную для себя сумму и находится в ожидании, как отреагируют партнеры. Те не знают, что у него на руках, и теряются в догадках. Сообщество как бы ведет параллельное существование в ветвящихся мирах. Они могут поочередно сбросить карты, отказавшись от дальнейшей игры, и тогда Виктор выйдет чистым победителем. Может быть, кто-то захочет уточнить: победитель определится в зависимости от старшинства комбинаций. Кстати, ставка может быть и повышена – и тут снова развилка: для Виктора это возможность стать еще богаче, проиграть все или просто не найти денег на ответ.
Но пока ничего этого не случилось, пока Виктор в состоянии максимальной укомплектованности сидит за игорным столом, приближается к материализации уже как бы купленный домик на берегу моря, где он с любимой женщиной начинает давно откладываемую жизнь, с прогулками на лодке, которые начинаются уже сейчас. Все это будет неминуемо, как только и если только Виктор выиграет. Другой мир, в котором Виктор пребывает, достаточно мрачен – там проигрывается состояние, наступает безвестность, ведущая к смерти или смирению. Собственно, Виктор, сидящий сейчас за столом, и есть «объект» (n↑, n↓), его мерцающий, перемежающийся режим присутствия и составляет суть бытия за игорным столом. В состоянии суперпозиции он полон сил, надежд, скрытых возможностей.
Соперник Виктора Игорь, сидящий напротив, находится в затруднении: перед ним какой-то оборотень, от которого неизвестно чего и ждать. Чтобы справиться с противником, нужно его вычислить, а как это сделать? Убить оборотня и убить кошку / кота Шредингера возможно одним и тем же способом: нужно узнать, где их смерть, то есть вычислить. Пока Виктор размазан в пространстве присутствия, он недоступен для манипулятивных процедур, его «свойства» и само его существование невыводимы из континуума и не сводимы к нему. Но представим себе, что Игорю удалось сконструировать установку, позволяющую точно измерить нужный параметр, что-то вроде скрытого зеркальца, способного показывать карты партнера. Как только это произошло, суперпозиция разрушена, Виктор потерял весь свой избыток бытия, он больше не «квантовый объект». Попутно мы получаем также ответ на вопрос (лучше сказать, иллюстрацию), почему погибает кошка Шредингера. Поскольку Игорю известен скрытый параметр, он уже выиграл (если не каждую партию, то уж точно игру). В результате тот Виктор, который находится в домике у моря и ласкает любимую, умирает. В новой ситуации определенности его мерцающее бытие фиксируется в континууме предопределенного отныне поведения, квантовый ансамбль редуцируется к одному из состояний, и соответственно мироизмещение, событийная вместимость, субъекта Виктор падает до состояния монопольного линейного причинения. Важно подчеркнуть, что эта судьбоносная перемена произошла несмотря на то, что сам Виктор ничего не делал, – его просто вычислили, посчитали – и убили в нем кошку Шредингера.