Проект 018. Смерть? - Коллектив авторов. Страница 27

Единственное место, где Иисус прямо отвечает на заданный вопрос, — это в истории с Савлом, будущим апостолом Павлом, по дороге в Дамаск. Он слышит обращенный к нему с неба голос, но не падает ниц, а с ужасом и недоумением вопрошает: «Кто ты?!» Голос с неба отвечает: «Я Иисус, которого ты гонишь» (Деян. 26, 15). Но и здесь Иисус не сказал, что он Бог.

Реакция Савла заслуживает особого внимания. Чтобы уловить нюансы, подумайте, почему Савл, когда слышит голос с неба, задает такой вопрос? Разве не понятно, кто с тобой говорит с неба? Но Савл спрашивает: «Кто ты?» Почему? Дело в том, что голос с неба говорит фразами из древнегреческих трагедий: «Что ты гонишь меня» (фраза юноши, обращенная к преследующему его Аполлону) и «Трудно тебе идти против рожна» (фраза из трагедии Эсхила). Савл в недоумении, в каком были бы вы, услышь с неба фразы фильмов и песен.

Что это было? Возможно, какие-то технологии, как у египетских жрецов, которые показывали подобные фокусы темному народу, чтобы потом использовать его втемную. Не исключаю, что Савл мог сочинить эту историю. Здесь много странных моментов.

Что религиозную истину невозможно вычислить — это нормально. Истину не удается вычислить даже в точных науках. Например, в математике истину не сердцем чуют, ее там вычисляют и доказывают. Но и там существуют разные школы. Есть даже математическая теорема, отрицающая… точность математики в абсолютном смысле (теорема Геделя о неполноте — средствами системы нельзя описать системы). Что тогда говорить о религии, главным аргументом которой выступает сердце. Так как сердце у всех по-разному чувствует, доказать, что ваше мнение приоритетнее моего, в принципе нельзя.

Например, десять человек прочитали фразу «Блаженны нищие духом» (Мф. 5,3), и каждый ее по-своему понял. Каждый сердцем чувствуют, что ему истина открылась. Но только у всех разная истина. При этом каждый готов идти на страдания и смерть за нее.

Если нет внешней силы, заинтересованной единообразить религию, она в принципе не может быть монолитной. Показатель естественности религии — множество мнений. Не могут свободные в духовных вопросах верующие сами оформиться в централизованный аппарат, где все признают одну истину, а всякое отклонение от нее посчитают ересью.

Показательно, что религия свободна от опеки государства — она требует признания в главном (Храм) и дает свободу в спорном. Потому что тут сердце, а не ум. Сердечная аргументация исключает дискуссию. Только эмоции. Спор на эмоциях — это не спор, а перепалка, только укрепляющая оппонентов в своей правоте. И если нет Храма, споры в пыль раскрошат любую религию, превратив верующих в поклонников карманного бога.

Апостол Павел говорит о духовной свободе: «Надлежит быть и разномыслиям между вами, дабы открылись между вами искусные» (1 Кор. 11:19). Эту мысль повторяет Августин Блаженный: «В главном единство, в спорном свобода, во всем — любовь».

Свобода рождает множество мнений и, как следствие, множество группировок. Но если есть Храм, он удерживает противоречивую массу вместе — центробежные силы уравнивают центростремительными. Если нет Храма, этот «противовес» пропадает. Сообщество разрывается и уподобляется современным поклонникам карманного бога.

Храм есть в каждой религии. Буддизм, даосизм, синтоизм и все прочие религии всегда состояли из школ, имеющих разные мнения по вторичным вопросам. Вокруг новых мнений собирались сторонники, возникали новые школы. Но все они оставались в лоне своей религии, пока не отпадали от своего Храма (совокупности базовых истин-догматов).

Например, в индуизме Храмом является признание трех божеств: Брахма-создатель, Вишна-сохранитель (Кришна), Шива-разрушитель. Эти божества образуют вечный цикл создания-сохранения-исчезновения мира. Кто признает этот факт, тот считается индуистом (в реальности чуть сложнее, нужно еще ритуалы соблюдать, но это вторично).

Помимо трех основных богов индуист может верить в своих домашних богов, по домашнему поверью живущих в его доме. Может приносить им жертвы и поклоняться как хочет. Другие индуисты могут не признавать его домашних богов или даже не знать о их существовании — все это не нарушает целостность индуизма. Потому что есть Храм.

Свобода в религии приводит к возникновению оппонентов. Это показатель жизни. Если исчезает свобода, наступает застой с последующей деградацией и разложением. Нет ни одного исключения. Свобода дает разнообразную жизнь. Несвобода все убивает и появляется однообразная смерть.

Противоборствующие группировки внутри религии похожи на противоборствующие группировки внутри науки. Ученые готовы за свою научную истину в прямом смысле драться (и дерутся реально). Но их Храм науки (фундаментальные законы) обеспечивает единство науки. Признающие этот Храм ученые считают друг друга честными людьми, ищущими истину. А споры… Ну что ж… Природа у человека такая… Зато при спорах расцветают сто цветов.

В свободной научной среде ученым признается тот, кто разделяет базовые истины и оперирует логикой и опытом. В свободной религиозной среде единоверцем признается тот, кто разделяет базовые истины и чистым сердцем ищет ответы на спорные вопросы.

Ситуация переворачивается с ног на голову, когда наука или религия оказывается под пятой государства. Искателей истин власть гонит. Появляются идеологически верные ученые и верующие — начетники и догматики. Истина теперь — это соответствие мнению власти. Если ученый выходит за очерченные рамки, его называют лжеученым. Если верующий выходит за официально очерченные рамки, он получает статус еретика.

Несвободная наука или религия вращаются вокруг нового центра — Власти. Так как у нее нет намерения искать истину, она думает исключительно о сохранении и усилении себя (иначе она не власть), религия, идеология и наука в ее руках превращаются не в живых и свободных искателей истины, а в мертвые инструменты, работающие на власть.

Римская власть в страшном сне не планировала поиск религиозной и философской истины. Она искала решение христианского вопроса, три века бывшего занозой. И вот она нашла решение, создав из новых христиан подчиненную ей конструкцию.

Чтобы духовная армия эффективно культивировала идеологическое единомыслие на всей территории империи, ей нужен центр, вокруг которого она бы вращалась. Этот центр сглаживал бы все противоречия и объединял конфликтующие группировки в целое. Новому христианству нужен был Храм. В роли Храма могла выступить только Власть.

ГЛАВА 18. Ортодоксия

Для римских властей системный кризис был очевиден. Понятно, что проблема не в спорах о природе Христа, а глубже. Не будет этого спора, будет другой, пятый и десятый. Проблема решалась только одним способом — исключить саму возможность таких споров.

В поисках решения этой задачи Рим придумывает принцип, получивший название «ортодоксия». До Рима мир не знал понятия «религиозной ортодоксии». Это изобретение принадлежит сугубо римским аналитикам и политтехнологам.

Суть ортодоксии — информация, объявленная истиной официально, считается такой без всяких рассуждений. Не важно, насколько эта информация соответствует здравому смыслу. Пусть даже ее положения противоречат друг другу — все это не важно. Важно, что если любая информация официально заявлена истиной, значит, это и есть истина.

Второй признак ортодоксии — форма объявляется выше сути. Не важно, насколько верующий честен в своем поиске истины. Согласно ортодоксии, вчера были «блаженны алчущие и жаждущие правды» (Мф. 5,6). Сегодня истину не нужно жаждать, потому что ее теперь должна давать власть от Бога — император Римской империи.

Одной из главнейших задачи ортодоксии было освободить религию от здравого смысла. Если власть через подконтрольных ей священников говорила: сказано, что истина — это, значит, это — истина. И точка. Думать, так ли это на самом деле, не нужно. Даже если ты со всем согласишься, все равно лучше соглашаться не через понимание, а через веру.