Тотальность иллюзии (СИ) - Борзых Станислав Владимирович. Страница 55

Предположим, вы являетесь счастливым владельцем полотна кисти Моне. Картина, естественно, стоит кучу денег, и ни скушать, ни расстелить её в качестве скатерти нельзя. Остаётся только любоваться замыслом и исполнением в соответствии с общепринятыми эстетическими критериями. И, вот, тут-то и происходит самое интересное. Чувство прекрасного, особенно в отношении холстов, не появляется у нас с рождения – его необходимо воспитывать. Если же вас ничему на этот счёт не обучили, то наличие данного произведения искусства ничего вам не даст. Это всё равно, что иметь машину без прав и умений её водить.

В общем, если вы не умеете извлекать пользу из обладания, ничего потребить вы не сможете. А для того, чтобы чему-то научиться, необходимо взаимодействовать с другими людьми. Это не значит, что они непременно наставят вас на путь истинный, вполне вероятно вы вообще не получите от них никакую помощь. Система работает не так. Она функционирует тогда, когда все разделяют одни и те же взгляды. Если все, скажем, считают, что одна марка лучше другой, то так и будет до тех пор, пока общее мнение не претерпит соответствующих изменений.

В-третьих, раз существует единая структура оценки, то все товары можно расположить в её рамках по принципу большей или, напротив, меньшей полезности. Но в таком случае возникает одна сложность. Люди отличаются друг от друга как запросами, так и благосостоянием, что неизбежно влечёт за собой образование отдельных сегментов и лакун. Впрочем, несмотря на то, что целая картина начинает делиться на части, внутри каждой области продолжают работать единые принципы. И, кстати, сама она тоже сохраняется, потому что остаются универсальные деньги.

Так, например, одни авторы стоят больше других просто потому, что им отдаётся предпочтение. Звучит, разумеется, как тавтология, но именно она и показывает истинную природу вещей в рамках рыночной экономики. Ценители, конечно, могут долго и обстоятельно рассказывать о преимуществах и недостатках, но правда такова, что они разделяют общее мнение. И даже в только что открытых областях наблюдается то же самое.

Естественным образом возникает вопрос о необходимости ранжирования. Но в данном случае я просто сошлюсь на моё описание рынка. Мысля масштабными категориями, сравнение неизбежно потому, что люди вообще склонны к созданию иерархий. У меня машина лучше, значит, и я в чём-то превосхожу тебя, у которого автомобиль хуже.

Это подводит нас к следующему. В-четвёртых, потребление выполняет функцию отражения. В России иногда смешно и вместе с тем грустно наблюдать за тем, как какая-нибудь девушка садится в шикарную в общепринятом представлении машину только потому, что, по-видимому, считает её обладателя в чём-то более привлекательным по сравнению со всеми остальными, у кого подобного средства передвижения нет. Вряд ли стоит даже опровергать её подход. Но он ярко иллюстрирует соответствующую позицию, разделяемую очень многими.

Товары сегодня – это не просто вещи утилитарного назначения. Они несут в себе некоторые смыслы. А последние как бы отражают внутренний мир, духовность, ум и интеллект и много чего ещё владельца того или иного артикула. Я ни в коем случае не имею в виду какую-нибудь захудалую философию некоего бренда. Нет. Всё и прозаичнее, и интереснее.

Можно по-разному относиться к гонке за лейблами или пропагандировать умеренный стиль жизни, или совершать ещё нечто подобное. Однако это не поможет вам в том, чтобы избавиться от товаров навсегда. Какую-то диспозицию занять придётся. Вот именно она и показывает вашу природу. Человек, который носит кроссовки, наверное, считает, что это удобная обувь. А приверженец общественного транспорта разделяет опасения по поводу загруженности городских магистралей. И т.д. и т.п. Вещи – это наши отражения.

Наконец, в-пятых, потребление обычно ассоциируют с удовлетворением потребностей. И хотя с этого, наверное, стоило бы начать, я полагаю, что этим лучше закончить. Но что же такое нужда? И откуда они берутся?

Определение потребности тавтологично. Обычно её обозначают как некое состояние нужды, при котором человеку что-то недостаёт. Кроме того она отличается от желания или мечты, которые также имеют дело с чем-то отсутствующим, но, по-видимому, с чем-то таким, неимение чего не угрожает важному или существенному в плане благополучия индивида. Как видно, тут всюду обнаруживаются утверждения без каких бы то ни было оснований, но, к сожалению, ничего лучшего у нас просто нет.

В любом случае, потребность связана с отсутствием. Если в рамках системы важное определяется как таковое в отношении обратного, то надо понять, что наделяется таким качеством. Должно быть ясно, что всякая структура заинтересована в том, чтобы, по возможности, сохранить себя во времени и в занимаемом ею пространстве, которые она под себя же и преобразует. В данном смысле есть резон в том, чтобы наделить одни вещи и лишить другие ценности.

Конечно, существуют потребности, которые нельзя просто так элиминировать. В обычной классификации они называются базовыми и связаны с инстинктивной природой человека. Но даже в их рамках всегда находится простор для манипуляций. Ведь мы, скажем, едим не только то, что утолило бы наш голод, но и многое такое, что с данной нуждой никак не сопряжено. В остальном же наблюдается очевидная свобода действий общества. Воля и активность в том, чему придать, а у чего отобрать ценность.

В этой связи приходится снова констатировать тот факт, что товары сами по себе ничего не стоят до тех пор, пока они не становятся желанными. В отсутствии потребности вещи никому не нужны. Следовательно, ценность создаётся системой, которой необходимо, чтобы люди продолжали тратить деньги и нервы на то, что их заставляют или приучают жаждать. Таким образом, структура и воссоздаётся во времени и пространстве.

Потребление в современном мире таково, что оно, во-первых, неразрывно связано с логикой существования рыночной экономики, а, во-вторых, неотделимо от функционирования капитализма в нынешнем его виде, о чём речь пойдёт ниже. Фактически это означает следующее. Действительно люди стали товарами – к ним применяется та же лексикография, что и в отношении любых других вещей, а, значит, они и превратились в материальные объекты.

Я не собираюсь причитать по этому поводу. Жизнь такова, какова она есть. Но меня интересует один очень важный момент. Можно ли вырваться из данной структуры, либо же она представляет собой нечто неизбежное, как бы мы это не воспринимали? Я полагаю, что ответ будет отрицательным, но существенно даже другое. Вопрос состоит в том, вообразим ли иной мир по сравнению с тем, в котором мы обитаем?

Сейчас я сижу за столом перед ноутбуком, который был приобретён в соответствии с логикой системы современного потребления. Вместе с тем я набираю на нём строчки, явно противоречащие этой структуре. Не наблюдается ли тут расхождения или всё происходит так, как и должно быть? Отчасти, разумеется, присутствуют явные несостыковки. Вообще говоря, извлечение мною пользы от обладания данным инструментом не совсем сообразуется с тем, что изначально в него закладывалось. Этот компьютер способен на гораздо большее по сравнению с тем, что я от него получаю. В конце концов, он – не пишущая машинка.

С другой стороны, этот элемент присутствовал в нём, хотя, наверное, предполагалось, что его пользователь станет применять его как игровую консоль, наслаждаться широким экраном и функцией объёмного звука для просмотра фильмов и многое другое. Однако пишущая машинка в нём была изначально – нельзя же, в самом деле, обойтись без клавиатуры вовсе!

Человек – существо творческое. И, по крайней мере потенциально, он способен на то, чтобы придать вещам предположительно иную роль и, соответственно, извлечь выгоду, не связанную с замыслом её производства. Возможно же забивать сотовым телефоном гвозди, пусть и не очень эффективно. То же самое касается и предполагаемого выхода из логики современного потребления. Как и всякая другая система, эта рисует в нашем воображении площадки для демонстрации нашей свободы, в реальности лишив нас воли и ограничив её неким предустановленным набором.