Еретики Дюны - Герберт Фрэнк Патрик. Страница 4

Лито II называл это Золотой Тропой, и этот Данкан Айдахо, типовой гхола, которого она видела сейчас под собой, был заметной фигурой в этом наводящем благоговейный ужас движении. Лусилла изучала отчеты Бене Джессерит — возможно самые лучшие во всем мироздании. Даже сегодня на большинстве планет Старой Империи до сих пор разбрызгивают капли воды на восток и на запад, произнося местные варианты: «Пусть твое благословение снизойдет на нас за это подношение, о Бог бесконечной силы и бесконечного милосердия».

Некогда добиться такого повиновения было задачей Бене Джессерит и их прирученного жречества. Но это обрело свою собственную инерцию, ставшую назойливым принуждением. Даже самые сомневающиеся из верующих говорили: «Что ж, вреда это причинить не может». Это было достижение, которое самые лучшие религиозные конструкторы Защитной Миссиоиерии Бене Джессерит наблюдали с восхищением, страхом и благоговением разочарования. Тиран превзошел лучших из Бене Джессерит. Пятнадцать сотен лет прошло со времени смерти Тирана, но Орден до сих пор беспомощен распутать главный узел этого устрашающего достижения.

— Кто отвечает за религиозную подготовку? — спросила Лусилла.

— Никто, — сказала Шванги, — к чему беспокоиться? Если он будет вновь пробужден к своей исходной памяти, то вернется и к своей изначальной вере. Мы будем иметь дело с ней, если когда-либо до этого дойдет.

Время тренировки мальчика вышло. Даже не оглянувшись еще раз на наблюдавших, он покинул внутренний двор и удалился в широкую дверь слева. Патрин тоже покинул свою позицию наблюдателя, даже не взглянув на Преподобных Матерей.

— Пусть тебя не одурачат люди Тега, — сказал Шванги. — У них глаза на затылке. Ведь мать Тега с рождения была одной из нас. Он учит гхолу такому, чего ему вообще никогда не следовало бы знать!

~ ~ ~

Женщина, стоявшая в утреннем свете планеты Дом Соборов перед столом, за которым сидела Верховная Преподобная Мать Алма Тараза, была высока и гибка. Длинная черно-мерцающая аба, облекавшая ее от плеч до пола не могла скрыть грацию, проявлявшуюся в каждом движении тела.

Тараза наклонилась вперед в своем песьем кресле и проглядывала перекладные досье — глифы Бене Джессерит — проецируемые над поверхностью стола только для ее глаз.

«Дарви Одраде» так дисплей определил стоявшую перед ней женщину, а затем последовала сжатая биография, и так уже знакомая Таразе до мелочей. Дисплей служил нескольким целям — всегда надежная памятка для Верховной Матери, позволявшая порой взять паузу для раздумий, когда делаешь вид, будто изучаешь характеристики, и он же снабжал решающими доводами, если в ходе беседы всплывет что-нибудь нежелательное.

«Одраде принесла Бене Джессерит уже девятнадцать детей», — вчитывалась Тараза в информацию, возникавшую перед ее глазами. «Каждый ребенок от другого отца», в этом необычного мало. Но даже такое интенсивное материнство не нарастило на Одраде ненужной плоти. Лицо ее с длинным носом и угловатыми щеками от природы имело — высокомерный вид. Все лицо сужалось к узкому подбородку. Пухлые губы — обещание страсти.

«Мы всегда можем положиться на гены Атридесов», — подумала Тараза.

Позади Одраде затрепетала оконная занавеска, она оглянулась. Они были в утренней комнате Таразы — небольшой элегантно обставленной, отделанной в зеленые тона. Только яркая белизна песьего кресла Таразы выделялась из общего фона. Окна эркера смотрели на восток — на сад, лужайку и отдаленные снежные вершины гор планеты Дом Соборов, похожие на театральные декорации.

Не поглядев на нее, Тараза сказала:

— Я обрадовалась, когда ты и Лусилла приняли назначение. Это намного облегчает мою задачу.

— Я бы хотела встретиться с этой Лусиллой, — сказала Одраде, глядя на макушку Таразы. Голос Одраде был мягким контральто.

Тараза откашлялась.

— Нет надобности. Лусилла одна из наших Геноносительниц. Вы обе получили идентичное либеральное образование, обусловившее вашу подготовленность.

Было что-то оскорбительное в небрежном тоне Таразы и только их давнее знакомство уняло вспыхнувшее немедля раздражение Одраде. Частично — из-за слова «либеральное», разобралась она. Предки-Атридесы взбунтовались в ней при этом слове. Словно все ее накопленные женские воспоминания накинулись на бессознательные выводы и поверхностные предубеждения, скрывающиеся за этим словом.

«Только либералы на самом деле мыслят. Только либералы разумны. Только либералы понимают нужды своих собратьев».

«Сколько же зловредности скрыто за этим словом! — подумала Одраде. Как же сильно тайное „я“ требует ощущения своего первенства».

Одраде напомнила себе, что Тараза, не смотря на свой небрежный до оскорбительности тон, использовала этот термин только в католическом смысле: общее образование Лусиллы полностью соответствовало образованию Одраде.

Тараза откинулась, устраиваясь поудобнее, не отрывая взгляда от дисплея. Свет из окон, выходящих на восток, осветил лицо невысокой женщины — чуть-чуть старше Одраде — положив тени под носом и подбородком. Тараза сохранила часть красоты, благодаря которой она когда-то была самой надежной при скрещивании с трудными мужскими особями. Ее лицо — длинный овал с мягко закругляющимися щеками. Черные волосы собраны в большой тугой пучок на затылке, полностью обнажая лоб. Рот Таразы едва открывался, когда она говорила — полнейший контроль за движениями. Внимание наблюдателя все время привлекали ее глаза: повелительные и затопленные синевой. Ее лицо производило впечатление маски вежливости, из-под которой не проглянут разоблачающие истинные переживания.

Одраде знала, когда Верховная Мать принимает такую позу: вскоре Тараза забормочет себе под нос. Ну, точно, именно, как Одраде и ожидала, Тараза что-то забормотала про себя.

Верховная Мать размышляла, следя за выдающим информацию дисплеем с огромным вниманием. Многие дела занимали ее мысли.

Это успокаивало Одраде. Тараза не верит, что существует некая благотворная сила, руководящая человечеством. Защитная Миссионерия и Намерения Ордена — вот что хоть как-то ценно в мире Таразы. Все, служащее этим целям, даже происки давно умершего Тирана, должно почитаться благом. Все остальное — зло. Чужеродные вторжения из Рассеяния — особенно эти возвращающиеся потомки Рыбословш, называющие себя Преподобными Черницами — никак не заслуживают доверия. Собственная паства Таразы, и даже противостоящие ей в Совете, это, в конечном итоге, Бене Джессерит — единственное, чему можно доверять.

Так и не поднимая глаз, Тараза проговорила:

— Ты знаешь, что если сравнивать тысячелетия, предшествующие Тирану, с прошедшими после его смерти, то уменьшение крупных конфликтов феноменально. Со времени Тирана их число стало меньше, чем два процента от того, что было прежде.

— Насколько мне известно, — ответила Одраде.

Тараза метнула на нее короткий взгляд и сразу опустила глаза.

— Что?

— Невозможно получить сведения, сколько войн велось за пределами нашего обитания. Есть ли у тебя статистика от людей Рассеяния?

— Конечно нет!

— Ты говоришь о том, что именно Лито укротил нас, — сказала Одраде.

— Если тебе этого хочется, пусть будет так.

Тараза отметила что-то, увиденное на дисплее.

— Следует ли приписать это заслугам нашего любимого башара Майлза Тега? — спросила Одраде. — Или его талантливым предшественникам?

— Этих людей выбирали мы, — сказала Тараза.