Сверхъестественное в первобытном мышлении - Леви-Брюль Люсьен. Страница 22

В более развитых обществах представления мифических животных несколько отличаются от подобного представления. Предки тотемических групп отнюдь не являются животными, совершенно похожими на тех, которые существуют, однако они мистически совмещают в себе одновременно и животную, и человеческую природу. В них, так сказать, отражается та партиципация, которая составляет основу единения общественной группы и ее тотемического животного. Например, в британской Колумбии «я пытался узнать от него (от моего обычного осведомителя), носит ли племя имя „выдра“, рассматривает ли оно выдр как своих родственников, уважает ли оно этих животных, воздерживаясь от умерщвления их и от охоты на них. В ответ на вопрос он улыбнулся и покачал головой. Позже он объяснил, что они, несомненно, верят, что их отдаленный предок действительно был выдрой, но вовсе не думают, будто это была такая же выдра, какие существуют сейчас. Выдры, от которых они произошли, были людьми-выдрами, а не животными: они обладали способностью менять облик мужчины или женщины на облик выдры. Все животные былых времен были таковы. Они не были просто животными: они были также и людьми, по своей воле они могли принимать либо человеческий, либо животный облик, облекаясь в шкуру животного или снимая ее… Индейцы томпсоны имеют в своем языке специальный термин для различения этих мистических существ от обыкновенных животных».

Таким образом, мистическими партиципациями объясняются и те формы родства, которые низшими обществами рассматриваются как естественные и очевидные, какими бы смешными и нелепыми ни казались они европейским наблюдателям. Негритянский царь Квенгеза, как рассказывает дю'Шалью, отказывался есть мясо, которое ему подавали. «Оно для меня рунда», — сказал он. Он объяснил, что мясо Bos boachiceros является для его рода запретным… на том основании, что за много поколений до этого одна женщина из рода вместо ребенка родила теленка. Я засмеялся, но царь весьма серьезно заметил, что он может мне показать женщину из другого рода, бабушка которой родила крокодила, так что для этой семьи крокодил является рунда…В этом пункте они отличаются религиозной щепетильностью. трудно найти человека, для которого какая-нибудь пища не была бы рунда. Было бы бесполезно опровергать верования подобного рода, встречающиеся очень часто. Опыт в тех весьма редких случаях, когда он имеет место, совершенно бессилен против них. Раджа Брук рассказывает об одном человеке, у которого аллигатор, несмотря на мистическое родство с ним этого человека, изувечил ногу. «Я спросил у него, отомстил ли он за это аллигаторам. „Нет, — ответил он, — у меня никогда не было желания убить аллигатора, так как сны моих предков всегда запрещали это делать. Я не могу объяснить себе, каким образом аллигатору пришло в голову напасть на меня. Должно быть, он принял меня за чужого, а духи, видя эту ошибку, спасли мне жизнь“».

Как же обстоит дело, когда социальная группа или отдельная личность считает себя связанной или родственной с тотемическим животным, когда она объективирует сопричастность в своих конкретных отношениях с данным животным, — имеется ли при этом в виду весь данный животный вид, взятый, так сказать, отвлеченно, все представители вида, рассматриваемые коллективно, наконец, та или иная животная особь? Для логического мышления это раздельные гипотезы, взаимно исключающие одна другую. Логическому мышлению пришлось бы выбирать какую-нибудь из них. Пра-логическое мышление на деле почти никогда (за исключением такого случая, который был упомянут выше, с лесной душой) не различает указанных гипотез именно потому, что закон сопричастности, который является руководящим началом этого мышления, позволяет ему без всякого затруднения одновременно мыслить индивидуальное в коллективном и коллективное в индивидуальном. Мышление это представляет между отдельным медведем и медведями, между бизоном и бизонами, между лососем и лососями мистическую сопричастность, и ни вид в целом, ни раздельное существование особей не имеют для первобытного мышления того смысла, каким они обладают для нас.

К кому относятся те почести, которые столь часто и столь торжественно оказываются убитому на охоте животному, к данной ли животной особи, или же к гению вида в целях обеспечить себе его расположение? Для первобытного мышления такой альтернативы не существует: почести оказываются одновременно и нераздельно особи и виду. «Один француз бросил однажды пойманную им мышь, которую подобрала девочка, чтобы съесть ее: отец ребенка вырвал мышь и принялся гладить мертвое животное… он делал это, по его словам, для того чтобы умиротворить гения мышей, дабы он не мучил его дочери после того, как она съест мышь». Гений-хранитель ¹⁸ является переводом на язык логической мысли такой связи, такого отношения, которое в действительности не может быть выражено в категориях логической мысли: отношения сопричастности между животным-особью и животным-коллективом. Сопричастность основывается, как нам кажется, не на тождественности анатомического строения, физиологических функций и внешне заметных черт, улавливаемых опытом, сопричастность представляется и ощущается в форме духа, как и всякая реальность, воспроизводимая пра-логическим мышлением. В животном это мышление особенно интересуют не его видимые формы и качества (если отвлечься от потребности питаться им; да и то — съесть мясо какого-нибудь животного значит прежде всего мистически причаститься его сущности); пра-логическое мышление интересуется прежде всего духом, проявлением которого выступает это животное, духом, от которого зависят его мистические отношения и связи с определенными человеческими группами (безразлично, рассматривается ли оно индивидуально или коллективно). Невидимый, неосязаемый дух одновременно присутствует во всех и в каждом. Такое многосущие совершенно не причиняет никаких затруднений пра-логическому мышлению.

Бенкрофт сообщает об одном калифорнийском веровании, которое ему кажется совершенно непонятным, но оно ясно освещает мистическую сопричастность между особью и видом. «Они называют эту птицу (сарыча) Panes, и раз в году у них бывает праздник, носящий то же имя. Главная церемония этого праздника заключается в умерщвлении сарыча без пролития хотя бы единой капли крови. Затем птицу обдирают, тщательно следя за тем, чтобы не повредить ее оперения. В заключение труп птицы погребают в священной ограде среди проявлений скорби со стороны старух, которые плачут, как если бы они потеряли родственника или друга. Предание объясняет это дело так: Panes была когда-то женщиной, которую великий бог Чиниг-чинич застал однажды блуждающей в горах; он превратил ее в птицу. Я, однако, не вижу, какую связь это могло иметь с ежегодным принесением в жертву птицы и с определенными странными идеями, связанными с жертвоприношением: в самом деле, туземцы верили, будто каждый раз, когда птица умерщвлялась, она возвращалась к жизни; кроме того, они питали твердую веру, способную двигать горами, в то, что все птицы, умерщвляемые во время годового праздника в огромном количестве удаленных друг от друга селений, являются одной и той же птицей».

До сих пор мы в коллективных представлениях первобытных людей рассматривали то, что можно было бы называть отношением сопричастности главным образом с точки зрения статической, т. е. те отношения, которые управляют существованием объектов, естественных явлений, индивидов, видов. Попробуем встать на динамическую точку зрения, т. е. рассмотрим влияния, которые существа и предметы оказывают друг на друга. По правде сказать, одна из характерных черт пра-логического мышления заключается в том, что в огромном количестве случаев различие между этими двумя точками зрения почти стирается. Очень часто мы совершенно не в состоянии различить, является ли действие внутренне присущим предмету, ему имманентным, или же переходным. Действие (несмотря на всю затруднительность для нас совмещения того, что кажется нам противоположным) — одновременно и то и другое. Таково, например, действие, которое, как мы видели, оказывает тотемическая группа на животное или растение, служащее ей тотемом, путем церемоний интихиума. Точно так же в Северной Америке члены тотема «ветра» считают способными оказывать специальное влияние на blizzard; к ним обращаются с просьбой о ниспослании ветерка, когда очень уже одолевают москиты. В Торресовом проливе туземцы думают, что человек, принадлежащий к группе умай (имеющей своим тотемом собаку), понимает привычки собак и обладает способностью проявлять над ними особую власть. У племен Центральной Австралии человек из тотема euro дает человеку из тотема сливового дерева чурингу, над которой он произносит соответствующее заклинание, и чуринга помогает ему в охоте на это животное. У туземцев племени каитиш вождь тотема воды должен тщательно воздерживаться от магических операций, заключающихся в направлении кости или палки против врага, ибо если он совершил такое магическое действие, то вода сделалась бы грязной и вонючей.