Мифы и личностные изменения. Путь к блаженству - Кэмпбелл Джозеф. Страница 6

Как и многие секты, отрицающие жизнь, джайнизм предполагает разделение на два сообщества. Одно из них — светское, члены его живут в миру. Они поддерживают существование другого сообщества, состоящего из монахов и монахинь, которых поддерживает первое сообщество. В принципе, те и не нуждаются в значительной поддержке, потому что удаляются в лесную чащу, выполняя основную задачу — уйти.

Что нужно сделать для этого? Для начала перестать употреблять в пищу все, что кажется живым. Вы, конечно, не будете есть мясо, это табу номер один. Но вы не будете питаться и тем, что ведет растительную жизнь. Вы не сорвете с ветки ни апельсина, ни яблока. Вы будете ждать, когда они сами упадут на землю. Представьте себе чудесное меню джайниста-аскета. В конце концов вам остается только питаться сухими листьями и чем-то наподобие этого, зато взамен вы освоите дыхание по системе йогов и научитесь переваривать каждую частичку всего, что съели.

Вторая цель заключается в том, чтобы, ведя подобное существование, утратить к жизни всякое желание. Дело не в том, чтобы умереть от того, что вы утратили желание жить, а в том, чтобы первое совпало со вторым. На высших ступенях посвящения вам необходимо каждый день приносить обет не совершать больше определенного количества действий; необходимо сократить количество шагов, которые вы совершаете, потому что с каждым шагом, особенно в лесу, вы повреждаете какое-то количество мха, давите муравьев, причиняете вред почве.

Идея, заключенная в этой традиции, — и это фантастический образ Вселенной, — заключается в том, что у всех вещей вокруг есть душа, и это монады жизней стремятся вверх. Вы наступаете на живое. Я думаю, что это — один из величайших образов вселенной: образ сонма восходящих джива, или живых монад. Напоминает открытую бутылку с газированным напитком: когда ты снимаешь к нее крышку — все пузырьки устремляются вверх. Откуда они берутся? Куда уходят? Они не принадлежат никаким категориям и выходят за любые рамки. В течение всей жизни они стремятся ввысь.

Итак, у нас есть две позиции по отношению к величайшей тайне. Первая — принять ее полностью. Вам не следует ни от чего отказываться. Вы можете контролировать собственное существование, свою социальную роль и так далее, но в глубине души вы принимаете все вокруг. Другая позиция — сказать «нет» всему вокруг и больше не принимать участия в этом ужасе, насколько возможно. Ваша основная задача — отрешиться от мира.

Третья система возникает, насколько можно судить по письменным свидетельствам, в зороастризме, примерно между XI и VII веками до н. э. Появляется представление о божестве по имени Ахура Мазда, повелителе света и истины, который создал весь мир. Ангра Майну, повелитель обмана, разрушает этот мир или отрицает его. Как учил Заратустра (или Зороастр), вскоре должно быть восстановлено идеальное мироздание, и мы примем участие в этом восстановлении. Следуя добру, а не злу в нашей повседневной жизни и во всех наших деяниях, мы постепенно будем способствовать восстановлению мира утраченного добра. Часть этих узнаваемых верований дошла до нас на поздних этапах библейской традиции в христианском учении о грехопадении и воскресении из мертвых.

Такая позиция предлагает мифологию, которая призвана улучшить положение вещей, такой взгляд на мир предполагает возможность, что с помощью определенных действий можно совершить некоторые изменения. Молитва или добрые деяния помогут человеку изменить базовые принципы, фундаментальные основы жизни. Вы принимаете факт существования этого мира при условии, что он будет соответствовать вашим представлениям. Все равно что жениться на ком-то исключительно с целью сделать его лучше — по сути, это вовсе не брак.

Насколько мне известно, существует три основных мифологических точки зрения на высокоразвитые культуры: одна принимает все сущее, вторая — все отвергает, а третья говорит: «Я приму этот мир, если он станет таким, каким, по моему мнению, должен стать». Распространенное светское воплощение этой последней позиции находит свое выражение, безусловно, в стремлении к постоянным реформам, к прогрессу, которое современный человек легко заметит во всем, что его окружает.

Мифологический порядок — это система образов, которые позволяют сознанию обрести смысл существования. Однако у него самого смысла нет — он просто существует. Это наш разум пытается найти смыслы; он может функционировать, только если осознает (или придумывает) некую систему правил.

Мифология предлагает игру: поверь в то, что делаешь то-то и то-то. В конце концов, в ходе этой игры вы приобретаете положительный опыт бытия-в-бытии, участия в жизни, которая наполнена смыслом. В этом и состоит первая функция мифологии: вызвать в человеке чувство признательности и жизнеутверждающего благоговения перед чудовищной тайной, которой является наше существование.

Вторая функция мифологии — представить такой образ космоса, вселенной вокруг нас, который будет поддерживать и вызывать это чувство благоговения. Данную функцию мифологии можно обозначить как космологическую.

Здесь не поднимается вопрос истинности. Ницше утверждает, что для верующего нет ничего хуже истины [11]. Так ли это? Да кому какое дело? В сфере мифологического сознания меня устраивает существующее положение дел, оно — источник моей жизни. Попробуйте подвергнуть сомнению космологическую достоверность архаических представлений священника о вселенной и мировой истории. И услышите в ответ: «Кто ты такой, узколобый умник, чтобы сомневаться в этом чуде, источнике всей моей жизни?»

Люди живут, играя в определенную игру, и вы можете разрушить ее, вылезая в роли Мистера Зануды и заявляя: «Ну и толку от этого?» Космологический образ создает для вас поле игры, приняв правила которой, вы сможете примириться со своей жизнью, своим существованием, собственным сознанием, или ожиданиями, или смыслом жизни. Вот что может дать мифология или религия.

Конечно, система должна создавать смысл. Я испытал одно из величайших потрясений в жизни во время миссии «Аполлона-11» на Луне. Это было как раз накануне высадки на лунную поверхность, когда трое отважных людей прилетели к Луне в канун Рождества и рассказывали, как там сухо и пустынно. А потом, в честь Рождества, они стали читать библейскую главу о сотворении мира. Они читали вслух древние слова, не имеющие никакого отношения к космосу, где плыл корабль, читали о плоском трехслойном торте, которым представлялась вселенная, за семь дней созданная Господом, жившим как раз где-то там, где сейчас летели космонавты. Они читали о том, как были разделены воды вверху и воды внизу, и сразу же заметили, какая Луна сухая. Несоответствие между религиозной традицией и актуальным физическим явлением до глубины души потрясло меня в тот вечер. Какой ужас для нашего мира, что до сих пор в нашем распоряжении нет ничего, что бы могло затронуть души людей так глубоко, как эти строки, и быть при этом осмысленным, применимым к наблюдаемому миру вокруг нас!

Одна из проблем библейской традиции заключается в том, что представляемая в ней вселенная описывается в соответствии с шумерскими представлениями, которые существовали пять тысяч лет назад; с тех пор у нас появилось две модели Вселенной. Была система Птолемея, и за прошедшие четыре или пять тысяч лет у нас появилась система вселенной Коперника, описывающая Солнечную систему и вращающиеся галактики. Но посмотрите, вот они мы, — завязли в занимательной истории, описанной в первой главе о Сотворении мира!

Итак, вторая функция мифологии заключается в том, чтобы представить такой образ космоса, который бы поддерживал в нас чувство мистического благоговения и объяснял бы все, с чем приходится сталкиваться во вселенной, которая нас окружает.

Третья функция мифологического порядка заключается в том, чтобы создать определенную социологическую систему и придать ей ценность: создать систему общих для всех представлений о том, что хорошо и что дурно, что уместно и что неуместно, от чего будет зависеть существование общества как отдельной единицы.