О проблемах языка и мышления - Ленин Владимир Ильич. Страница 27

«Чувственное представление и есть вне нас существующая действительность»!! Это как раз и есть та основная нелепость, основная путаница и фальшь махизма, из которой вылезла вся остальная галиматья этой философии и за которую лобзают Маха с Авенариусом отъявленные реакционеры и проповедники поповщины, имманенты. Как ни вертелся В. Базаров, как он ни хитрил, как ни дипломатничал, обходя щекотливые пункты, а все же в конце концов проговорился и выдал всю свою махистскую натуру! Сказать: «чувственное представление и есть существующая вне нас действительность» – значит вернуться к юмизму или даже берклианству, прятавшемуся в тумане «координации». Это – идеалистическая ложь или увертка агностика, тов. Базаров, ибо чувственное представление не есть существующая вне нас действительность, а только образ этой действительности. Вы хотите уцепиться за двусмысленность русского слова: совпадать? Вы хотите заставить несведущего читателя поверить, что «совпадать» значит здесь «быть тем же самым», а не «соответствовать»? Это значит построить всю подделку Энгельса под Маха на искажении смысла цитаты; не более того.

Возьмите немецкий оригинал, и вы увидите слова «stimmen mit», т.е. соответствуют, согласуются – последний перевод буквален, ибо Stimme означает голос. Слова: «stimmen mit» не могут означать совпадать в смысле: «быть тем же самым». Да и для читателя, не знающего по-немецки, но с капелькой внимания читающего Энгельса, совершенно ясно, не может не быть ясно, что Энгельс все время, на протяжении всего своего рассуждения трактует «чувственное представление» как образ (Abbild) вне нас существующей действительности, что, следовательно, слово «совпадать» можно употребить по-русски исключительно в смысле соответствия, согласованности и т.п. Приписать Энгельсу мысль, что «чувственное представление и есть вне нас существующая действительность», это – такой перл махистского извращения, подсовывания агностицизма и идеализма под материализм, что Базарова нельзя не признать побившим все рекорды!

Не забудьте, что для Беркли идеи и вещи – одно и то же.

«У меня, – возражал Шуппе Вундту, – положение „бытие есть сознание“ имеет тот смысл, что сознание без внешнего мира немыслимо, что следовательно последний принадлежит к первому…» Большую надо иметь наивность, чтобы не видеть чистокровного субъективного идеализма в подобном «реализме»!..

…Хотелось бы мне перевести на немецкий язык изречение Базарова «чувственное представление и есть вне нас существующая действительность» и послать его к сколько-нибудь толковому имманенту. Он расцеловал бы Базарова и зацеловал бы его так же, как расцеловали Маха и Авенариуса Шуппе, Леклеры и Шуберты-Зольберны. Ибо изречение Базарова есть альфа и омега учений имманентной школы.

Общественное бытие и общественное сознание не тождественны, – совершенно точно так же, как не тождественно бытие вообще и сознание вообще. Из того, что люди, вступая в общение, вступают в него, как сознательные существа, никоим образом не следует, чтобы общественное сознание было тождественно общественному бытию… Общественное сознание отражает общественное бытие – вот в чем состоит учение Маркса. Отражение может быть верной приблизительно копией отражаемого, но о тождестве тут говорить нелепо. Сознание вообще отражает бытие – это общее положение всего материализма. Не видеть его прямой и неразрывной связи с положением исторического материализма: общественное сознание отражает общественное бытие – невозможно.

Попытка Богданова незаметным образом поправить и развить Маркса «в духе его основ» [в статье «Развитие жизни в природе и обществе», 1902 г., А. Богданов выдвинул положение: «общественное бытие и общественное сознание в точном смысле этих слов тождественны». Ред.] представляет из себя очевидное искажение этих материалистических основ в духе идеализма.

Суверенно ли человеческое мышление? Прежде чем ответить утвердительно или отрицательно на этот вопрос, мы должны сначала исследовать, что такое мышление. Идет ли тут речь о мышлении какого-нибудь отдельного индивида? Нет. Человеческое мышление существует только как индивидуальное мышление многих миллиардов прошедших, настоящих и будущих людей.

Если теперь я объединю в своем представлении мышление всех этих людей (включая сюда и будущие поколения) и скажу, что оно суверенно, что оно в состоянии познать существующий мир, – поскольку человечеству обеспечено достаточно длительное существование и поскольку познанию не будут поставлены границы органами и предметами познавания, – то я скажу лишь нечто изрядно банальное и, к тому же, изрядно бесплодное. Ведь наиболее ценным результатом этой мысли было бы крайнее недоверие к нашему теперешнему познанию, ибо, по всей вероятности, мы стоим лишь в самом начале истории человечества, – и поколения, которым придется исправлять нас, будут, надо думать, гораздо многочисленнее, чем поколения, знание которых – часто недооценивая его – исправляем теперь мы.

Господин Дюринг сам считает неизбежным, что сознание – а значит, мышление и познавание – может обнаруживаться лишь в ряде отдельных существ. Мышление каждого подобного индивида мы можем признавать суверенным лишь постольку, поскольку мы не знаем никакой власти, которая была бы способна силой навязать ему, в здоровом, бодрствующем состоянии, какую-нибудь мысль. Что же касается суверенного характера познаний каждого отдельного индивида, то мы все знаем, что об этом не может быть и речи, и что, судя по прошлому опыту, во всех этих познаниях, без исключения, содержится гораздо больше элементов, нуждающихся в исправлении, чем не нуждающихся в нем, или правильных.

Иными словами: суверенность мышления осуществляется в ряде крайне несуверенно мыслящих людей: познание, притязающее на безусловную истину, – в ряде относительных заблуждений; как эта суверенность, так и это познание могут быть вполне осуществлены лишь в процессе бесконечного существования человечества.

У нас здесь снова, как и выше, то же самое противоречие между сущностью человеческого мышления, неизбежно представляемого нами себе абсолютным, и его осуществлением в одних лишь ограниченно мыслящих индивидах, противоречие, находящее свое решение только в бесконечном прогрессе, в нескончаемой – по крайней мере, практически для нас – преемственной смене людских поколений. В этом смысле человеческое мышление столь же суверенно, как и несуверенно, его показательная способность столь же неограниченна, как и ограничена. Оно суверенно и неограниченно по своим задаткам, по своему назначению, по своим возможностям, по своей исторической конечной цели; но оно несуверенно и ограничено по отдельному осуществлению, по данной в то или иное время действительности.

Всякое истинное познание природы есть познание вечного, бесконечного, и поэтому оно по существу абсолютно.

Но у этого абсолютного познания есть своя серьезная заковыка. Подобно бесконечности познаваемого вещества, которое составляется из одних лишь конечностей, так и бесконечность абсолютного познающего мышления слагается из бесконечного количества конечных человеческих голов, которые одновременно или последовательно участвуют в этой бесконечной работе познания, совершают практические и теоретические промахи, исходят из неудачных односторонних, неверных посылок, идут неверными кривыми, ненадежными путями и часто даже не распознают истины, хотя и упираются в нее лбом (Пристли).