Вселенная философа (с илл.) - Сагатовский Валерий Николаевич. Страница 17

Ф. Свобода без плана и контроля — это стихийность. Хотите ли вы или нет, но придется понять, что современное человечество не может позволить себе роскошь стихийности ни, для общества в целом, ни для каждой отдельной личности.

В предыстории человеческого общества складываются две крайности в отношении к человеку. Общество, разделенное на антагонистические классы, превращало отдельных людей в средства для достижения целей господствующих классов. Рядовому человеку внушали, что он должен жертвовать собой во имя бога, императора, национальной славы и т. д. А на самом деле он выступал в роли пешки, которая приносилась в жертву ради интересов тех, кто вел большую «шахматную игру», кто занимал господствующее положение. «Высшая цель», по отношению к которой человек рассматривался только как средство для ее достижения, — лишь по видимости носила общественный характер. «Мнимая коллективность, в которую объединялись до сих пор индивиды, всегда противопоставляла себя им как нечто самостоятельное; а так как она была объединением одного класса против другого, то для подчиненного класса она представляла собой не только совершенно иллюзорную коллективность, но и новые оковы», — писал Маркс.

Например, главари гитлеровской Германии внушали немцам, что каждый из них ничто вне народа, что они должны быть готовы принести себя в жертву «фатерланду». В действительности же жертвы приносились интересам монополий и преступной шайки фашистов, захвативших власть.

Так рождается антигуманизм — отношение к человеку только как к средству.

Непосредственной реакцией на антигуманизм является абстрактный гуманизм, объявляющий человека только целью. Антигуманизм подчиняет интересы человека интересам любого общества; абстрактный гуманизм склонен подчинить интересы общества интересам любого человека; любые потребности личности объявляются целью, а общество должно лишь поставлять средства для ее достижения. Однако произвол личности ничуть не лучше произвола общества. Американский гражданин прошлого столетия не знал наказания плетьми со стороны начальства, но сам он, как «свободная личность», считал себя вправе по любому поводу продырявить голову ближнему из своего кольта (и вот теперь страна, считавшая себя самой свободной, действительно стала таковой — для преступников).

Противоположности тут сходятся: один проходимец требует от других людей жертвоприношений во имя высшей надчеловеческой цели, но забирает их себе (как же, ведь он представитель бога на земле), другой требует жертвоприношений от общества во имя высшей человеческой цели, понимая под этой целью прежде всего самого себя (как же, ведь он человек).

Истинное решение вопроса дает марксистская концепция, которую можно назвать конкретным гуманизмом. Подлинный гуманизм исходит не из человека вне общества и не из общества над людьми, но из общественного человека и человеческого общества. Такой гуманизм возможен лишь в обществе, деятельность которого служит средством для удовлетворения интересов отдельных людей, и лишь среди таких людей, для которых интересы общества являются их собственной целью.

Именно о таком единстве интересов общества и личности говорил Л. И. Брежнев, выступая в день 50-летия Советской власти в Грузии: «Все мы понимаем огромное значение оборонного и экономического потенциала страны. Не Меньшее значение имеет и морально-политическое состояние общества, духовный и нравственный облик народа, от чего, кстати сказать, зависит и крепость обороны, и международные позиции нашего государства, и экономические возможности страны. Но для нас, коммунистов, идейный, нравственный рост каждого человека представляет еще и огромную самостоятельную ценность — ведь всестороннее и гармоническое развитие личности является нашей самой высокой целью».

Итак, развитие личности — и цель нашего общества, и средство, условие его собственного развития. И, наоборот, для коммунистической личности развитие общества не только средство, условие для ее всестороннего развития, но и цель, ибо без удовлетворения общественных интересов жизнь такого человека теряет смысл.

Следовательно, и общество и человек одновременно выступают друг для друга и средством и целью. Ни одна из сторон не насилует интересы другой, поскольку они органически совпадают в главном.

Таким обществом может быть лишь коммунистическое. А вот что представляет собой человек, достойный этого общества?

Здесь мы сталкиваемся с одной из больших философских проблем — вопросом о природе человека. Многие буржуазные философы считают, что природа человека представляет собой совокупность врожденных свойств и является неизменной. К тому же еще человек якобы испорчен от природы. Так, современный неотомист (неотомизм — официальная философия католической церкви) К. Бойер заявляет: «Зависть, ревность, тщеславие, стремление к власти — таковы человеческие слабости, которые ни одна экономическая утопия не может исцелить».

Действительно, можно говорить об определенных природных задатках, о биологической природе вида Homo sapiens. Но, во-первых, в числе этих задатков достоинств гораздо больше, чем недостатков. Во-вторых, условия общественной жизни создают общественную, социальную природу человека. Свойства, которые человек приобретает не от природы, а под влиянием общества, гораздо сильнее влияют на его поведение. В-третьих, эта социальная природа не является неизменной: список человеческих черт непостоянен, и плюсы и минусы характера зависят от плюсов и минусов формирующего его общества. Разберемся в этих положениях.

Мне вспоминается символический рисунок на обложке сочинений шведского писателя Августа Стриндберга: изнемогающий человек пытается освободиться от цепких объятий обезьяны. Художник очень тонко передал свой замысел. Кажется, что обезьяна смотрит откуда-то изнутри человека и смотрит с загадочностью сфинкса и с нагловатой хитринкой: никуда, мол, от меня не денешься.

Да, некоторые обезьяньи повадки еще сидят в нас. Нет-нет да и сверкнет вдруг иная «сильная личность» грозным взглядом вожака горильего стада, а другая, как бы помимо воли и сознания, впадает от этого взгляда в гипнотическое состояние и поступает совсем уж недостойно человека. Вот как описывает один из таких древних пережитков психиатр В. Леви в своей книге «Охота за мыслью»:

«Первым делом, на всякий случай, испугаться или обозлиться. И на всякий случай как можно сильней… Этот принцип биологической избыточности отрицательных эмоций, индивидуально сильно варьирующий, но все же выступающий в форме некоторого статистического преобладания — самое тяжкое, самое противоречивое наследие звериного прошлого человека. Этот принцип сохранял жизнь, но он же портил ее; а теперь, с развитием цивилизации и культуры, когда вопрос о сохранении жизни, о непосредственной самообороне уходит все дальше, избыточность потенциала страха и гнева становится все менее выгодной, все более страшной…»

Но не будем очень уж сильно грешить на обезьяну. От наших животных предков мы получили и такие черты, без которых человек не смог бы стать общественным существом. Общество создает человеческую личность, но это становление начинается не на пустом месте. Активная жизнь приматов создала уникальную предпосылку человеческой цивилизации — мозг, который с самого рождения человека оказывается не только слугой организма, но и обладает собственной потребностью в активной переработке информации — прообразом будущей творческой деятельности. «Для развития нервной системы животных, — отмечает психолог Л. И Божович, — достаточно тех раздражителей, которые они получают в естественных условиях своей жизни; что же касается коры головного мозга ребенка, то она уже с рождения представляет собой орган такой степени сложности, при которой он для своего развития нуждается в специальной организации раздражений со стороны взрослого человека и в постоянном их усложнении. Если же раздражений не хватает, у ребенка возникает общая апатия, застой в развитии, а иногда даже смерть».