Идеи и интеллектуалы в потоке истории - Розов Николай Сергеевич "nikolai_r". Страница 2

математического выражения из другого верен независимо от того,

записан ли он в виде словесного рассуждения на латыни,

в посткартезианской символизации, в сунской алгебре или еще каким-

либо образом. Однако, платонизм — это лишь теория; в нем

предполагается то, что должно быть доказано, — будто

математические истины существуют в некотором особом царстве,

никак не соотносящемся с человеческой деятельностью по

формулированию математических утверждений. Это можно показать с

помощью квазиматематического cogito: если я отрицаю, что

математическое утверждение должно существовать в форме какого-то

конкретного типа дискурса, то в самом высказывании я представляю

утверждение в некотором дискурсе. Если я отступаю назад, утверждая,

что математика должна быть трансцендентной, поскольку может быть

переведена с одного языка на другой, то я основываю мое утверждение

на существовании переводов — операций, соединяющих между собой

несколько дискурсов: такой ход не только не позволяет избежать

дискурса, но добавляет еще один его вид [Коллинз, 2002, с. 1117-1118].

Аргумент универсальности причинных объяснений. Объяснение

должно быть симметричным: социальные причины есть не только для

ошибок, но и для достижения истины.

«Вместо того чтобы любой тип каузальности связывать с

заблуждением, не будет ли более правдоподобным утверждение, что

некоторые причины вызывают ложные представления, в то время как

другие вызывают истинные?» [Блур, 2002, с. 173].

Соответствующая сильная программа социологии знания Дэвида

Блура включает следующие принципы:

«Социология знания должна быть каузальной, т. е. иметь в качестве

своего предмета условия, вызывающие те илииные представления и

состояния знания. Естественно, будут иметь место и другие, отличные

от социальных, типы причин, которые соучаствуют в производстве

представлений. Социология знания должна быть беспристрастной

в отношении истины и лжи, рационального и иррационального,

достижений и провалов. Обе стороны данных дихотомий будут

требовать объяснения. Форма ее объяснений должна быть

симметричной. Одни и те же типы причин будут объяснять, например,

истинные и ложные представления» [Там же, с. 166].

Аргументы платонизма

Аргумент «онтологического упрямства», или идеальной природы

нормативности. Научные, особенно математические и логические,

истины имеют принудительный характер, причем помимо какого-либо

контролирующего сообщества.

Правильно поставленная математическая задача имеет определенный ответ; любой, кто

возьмется ее решать, получит именно такой ответ. Источником

«принуждения» к получению этого ответа является не какое-либо

сообщество, но сама задача. Поиск истины часто бывает автономен от

любых социальных обстоятельств. То, что идеальное не может быть

дано вне сообщества понимающих это идеальное людей, означает не

порождение сообществом этого идеального, а лишь то, что люди

являются способами его проявления. Идеальное как сущность

представлено в социальных явлениях, но вовсе не сводится к ним.

Аргумент автономии смыслового содержания от языковых

выражений. Истины науки автономны относительно языка. Верно, что

никакие суждения не могут быть выражены и переданы без какого-

либо языка, но при этом очевидным фактом является инвариантность

смыслового содержания, имеющая высокую автономию относительно

языка выражения. Суть теоремы Пифагора не меняется, будь она

выражена на греческом, латыни, русском, немецком или английском

языке.

Аргумент априорности истин, их независимости от внешних

причин. Наиболее сильный аргумент платонизма, применявшийся

против психологизма, состоит в том, что истины математики и логики

априорны, не зависят от внешних фактуальных причин, в том числе

психических и социальных процессов. Сюда относится и

умозаключение

Гуссерля,

приведенное

им

в « Логических

исследованиях» (гл. 4), которое можно представить в форме

силлогизма: все логические законы точны и известны a priori; все

психологические законы неточны и известны a posteriori; следовательно, ни один логический закон не является психологическим законом.

Априорность и рациональность истин и верных решений с этой

точки зрения не требует внешних социальных или психологических

причин. Рациональность обусловливает сама себя. Причины

правильного решения задачи рациональны, причины ошибок имеют

психологический или социальный характер.

«Пусть психолог скажет нам, почему мы обманываемся; однако, мы

можем сказать самим себе и ему, почему мы не обманываемся» [Ryle,

1949, p. 308, цит. по Блур, с. 168].

Противопоставление внутренней рациональной обусловленности и

внешней фактуальной зафиксировано и в такой формулировке,

восходящей к антискептическим аргументам.

«Если все высказывания фактуально детерминированы и ни одно

высказывание не является абсолютно истинным, тогда само данное

высказывание, если оно истинно, не является абсолютно истинным, но

фактуально детерминировано» [Bottomore, 1956, p. 52, цит. по Блур,

2002, с. 178].

Блур суммирует такого рода взгляды в следующей формуле:

«ничто не заставляет людей делать что-то правильно, но, конечно же,

есть нечто, что заставляет их ошибаться» [Блур, 2002, с. 168].

Обобщение и преодоление предпосылок

О ПРИРОДЕ «ОНТОЛОГИЧЕСКОГО УПРЯМСТВА» И НОРМАТИВНОСТИ.

Общность предпосылок обеих позиций состоит в следующем.

Источник нормативности, т. е. принудительного характера научных

истин, может находиться только в одной из двух полностью

независимых и абсолютно отдельных друг от друга сферах, либо

в сфере идеального (платонизм), либо в сфере социального

(социологизм). Автономия явлений внутри некоторой сферы

(например, идеального) относительно другой сферы (например,

социального) означает принципиальное различие этих явлений по

природе, непреодолимый онтологический разрыв, невозможность

взаимовлияния, взаимопроникновения и совместного действия

закономерностей разных сфер.

Для преодоления этой скрытой предпосылки, общей для, казалось

бы, диаметрально противоположных позиций платонизма и

социологизма, воспользуемся дюркгеймианским представлением о

социальном характере сакрального.

Вполне очевидно, что истинность, правильность, достоверность

имеют основные признаки сакрального (внешний принудительный

характер, требование уважения, недопустимость нарушения правил).

Сакральное же — продукт особого ритуального взаимодействия

в сообществах. В интеллектуальной деятельности в роли таких

ритуалов выступают лекции, доклады, диспуты, демонстрации данных,

критика и ответ на критику [Коллинз, 2002, гл. 1].

Сакральное, воспринятое индивидом в качестве собственной

установки (ценности, убеждения), будучи социальным продуктом, тем

не менее, обретает собственную принудительную силу и может

приводить даже к поступкам, направленным против интересов и

требований реального сообщества. Однако и при этом социальность не

исчезает, но трансформируется в ориентацию на воображаемое

идеальное сообщество («коалицию в разуме» по Коллинзу),

признающее правомерность действий в соответствии с правилами

сакрального (например, логическими законами).

Итак, социальная природа нормативности истин не является

несовместимой с наличием особой автономной логики получения этих