Метафизика бытия - Зенин Юрий Васильевич. Страница 54

Опыт N 304…Снилось, что нахожусь в вычислительном центре рядом с ЭВМ. Понял, что сплю. Для контроля просунул руки в стойку ЭВМ…

Опыт N 305…Снилось, что был в каком-то заводском помещении. Шёл по коридору и сожалел о том, что последний ОС был таким коротким. Потом подумал, что вот бы было здорово, если бы и сейчас я находился во сне. Только эта, абсурдная на первый взгляд, мысль пришла мне в голову, как я тут же понял, что сплю…

Ну и в заключении отвечу на вопрос, чем же всё-таки, на мой взгляд, ОС отличается от ВТО?

1. ОСы появляются из обычного сна со сновидениями, как правило, под утро. Человек просто начинает понимать, что видит сон, и обычное сновидение тут же превращается в осознанное. С ВТО не так. Классические ВТО (с сохранением сознания при засыпании) появляются всегда перед засыпанием, а не из сновидения. Как я уже писал, можно попасть в ВТО и из ОС или даже обычного сна, но сам процесс этого перехода существенно отличается от простого перехода обычного сновидения в осознанное. Достаточно упомянуть про фазы перехода, описанные мной выше.

2. ОС начинается там, где происходит действие сновидения, ВТО же в основном всегда со своей кровати и первое, что мы начинаем видеть в ВТО, так это своё тело или свою комнату. То есть в ВТО, к нам как бы приближается привычная нам реальность нашего окружения, в отличие от порой фантастического сюжета ОС.

3. В ОС тело сновидения играет второстепенную роль, и мы практически не чувствуем его. В ВТО, тело ВТО играет главенствующую роль и постоянно ощущается.

4. Тело сновидения в ОС свободно перемещается в различных направлениях, тело же ВТО имеет различные плотности, можно даже сказать — некий вес и, как следствие, ограничения на перемещения.

5. ОС обычно существенно длинней по продолжительности, чем ВТО. Это связано с тем, что в ВТО задействовано большее количество энергии.

ГЛАВА 7

Смысл жизни человека

На протяжении всей истории своего существования человеку не давал покоя вопрос о том, зачем он живёт на Земле? Есть ли какая-либо стратегическая цель его жизни, и чем жизнь человека, по большому счёту, отличается, например, от жизни обыкновенного животного? Предлагаю вместе с читателем тоже попытаться найти ответ на этот прямо скажем непростой вопрос, взяв за основу написанную Франком С.Л. в 1925 году книгу «Смысл жизни» [208], которая, на мой взгляд, актуальна как никогда именно сегодня. Итак, Франк пишет:

— Вопрос «о смысле жизни» волнует и мучает в глубине души каждого человека. Человек может на время, и даже на очень долгое время, совсем забыть о нём, погрузиться с головой или в будничные интересы сегодняшнего дня, в материальные заботы о сохранении жизни, о богатстве, довольстве и земных успехах, или в какие-либо сверх личные страсти и «дела» — в политику, борьбу партий и т. п., - но жизнь уже так устроена, что совсем и навсегда отмахнуться от него не может и самый тупой, заплывший жиром или духовно спящий человек: неустранимый факт приближения смерти и неизбежных ее предвестников — старения и болезней, факт отмирания, скоропреходящего исчезновения, погружения в невозвратное прошлое всей нашей земной жизни со всей иллюзорной значительностью ее интересов — этот факт есть для всякого человека грозное и неотвязное напоминание нерешенного, отложенного в сторону вопроса о смысле жизни. Этот вопрос — не «теоретический вопрос», не предмет праздной умственной игры; этот вопрос есть вопрос самой жизни, он так же страшен, и, собственно говоря, еще гораздо более страшен, чем при тяжкой нужде вопрос о куске хлеба для утоления голода. Поистине, это есть вопрос о хлебе, который бы напитал нас, и воде, которая утолила бы нашу жажду. Чехов описывает человека, который, всю жизнь живя будничными интересами в провинциальном городе, как все другие люди, лгал и притворялся, «играл роль» в «обществе», был занят «делами», погружен в мелкие интриги и заботы — и вдруг, неожиданно, однажды ночью, просыпается с тяжелым сердцебиением и в холодном поту. Что случилось? Случилось что-то ужасное — жизнь прошла, и жизни не было, потому что не было, и нет в ней смысла!

Самосознание, идентифицирующее человека как личность, как неповторимое уникальное «я», неумолимо шепчет ему, что он не животное. Он не такой, как они. У него должны быть какие-то иные цели жизни, хотя бы потому, что он, в отличие от тех же животных, способен мыслить и любить, творить и сопереживать. Разум дал ему способность различать, что есть плохо и что хорошо, что есть добро, а что есть зло. И ведь только человек понимает, что его жизнь на Земле скоротечна, что он, как и все, жившие до него когда-то, тоже умрёт. Может даже случиться и так, что он прекратит своё существование внезапно, в любой момент, попав, например, под автомобиль или став невинной жертвой каких-то непреодолимых обстоятельств. Так зачем же он тогда жил, и зачем жили те, кого уже нет среди нас? Почему человек периодически задаёт себе этот вопрос, и каждый ли из нас задаётся подобным вопросом?

— Русский человек [в отличие от типичного западноевропейского «буржуа»]страдает от бессмыслицы жизни. Он остро чувствует, что, если он просто «живет, как все» — ест, пьёт, женится, трудится для пропитания семьи, даже веселится обычными земными радостями, он живет в туманном, бессмысленном водовороте, как щепка уносится течением времени, и перед лицом неизбежного конца жизни не знает, для чего он жил на свете. Он всем существом своим ощущает, что нужно не «просто жить», а жить для чего-то. Но именно типичный русский интеллигент думает, что «жить для чего-то», значит жить для соучастия в каком-то великом общем деле, которое совершенствует мир и ведет его к конечному спасению. Он только не знает, в чем же заключается это единственное, общее всем людям дело, и в этом смысле спрашивает: «Что делать»?

Не находя ответа на этот «вопрос самой жизни», русский человек, со слов Франка: «Считает нужным отмахиваться от этого вопроса, прятаться от него и [он] находит величайшую жизненную мудрость в такой «страусовой политике»». Далее Франк продолжает:

— Этот прием воспитывания в себе и других забвения к самому важному, в конечном счете, единственно важному вопросу жизни определен, однако, не одной только «страусовой политикой», желанием закрыть глаза, чтобы не видеть страшной истины. По-видимому, умение «устраиваться в жизни», добывать жизненные блага, утверждать и расширять свою позицию в жизненной борьбе обратно пропорционально вниманию, уделяемому вопросу о «смысле жизни».

Есть хорошая русская пословица: «Гром не грянет — мужик не перекрестится». Задвигая на потом «вопрос жизни» человек всеми силами имитирует некую деятельность, которую уместнее бы было назвать просто «мышиной вознёй», ибо она не имеет никакого стратегического вектора и, в конечном счёте, всецело подчинена каким-то меркантильным тактическим интересам. Порой лишь только тогда, когда человека действительно и по-настоящему «прижмёт», он начинает более-менее задумываться над этим неудобным для него вопросом. Так, например, произошло и с нашей русской эмиграцией, в волну которой попал сам Франк. Он с горечью пишет:

— Легко было не задумываться над этим вопросом, когда жизнь, по крайней мере внешне видимая, текла ровно и гладко, когда — за вычетом относительно редких моментов трагических испытаний, казавшихся нам исключительными и ненормальными — жизнь являлась нам спокойной и устойчивой, когда у каждого из нас было наше естественное и разумное дело и, за множеством вопросов текущего дня, за множеством живых и важных для нас частных дел и вопросов, общий вопрос о жизни в ее целом только мерещился где-то в туманной дали и смутно-потаенно тревожил нас. Особенно в молодом возрасте, когда разрешение всех вопросов жизни предвидится в будущем, когда запас жизненных сил, требующих приложения, это приложение по большей части и находил, и условия жизни легко позволяли жить мечтами, — лишь немногие из нас остро и напряженно страдали от сознания бессмысленности жизни. Но не то теперь.