Christe eleison! - Корчажкин Алексей. Страница 9

II. Аидъ

И понялъ я, что жизнью мнѣ

Далось насытиться вполнѣ,

Но я былъ слѣпъ: не зная sла,

Его творилъ я безъ числа

И вожделѣнью потакалъ,

И просвѣщенья не алкалъ,

Чтобъ духъ возвысить, наконецъ,

Познать Начало и Конецъ.

Я признаю свою вину:

Хоть сладка гладному уму

Христа спасительная вѣсть,

Земнымъ усладамъ предпочесть

Не смогъ я тихій свѣтъ Христа,

Душа не стала въ Немъ чиста.

Глупецъ! Безумный рабъ страстей!

Я для возвышенныхъ идей

Былъ такъ возвышенно далёкъ

И былъ безумно одинокъ

Въ своёмъ стремленьѣ, и глаза

Надменно пялилъ въ небеса.

О Боже! Этотъ вѣкъ любя,

Я такъ далёкъ былъ отъ Тебя!

Я ненавидѣлъ sла порокъ,

И самъ къ себѣ я былъ жестокъ,

Души возжаждавъ чистоты.

Но я сгубилъ свои мечты!

Меня желаній пламя жгло,

Впустилъ я добровольно sло,

Sѣло что въ душу въѣлось мнѣ.

Теперь она подвластна тьмѣ.

Вези, вези меня, Харонъ!

Туда, гдѣ sла надменный тронъ

Надъ Бездной высится одинъ,

Гдѣ одинокій господинъ

Въ потокъ печальныхъ, мрачныхъ думъ

Свой погрузилъ заблудшій умъ.

Въ порокѣ сладкомъ, можетъ быть,

Забуду я, какъ жаждалъ жить.

Пристала къ берегу ладья.

Увѣренно на берегъ я

Ступилъ съ ладьи той, и теперь

Для жизни мнѣ закрыта дверь.

«Привѣтствую! Тебя я ждалъ», —

Печально падшій духъ сказалъ.

Я удивился: «Это ты,

Мой геній падшій пустоты!

Я не нарушилъ договоръ,

Себѣ я вынесъ приговоръ.

Я не сумѣлъ его порвать:

Страдалъ я – буду вѣкъ страдать

Въ забвеньѣ адскомъ – ты виной

Тому, что сдѣлалось со мной!»

И падшій духъ отвѣтилъ мнѣ:

«Я самъ страдаю въ томъ огнѣ!

Мнѣ надоѣла эта роль,

И душу мнѣ пронзаетъ боль.

Но обречёнъ теперь навѣкъ

Со мною, падшій человѣкъ,

Быть въ Безднѣ сей порочной ты,

И извращённой красоты

Сполна вкусишь ты, и во власть

Ея ты пожелаешь впасть.

Пойдёмъ, погибшій. Пусть твой умъ

Развѣется отъ мрачныхъ думъ».

И мы пошли, и плача гласъ

Я слышалъ всюду возлѣ насъ

И вопль погибшихъ, падшихъ душъ.

Обречены мы! Свѣта ужъ

Мы не увидимъ, и навѣкъ

Забылъ насъ Богочеловѣкъ.

Владыка тьмы – нашъ господинъ.

Надъ преисподней онъ одинъ

Всевластно правитъ. Передъ нимъ

Предсталъ я, sлобою томимъ.

«Привѣтствую тебя, герой!

Не ждалъ я встрѣтиться съ тобой!

Пади же!» – мнѣ онъ приказалъ.

Я усмѣхнулся. Не упалъ

Я предъ смердящимъ сатаной.

«Не бойся, духъ, объятый тьмой, —

Мнѣ голосъ сладостный жены

Сказалъ. – Мы всѣ обречены!

Деметры радостная дочь

Познала вѣковую ночь,

Объятій сладость и тепло,

Что даритъ міровое sло.

Душа, не бойся, можетъ быть,

Огонь желаній утолить

Мои служанки смогутъ. Ты

Не бойся падшей красоты.

Вкуси, познай, не будь же глупъ!

Ты наслаждайся жженьемъ губъ,

Грудей горячихъ красотой.

Сей соблазнительной мечтой

Не насладился ты бы тамъ,

Гдѣ жжетъ проклятый свѣтъ Христа».

И Персефона, наклонясь

Къ Аиду, въ ротъ ему впилась

Губами дикими. Вполнѣ

Она предалась сатанѣ.

И дивный, сладострастный гласъ

Въ волненьѣ бѣшеномъ тотчасъ

Услышалъ я: «О, мой герой!

Теперь я встрѣтилась съ тобой.

Мой рыцарь милый, я ждала

Тебя въ порочномъ мірѣ sла,

Сама порочна. Но любовь

Иную мнѣ укажетъ новь,

Небесной сдѣлаетъ меня.

Въ сіяньѣ солнечнаго дня

Сольёмся мы въ единый духъ.

Чтобъ огнь страсти не потухъ,

Я буду вѣкъ тебя ласкать,

Возлюбленною будешь звать

Ты Афродиту. Ты забудь

Весь свой земной минувшій путь.

Люби, мой другъ, не будь же глупъ!

Моихъ вкусить прекрасныхъ губъ

Желали многіе. Но ты

Вкуси желанной красоты!»

Дѣвица руку на плечо

Мнѣ уронила. Горячо

Огнёмъ мнѣ шею обожгло:

То соблазнительное sло

Её лобзало. Только вдругъ

Освободился я отъ мукъ

На мигъ – и чудный ясный свѣтъ

Явилъ мнѣ дивный силуэтъ.

Она спала. Ея едва

Дрожали губы, и слова

Мои не слышала она,

Въ забвеньѣ утопая сна:

«Ты спишь, безпечная. Во снѣ

Ты улыбаешься. Но мнѣ

Не зрѣть небесной красоты

Души прекрасные цвѣты

Мнѣ не сорвать. Но всё жъ позволь

Излить тебѣ печаль и боль.

Хоть въ адъ я ввергнутъ, силъ лишёнъ,

Но тихо въ твой безпечный сонъ

Безликой тѣнью я войду,

Безумный, словно бы въ бреду.

Но ты не бойся, ангелъ мой.

Безликой тѣнію слѣпой

Увижу я въ послѣдній разъ

Сіяніе небесныхъ глазъ.

О Ѳеотима! Ты прости,

Не сохранилъ я на пути

То знанье, что стяжалъ съ трудомъ.

Я не войду въ небесный домъ.

Изъ царства тьмы въ твой чудный свѣтъ

Я принесу тебѣ букетъ

Изъ асфоделій. Лишь Аидъ

Ихъ сохранилъ прекрасный видъ.

Души твоей въ нихъ ароматъ

И тонкій, ядовитый смрадъ,

Какъ будто тѣло въ тишинѣ

При блѣдной, мертвенной лунѣ

Смердя безжизненно лежитъ.

Мы всѣ умрёмъ. Не избѣжитъ

Никто сей участи, но ты

Уйдёшь въ рай дивной красоты,

Куда къ тебѣ я не приду.

Безумный! Въ видимомъ аду

Навѣкъ я заперъ самъ себя,

Но буду вѣчно жить, любя

Тебя въ безумнѣйшемъ огнѣ.

И ты не вспомнишь обо мнѣ».

«Въ чёмъ дѣло, милый? Что съ тобой? —

Дѣвица молвила. – Ты мой!

Забудь о томъ, кого любилъ.

И сладостный любовный пылъ

Ты подари мнѣ». Sлобно: «Нѣтъ!» —

Проскрежеталъ я ей въ отвѣтъ.

Я оттолкнулъ её. Тотчасъ

Услышалъ я ужасный гласъ:

«Ты зря отвергъ её. Меня

Лишилъ ты сладкаго огня».

«Кто ты?» – спросилъ я. Страшный sмѣй

Шипя, отвѣтилъ: «Асмодей.

Любовь и ревность – всё во мнѣ

Перемѣшалось. Сатанѣ

Не испытать всей глубины

Блаженства, sлобы… и вины.

Лишь мнѣ доступно это. Но

Пора тебѣ бы знать давно:

Изъ темноты шелъ тщетно ты.

Ты здѣсь, средь адской пустоты!

Забудь о жизни. Пусть Ѳанатъ

Тебѣ внушитъ забвенья хладъ».

И демонъ съ огненнымъ мечомъ

Предсталъ предъ мною, и въ плечо

Онъ мнѣ оружіе вонзилъ.

И я упалъ, лишившись силъ.

Очнулся. Вижу: въ облакахъ

Лечу я, и несётъ въ рукахъ

Меня мой призракъ безъ лица.

Святаго райскаго вѣнца

Не заслужилъ я, но небесъ

Достоинъ я вкусить и здѣсь.

Здѣсь – вѣчно меркнущій закатъ,

И былъ я несказанно радъ

Въ печали помнить о быломъ.

Теперь же я, плѣненный sломъ,

Погибъ. Такъ пусть же свысока

Глядятъ, какъ канулъ на вѣка

Я въ бездну ада! «Ты теперь

Готовься, другъ! Открыта дверь

Намъ въ бездну боли. Пусть же рвётъ

Твоё сознанье острый лёдъ!» —

Сказалъ носитель мой, и вмигъ

Съ небесъ низвергъ меня – и крикъ

Услышалъ дикій я, и смѣхъ,

И гласъ, что звалъ меня на грѣхъ,

Sѣло смердя до тошноты:

То мерзость падшей красоты

Звала меня, звала къ себѣ.

Но въ вожделѣющей мольбѣ

Не похоть я узрѣлъ, но страхъ:

Онъ отражался въ ихъ глазахъ,

Безумныхъ. Снова плачъ дѣтей —

Крикъ – тишина – и хрустъ костей —

И снова ламій жалкій смѣхъ:

Огромный на виду у всѣхъ

Стоялъ изъ мѣди исполинъ,

Огнёмъ безжалостнымъ палимъ,

Онъ длинный вытянулъ языкъ,

На нёмъ – младенецъ. Дикій крикъ

Раздался вновь, съ нимъ – ламій плачъ

И смѣхъ. И снова съѣлъ палачъ

Младенца бѣднаго. Ну вотъ

Для ламій вновь насталъ черёдъ

Рожать младенцевъ въ эту пасть,

Въ которой суждено пропасть

Несчастнымъ. «Человѣче, знай,

Для тѣхъ убійцъ не нуженъ рай.

Ваалъ – любовникъ ихъ. Ему

Онѣ рожаютъ, чтобъ во тьму

Дѣтей низвергнуть. Но забыть

Не смогутъ, кто не смогъ любить,

Утробы рвущейся и крикъ,

И боль, и какъ умолкла вмигъ

Душа живая, отлетѣвъ,

Пуста, едва простить успѣвъ

Свободу, прежде чѣмъ свой вѣкъ,

Родившись, отжилъ человѣкъ.

И съ гнѣвомъ я взглянулъ на нихъ,

И, не нашедши словъ людскихъ,

Взревѣлъ отъ боли я – огонь

Изшелъ изъ устъ моихъ, и стонъ

Я, обезсилѣнный, издалъ:

«О Боже! Какъ же я усталъ!

Проклятый демонъ! Ты скорѣй

Неси меня отъ тѣхъ людей,

Бездушныхъ, смрадныхъ! Тяжело.

Я ненавижу это sло».

И я заплакалъ. Вдругъ одна

Отъ ламій мерзостныхъ жена

Отъединилась и со мной

Заговорила: «Милый мой!

Тебя я помню. Можетъ быть

Меня сумѣлъ ты сохранить

Въ болящемъ сердцѣ. Ты меня

Желалъ избавить отъ огня

И ко Христу вести. Не смогъ

Ты свѣтъ нести для той, чей богъ

Лишь похоть сладкая. Найти

Я не смогла Его въ пути,

Грѣхомъ объятая кругомъ.

Ты звалъ меня. Въ забвеньѣ томъ

Желала я, безъ словъ звала

Тебя въ любовники. Была

Я вдвое старше, и увлечь

Я не смогла тебя, чтобъ лечь

Со мной рѣшилъ ты: ты желалъ,

Чтобъ духъ мой падшій не пропалъ.

Моихъ здѣсь трое. На языкъ

Ваалу ихъ кладу – и крикъ

Я ненавистный слышу. Мнѣ

Они являются во снѣ.

И я зову ихъ. Удержать

Я не могу ихъ, и опять

Кричатъ они, меня зовутъ,

Чисты, рождённые чрезъ блудъ.

Прошу, найди, гдѣ Радамантъ!

Скажи ему, что этотъ адъ

Невыносимъ! Спроси ты мнѣ

Здѣсь мѣсто лёгкое вполнѣ».

Я оттолкнулъ её. «Мой другъ,

Красивѣй я найду подругъ

Тебѣ для жалости. Пойдёмъ.

Среди тѣней мы здѣсь найдёмъ

Лаиду-гетеру. Она

Теперь скучаетъ и одна», —

Промолвилъ демонъ. Съ нимъ вдвоёмъ

Пришли мы, зримъ – стеклянный домъ,

А въ нёмъ – старушка, больно ей

Въ зерцалахъ зрѣть теченье дней.

«О Афродита! Ты бъ могла

Разрушить эти зеркала.

Я не хочу себя такой,

Какою стала: старой, sлой —

Въ нихъ болѣ видѣть. Молодой,

Дѣвицей вѣтреной былой,

Ужъ не могу: разрушенъ цвѣтъ!» —

Она стенала. Ей въ отвѣтъ

Промолвилъ демонъ: «Ты въ огнѣ

Томишься на потѣху мнѣ».

И мнѣ зерцало показалъ,

Я къ удивленью увидалъ

Красотку въ зеркалѣ. И я

Ей соблазнился не тая.

Но въ гнѣвѣ я разбилъ стекло.

«Пойдёмъ скорѣй! Иное sло

Я покажу тебѣ, мой другъ», —

Сказалъ онъ. Очутились вдругъ

Мы предъ Танталомъ. Сына онъ

Убилъ когда-то. Поражёнъ

Онъ наказаніемъ: вода

Кругомъ и вкусная ѣда,

Но жажду чрева утолить

Не можетъ онъ: иллюзій нить

Нещадно рвётся, лишь едва

Его къ вкушенью голова

Нагнётся въ жаждѣ. И утёсъ

Стоялъ предъ нимъ, и камень нёсъ

Сизифъ на верхъ горы. Уменъ,

Боговъ хитрѣе падшихъ онъ

Когда-то былъ. Теперь пустой

Онъ выполняетъ трудъ простой.

Я крикнулъ: «Стой! Напрасно силъ

Ты не расходуй. Что просилъ

Не получилъ ты. Смерть сама

Ты думалъ, выживъ изъ ума,

Была обманута. Но ты

Теперь въ аду средь пустоты

Тяжёлый камень обречёнъ

Катить наверхъ. Напрасно онъ

Тобой подъемлется: опять,

Гляди, онъ падаетъ. Лежать

Онъ будетъ вѣчно у горы,

И сей мучительной игры

Ты не окончишь никогда».

«Невѣрно! Скоро навсегда

Я завершу сей тяжкій трудъ.

И болѣе не буду тутъ,

Тяжёлый камень водрузивъ», —

Печально мнѣ сказалъ Сизифъ.

«О Проклятый! Зачѣмъ, скажи,

Мнѣ видѣть правду въ мірѣ лжи?

Оставь меня! Слѣпая тѣнь,

Не различая ночь и день,

Бродить я буду среди скалъ.

Христосъ мой! Какъ же я усталъ!

И демонъ sлобный не уймётъ

Огонь въ груди, что сердце жжётъ.

Дай мнѣ забыться въ страшномъ снѣ!

Дай избавленья, Боже, мнѣ!» —

Я крикнулъ. Демонъ задрожалъ.

«Не слышитъ Тотъ, Кого ты звалъ!» —

Онъ мнѣ отвѣтилъ. Въ немъ теперь

Глаголалъ человѣкоsвѣрь.

Я звалъ Спасителя – и вдругъ

Увидѣлъ я изъ свѣта кругъ,

И въ нёмъ былъ Кроносъ, Радамантъ

Былъ съ нимъ. «Войди ты въ этотъ адъ!

Христосъ! Услышь въ который разъ

Изъ Бездны нашъ ничтожный гласъ!

Мольбѣ печальной сей внемли,

И грѣшныхъ думъ не помяни,

Спаси погибшихъ! Божій Свѣтъ

Пусть приметъ насъ въ Святой Завѣтъ

И насъ спасётъ. Вѣдь тяжко тамъ,

Гдѣ ненавистенъ Свѣтъ Христа», —

Они взывали такъ. Харонъ

Къ нимъ подошёлъ, и мрачно онъ

На свѣтъ глядѣть сталъ, и слеза

Омыла демона глаза.