От сокровищ моих - Михалевич Прот. Савва. Страница 1

Савва Михалевич

ОТ СОКРОВИЩ МОИХ

В АЛЬПИЙСКИХ ЛУГАХ

К вечеру туман, окутавший вершины гор, сполз к их подножию и закрыл всю прекрасную панораму, открывавшуюся из окон нашего отеля: поросшие буком склоны и бегущую по камням прозрачную речку Сутьеску, сыгравшую, как и многие подобные ей бурные балканские горные реки роковую роль для немцев во время 2 мировой войны. Под грохот ее Водопадов югославские партизаны беспрепятственно продвигались вплотную к вражеским позициям и громили противника в упор. К концу войны берега Сутьески были усеяны костями, как вражескими, так и партизанскими. Об этом рассказывает моя тетушка Соня, участница событий. Именно ей пришлось вместе с другими молодыми медсестрами собирать и погребать эти останки. На минуту ее оживленное доброе лицо затуманивается, но тут же принимает прежнее выражение: она с улыбкой следит за моими сборами. Завтра с утра мы идем в горы за насекомыми. Тетушка моя энтомолог и ведет многолетние наблюдения за энтомофауной горного массива с неудобопроизносимым для русского человека названием Тьентиште, в сердце Боснии. Я набиваю свой рюкзак различными необходимыми предметами: сачками, банками-морилками для насекомых, тетрадями для записей, коробочками для будущей добычи, посудой и едой, ведь обедать мы будем где-нибудь высоко наверху, и проч. Беспокоит лишь туман- вдруг он завтра не разойдется? Однако мои опасения напрасны. Утро ясное и солнечное. Косматые облака медленно, словно против воли, ползут наверх к вершинам гор, открывая взору буковые заросли и выше по склону темно-лиловые пихтачи. За завтраком я рассматриваю приехавшего вчера в отель охотника. Он одет в красивый зеленый костюм с бахромой, как у голливудских трапперов. На ногах гозерицы – специальные горные ботинки на толстой подошве. Тирольская шляпа с пером лежит подле него на столе, а руки торопливо орудуют ножом и вилкой. Видно охотнику невтерпеж, как и мне – хочется вырваться на волю в горы. Вот он покончил с едой, спешит в свой номер и через минуту выходит на улицу к машине, неся удобный кожаный футляр с ружьем. Вокруг него радостно скачет красавец пойнтер, радостно помахивая своим прутом. Я вижу в окно, как хозяин с собакой усаживаются, наконец в свой «мерседес» и уезжают. Почему-то вспоминается знакомый дед Федор, там, в России, в драной ушанке, телогрейке и заплатанных валенках, с «тулкой» за плечами. В сопровождении лохматой черной лайки Жучка он ходит промышлять белку. Я пытаюсь представить деда Федора в тирольской шапочке и гозерицах и нахожу подобное сочетание совершенно невозможным. Единственно, что связывает два эти персонажа – охотничья страсть. В охотничью пору дед тоже забывает о еде и питье.

Нам подают вкусный горячий завтрак. Вещи уже собраны и мы после трапезы немедленно выступаем. Сначала надо пройти по шоссе пару километров, затем повернуть и лезть наверх. Шоссе проложено вдоль Сутьески, повторяя все изгибы реки. Прозрачная вода бежит с шумом, переворачивая камни. Машин почти не встречается. Время от времени попадаются верховые- местные крестьяне. По обычаю они обязательно здороваются даже с незнакомыми. Маленькие боснийские горные лошадки бойко стучат копытами по асфальту. Тяжелые громоздкие седла на деревянной основе закрывают пол спины животных. Из-под седла выглядывает пестрый красочный ковер, служащий чепраком. Крестьяне, как правило, одеты в национальную одежду: баранью шапку, кожаную безрукавку и штаны с мотней. Женщины в шароварах, если это мусульманки или в длинных платьях, если сербки.

Мы проходим мимо длинного каменного дома, покрытого дранкой. Дом в полном порядке, все цело. Рядом выстроены сарай и хлев. Все окна со стеклами, но никто здесь не живет. Двор зарос травой, яблони раскинули ветви, отягощенные плодами, но никто их не собирает. Почему-то мне становится жутко, я перевожу взгляд под ноги и вдруг замечаю оброненную кем-то спелую сливу и вцепившихся в нее трех жуков с устрашающими челюстями. Подаю находку тетушке. Она кивает головой и называет жуков по латыни. Многих русских названий насекомых она не знает, т. к. училась в Сараево, да возможно их нет вовсе, а только латинские. Один жук до того вгрызся в сливу, что снаружи остался лишь кончик брюшка. Первая добыча!

Сворачиваем и начинаем подъем. Нас обступает сырой и мрачноватый буковый лес. Рубки здесь запрещены, поэтому старые деревья полностью одряхлев, падают сами и постепенно гниют, давая жизнь различным грибам, лишайникам и прочим паразитам. На одном таком стволе замечаю довольно редкого жука дровосека Rozalia alpina с серыми в полоску крыльями и длинными усами. Дровосек- наша вторая добыча. Над небольшой лужайкой кружатся бабочки с прозрачными крыльями. «Аполлоны?» – спрашиваю тетушку. «Нет, Parnasius mntmozine. Они родственны аполлонам и похожи на них, только аполлоны крупнее и красивее» – отвечает она, и тут немного в стороне я замечаю настоящего аполлона с красными глазками на таких же прозрачных крыльях. Хватаю сачок и опрометью несусь за бабочками. Удача улыбается мне: и аполлон и его «родственник» присоединяются к коллекции. Вдруг тетя Соня останавливается и начинает пристально вглядываться в густой кустарник перед нами. Слежу за ее взглядом и замечаю среди листвы какое-то движение. Не сразу соображаю, что это шевелится ухо косули, неподвижно замершей в 20 шагах от нас и частично скрытой зелеными ветвями. Секунда и зверь исчезает, только треск сучьев раздается выше по склону.

За буковым лесом начинается зона хвойных деревьев. Высокие и пушистые пихты наполняют воздух благоуханием смолы. Теперь аромат хвои всегда напоминает мне счастливые дни детства и наши с тетушкой походы. Недовольный нашим появлением канюк поднимается над деревьями с резкими криками.

Выше пихт идет зона альпийских лугов. Собственно, эти луга конечная цель нашего похода, потому что здесь насекомых больше всего. Изумрудная трава по пояс, море света, волна ароматов, сказочная палитра цветов, стрекотание, жужжание бесчисленных членистоногих. Больше всего кузнечиков. Они все разные: крупные зеленые с мощными челюстями и длинными крыльями, более мелкие пестрые зелено-бело-красные с вздутиями на концах передних лапок, словно боксерские перчатки надели, их так и зовут «боксеры», громадные толстые увальни, практически бескрылые, издающие редкое и тихое стрекотание, напоминающее звук ходиков, и множество иных.

Вот тут я задал тетушке работу! Носился по лугу и размахивал сачком. Скоро все морилки, все пакетики и коробочки заполнились добычей. Тетя стремительно строчила в свой блокнот, еле успевая отвечать на мои вопросы: «А это кто? А это? «Потом мы закусывали на берегу прозрачного ледяного ручья, в воды которого в поисках добычи то и дело ныряли бесстрашные оляпки. Как замечательно развести густой апельсиновый сироп студеной родниковой водой! Так бы и пил без конца! Тетя обрабатывает свои находки, а я лежу и смотрю на облака, которые медленно подтягиваются к скалистым горным вершинам, бросая тень на редкие пятна снега, уцелевшего под летними солнечными лучами и на пару беркутов, лениво парящих над ущельем. Благодать в природе, благодать в душе. Хорошо! Где вы безмятежные радостные дни моего счастливого детства!

МОИ ЗНАКОМЦЫ И ПИТОМЦЫ

Как и многие дети, я с детства мечтал о собаке. И как многим и многим неудачливым любителям живности, близкие не шли навстречу моим пожеланиям, по крайней мере до поры до времени. Мы жили в коммунальной квартире, где кроме нас ютилось ещё две семьи и содержание домашнего питомца вызывало большие трудности. Всё же, моё желание исполнилось, когда я достиг 12-летнего возраста и смог самостоятельно заботиться о подопечном, но до этого пришлось довольствоваться содержанием всяких мелких зверьков и, конечно, птиц.

Первую живность я завёл в пятилетнем возрасте. В то лето мы гостили у маминой подруги тёти Оли в Ташкенте. Её муж дядя Гриша принёс мне в ящичке птичку, которую поймал возле своего гаража. Это был птенец скворца, оказавшийся очень прожорливым. Он лопал всё, что ему давали: мочёный хлеб, творог, виноград. Около меня не оказалось сведущего в орнитологии человека и вскоре стало понятно, что с птичьим рационом не всё в порядке, потому что у птенца под хвостом сильно грязнились перья – явный признак неправильного пищеварения. Я был слишком мал, чтобы обратить на это внимание, а взрослые совершенно неопытны в сложном деле содержания птиц. Когда пришло время отъезда, скворчонок отправился с нами в Москву в новом чистом ящичке. При проверке билетов перед отправлением поезда Ташкент – Москва контролёр-узбек оштрафовал мою маму за безбилетный проезд «животного», милостиво не задержав внимания на нашей соседке-узбечке, не купившей билет для своей восьмилетней дочери.